Но самому Виктору не спалось, он думал о мальчике:
– Что же там у него в душе творится, в совсем еще неокрепшей душе. А он уже столько пережить успел. И только за сегодняшний вечер, а ведь он говорит, что это уже было, а может и не раз. Утром я, конечно, отведу его в садик, но отдадут ли мне его вечером неизвестно, нужно бы в полицию забежать Да телефон их взять, уж если они мне его поручили, пусть тогда и в садике подстрахуют.
Сон вскоре все же сморил его.
Утром они оба пошли гулять с Рэмом, Виктор доверил Глебу поводок, а намордником он пользовался редко. Он просто отпускал его побегать, но только там, где было безлюдно. Так они сделали и сегодня, но теперь с Рэмом бегал и Глеб. Он немного ожил и разговаривал с ним, сам же отвечая на те вопросы, что задавал собаке. Виктор почему-то был счастлив этим утром, видно его одиночество не шло ему на пользу. А сейчас у него дома так здорово. Вернулись они быстро, ведь надо было выйти пораньше, чтобы отвезти Глеба в сад и не опоздать на работу, ведь в садике наверняка нужно будет обрисовать ситуацию, в которой оказался мальчик, а это займет некоторое время.
– Правда если я опоздаю ничего страшного не будет, начальство у нас на это лояльно смотрит, лишь бы все работали на совесть.
Попив чай с вафельным тортиком они отправились в садик. Воспитательница, женщина возрасте, с удивлением посмотрела на Виктора:
– Вы кто?
– Я сосед, – ответил он и подумал, – по большому счету это в принципе так и есть, я же недалеко от них живу.
Он начал объяснять:
– Маму Глеба вчера вечером забрали в больницу, что с ней не знаю, но получилось так, что она поручила мальчика мне. Скажите, мне его вечером отдадут, ведь насколько я помню, вечером будет кто-то другой вместо вас?
– Да будет другая воспитательница, я ей передам. Сегодня мы вам вечером, конечно, его отдадим. Но у нас обязательно должен быть документ, где должна быть ваша фамилия, сами понимаете на нас ответственность за всех детей лежит.
– Конечно, конечно, – произнес Виктор и, распрощавшись с ней, пошел на работу.
И даже не опоздал, решив, что и завтра они выйдут из дома в то же самое время. А вечером никакого документа у него, конечно же, не было он пришел за Глебом, когда детей осталось двое: Глеб и какая-то девочка.
– Извините, – сказал он уже другой воспитательнице, помоложе, – но мама Глеба в таком состоянии что…
– Я в курсе того, что произошло вчера у них дома, – перебила его воспитательница, – я живу с ними в одном доме, об этом уже почти весь дом знает, – и спросила, – вы на самом деле кем ему приходитесь?
– Вообще-то никто, но так как я живу в двадцать третьем доме, то в принципе, как я и говорил второй вашей воспитательнице, сосед, – засмеялся Виктор. Но меня сама полиция уполномочила приглядеть за Глебом, мы бы конечно могли пойти в полицию сейчас и все решить, Но хотели сначала попасть в больницу. Я только с работы, но вы же мне его отдадите?
– Отдам, конечно, Но вы все же покажите мне ваш паспорт, и я запишу ваши паспортные данные.
– Да, конечно, – Виктор показал ей паспорт, – ой, вы его сфотографируете, да и все.
Она так и сделала.
В больнице им разрешили зайти в палату матери Глеба, а про бабушку почему-то вообще ничего не сказали. И вот они заходят в палату, Виктор спросил: Глеб, где мама-то?
Тот растерянно оглянулся. Тут Виктор увидел, что женщина с перебинтованным лицом шевелит губами, наверное, она, – подумал он и неуверенно направился в ее сторону: правая рука у нее была в гипсе, а на второй два пальца были забинтованы, и он понял, что он не ошибся. Они подошли к ней, и видно только по глазам Глеб узнал мать и тут же расплакался. у женщины тоже выступили слезы:
– Сынок, сынок, – шептала она, – прости меня за то, что я тебя не послушалась.
– Мама, тебе больно? – тоже шепотом спросил Глеб.
– Нет уже не больно, – но Виктору было видно, что она обманывает его.
– А где же бабушка, почему ее здесь нет?
В другом отделении лежит, и я не знаю даже в какой она палате.
И она, наконец, обратилась к Виктору:
– А вы кто такой?
Меня зовут Виктор и полиция мне доверила вчера вашего сына, – но мне обязательно нужен какой-нибудь документ в садик.
– Я не могу вам ничего написать, у меня правая рука в гипсе А на левой два пальца сильно порезаны, и она показала забинтованные пальцы, – я за лезвие ножа бралась, – спокойно сказала она, как будто это было в порядке вещей, зато у Виктора от ее слов по телу пробежала дрожь, и он представив, как лезвие ножа резало ее руку, встряхнул головой, словно отгоняя от себя это жуткое видение.
– Вы наговорите мне это на телефон, ведь от меня завтра ждут бумажку. А я вам сообщаю, что согласен до вашего выздоровления приглядывать за Глебом, не отдавать же его в казенное учреждение. Вы сейчас мне наговорите, а потом я вас сфотографирую, правда не представляю узнают ли они вас. Ну на всякий случай скажите, что вы мне полностью доверяете А я вам сейчас на ваш телефон перекину свой паспорт. Так телефон у меня с собой нету дома остался.
– Вот ведь незадача какая. Ну ладно завтра принять они его все равно примут, в течение дня схожу в полицию и все выясню думаю, что они мне помогут. Скажите, а как ваша мама? – участливо спросил Виктор.
– Это его мама, – с горечью сказала женщина.
– Он бил свою мать?
– Еще как, это же зверь, настоящий зверь, только я поздно это поняла, но про нее мне пока ничего не сказали, однако последние три дня она совсем плохая была, боюсь как бы с ней ничего не случилось.
– Я постараюсь узнать, только скажите, как бабушкина фамилия.
Женщина назвала имя и фамилию бабушки, и сказала в каком отделении она лежит.
– А вас как зовут, должен же я к вам как-то обращаться?
– Агния, – сказала она.
– О какое красивое имя, но пока мы прощаемся с вами, Агния, но я скоро вернусь.
В отделении, где лежала бабушка Глеба, врач Виктору сообщил, что женщина в тяжелом состоянии, она только сегодня пришла в себя и рассказала, что ее избили. А ведь она до этого перенесла инсульт, но чтобы так избить, нужно было бить не менее часа.
Тут Виктор прикинул, что время от встречи с Глебом и до появления полиции составило не менее трех часов, правда он не знал сколько времени Глеб сидел на лавочке, поэтому Виктор ответил врачу:
– Да, не менее трех часов по моим подсчетам.
– Ну это же изверг какой-то был, – изумленно воскликнул врач.
– Их было трое, один из них ее родной сын.
– Да не выдумывайте, – укорил его врач.
– Это подтвердила его также избитая лежащая сейчас в травматологическом отделении жена. Но самое страшное то, что эти три взрослых здоровых мужика били двоих женщин в абсолютно трезвом состоянии.
– Значит там чтобы было что-то другое – предположил врач.
– Не думаю, я видел момент ареста, они выглядели так же, как сейчас мы.
– Они что, маньяки?
– Не знаю, но следствие пока только началось. Скажите, чем я могу помочь вашей пациентке.
– Нам нужны ее документы, ну знаете какие.
– Да я постараюсь, но не обещаю, я вряд ли могу зайти в квартиру, она ведь опечатана, к тому же я абсолютно чужой человек но в полицию схожу и спрошу как быть в этом случае.
Прошло три дня. Виктор блаженствовал, прогулки с Рэмом и Глебом стали растягиваться на полчаса дольше утром, и на час вечером, а объятия Глеба два раза в день в садике утром при расставании, и вечером при встрече, доставляли ему неизъяснимое удовольствие. Все проблемы, возникшие в садике и в больнице, Виктор решил, попав в квартиру Глеба. Там был полный разгром, эти подлецы почему-то особо “порезвились” в комнате бабушки. И он решил навести там порядок до выписки хозяек. И в выходные дни они занялись этим вопросом, опять же по согласованию с полицией.
Вот в период этой уборки Глеб наконец-то решил выяснить мучивший его вопрос:
– Дядя Витя, а почему вы хромаете?
И он постарался покороче объяснить ему это. В его глазах при этом он читал восторженное удивление.
А вечером, вернувшись домой, поужинав и уложив Глеба спать он без сна лежал в постели и вспоминал:
Поступить в военное училище он мечтал с самого раннего детства. И ныне покойные родители и все остальные были твердо уверены, что именно так он и сделает.
Да и он был уверен, поэтому легко поступил в военное училище связи, попал он на Кавказ, а через год женился, но жене не нравились ни его бесконечная работа, ведь выходных практически у него не было. Не нравилось ей жизнь на Кавказе, к тому же год от года ее неприятие работы мужа, приводило к тому, что рождение ребенка, которого так хотел Виктор, она откладывала, обосновывая это тем, что в их жизни нет стабильности. А однажды сказала, что уходит от него, и, за неделю собравшись, уехала.
Виктор тяжело переживал развод, попросил перевести его куда-нибудь, вот только на новом месте и получил он сразу ранение, после которого его и комиссовали. И остался он один, правда работал он в хорошем месте, и, можно сказать, по профессии. Да и зарабатывал он неплохо, но одиночество угнетало его. А семьи так больше и не получилось, он так и не понял почему.
– Скорее всего от моей некоммуникабельности, я ведь всегда был стеснительным в общении, с самого детства, – объяснял он своим друзьям.
Это это скорее всего и привело его с холостяцкому аскетизму.
И вот Глеб, как бы, вывел его из длительной “спячки” своим присутствием скрашивая его одиночество, и разрушая ту установившуюся жизнь, что он вел до знакомства с ним. Он даже каким-то удивительным образом заставил его общаться с сестрой, которую он не видел почти три года, то есть со дня смерти родителей, которые умерли один за одним. Нет, они не ссорились, но и не общались.
– Эх ты, дядя Витя, у тебя есть сестра, а ты ей даже не звонишь А у меня вот никакой сестры нет, и брата нет. А теперь уже и не будет, ведь моего отца теперь в тюрьму посадят, да?
– Вероятно, – уклончиво отвечал Виктор, весь один из обвиняемых был сыном какого-то влиятельного человека в городе.
Тот уже навещал мать и бабушку в больнице. Носили им передачки, но разговаривать им с больными не разрешали.
Бабу Тоню вот-вот должны были выписать, она уже ходить могла, правда только по необходимости, ведь в больнице ухаживать за ней было некому, но она понимала, что и дома придется снова учиться ходить, ведь сноха сразу выйдет на работу и вряд ли будет уделять ей много внимания, правда у нее была еще дочь, но она жила очень далеко.
У нее было трое детей, и даже сейчас она не могла к ней приехать, так как младшему внуку было всего семь месяцев, Но узнав, что у них произошло, она посоветовала матери разменять ее трехкомнатную квартиру на однокомнатную и двухкомнатную, объяснив это тем, что брат все равно вернется к ним, и не даст нормально жить, уж лучше выделить его долю отдельно.
Мои дорогие читатели, успехов вам и всех благ! Жду ваших
отзывов и лайков.
А еще предлагаю вашему вниманию другие рассказы: