3. МУЖЕСТВО
С каждым днём из осаждённого Севастополя всё дальше уходила весна. Крымское солнце всё жарче пригревало землю, воздух становился знойным и удушливым, и только в тени можно было чувствовать себя легко. Вечером же, когда спадал зной, всё затихало. Бойцы дивизиона, уставшие, засыпали сразу.
А в штабе дивизиона подводили итоги прошедшего дня. Только что стало известно, что немцы подтянули в направлении Бельбекской долины большое количество артиллерии, миномётов и танков. Самолёты с воздуха бомбили не переставая.
7 июня гитлеровцы в третий раз перешли в наступление на Севастополь. Командующий оборонительным районом генерал-лейтенант Петров приказал прибыть к рассвету в район боевых действий и произвести залп по скоплению вражеских войск.
В ту памятную ночь мне не спалось. Было душно. Я вышел на крыльцо. Ко мне подошёл разведчик Тюлькин, попросил на закрутку табака, зная, что курево у меня есть всегда. Он закурил, и мы стали всматриваться в темноту. В стороне от Северной бухты были видны вспышки и сигналы летающих ракет. К нам подошёл командир разведки Емельянов. Мне он приказал заводить машину, а Тюлькину – будить товарищей. Мы выехали на передовую. Когда приблизились к Инкерману, услышали звуки сильного боя. Сидевший со мной командир разведки был хмур и неразговорчив. По дороге он сказал, что немцы пошли в третье наступление на Севастополь. Они открыли по всему 20-километровому фронту мощный огонь. Не прекращала наносить бомбовые удары и авиация. Так продолжалось до 6 июня 1942 года. Дивизионная разведка докладывала, что немцы готовятся к мощному штурму на город, особенно на участке 172-й дивизии, куда мы и направлялись.
Майор Куш-Жарко беспокоился, сумеет ли его дивизион сдержать наступление немцев своим огнём. Всегда спокойный, сейчас он преобразился. Все команды отдавал чётко, кратко, громким отрывистым голосом. Один залп, другой... Зелёная Бельбекская долина покрылась серыми немецкими трупами.
Только через 30 лет нам стали известны результаты этих залпов. Убитыми было около тысячи гитлеровцев, пятьдесят вражеских танков и самоходных орудий.
На Корабельную дивизион больше не вернулся.
С 20 июня 1942 года начал ощущаться недостаток реактивных снарядов, которые изготовляли на Большой земле, а прорваться в осаждённый Севастополь было очень трудно. Иногда это удавалось самоходным лодкам или быстроходным катерам. Но полностью восполнить нехватку снарядов они не могли. Сложнее с каждым днём становилось маневрировать дивизиону после залпов. Часто машины не успевали далеко отъехать и попадали под обстрел вражеской авиации. 25 июня под Балаклавой мы попали под миномётно-артиллерийский обстрел. Одна неприятельская мина разорвалась у лежащих на земле реактивных снарядов, приготовленных для следующего залпа. От взрыва ракеты сдетонировали и стали вертеться по земле, а затем последовал мощный взрыв. От зажигательных осколков загорелась первая установка батареи, за ней – вторая. Расчёты бросились тушить пламя на установках.
Первым погиб Костя Нажмуров. К убитому товарищу подбежал Андрей Дроздов. Увидев безжизненное тело, крикнул:
– Убит Нажмуров!
И сам почувствовал, как ударило по правой руке. Левой рукой схватился за рукав – он был пуст.
Как было ни опасно находиться возле установок, ни один из бойцов не отошёл от них. Все машины были потушены.
Артиллерийский обстрел немного стих, но ребята не радовались этому. Командир дивизиона приказал раненого Дроздова отправить в госпиталь, а тело убитого Кости Нажмурова положить под спарки. Вечером Костю похоронили. Мне особенно тяжело было с ним расставаться – Костю я считал своим другом. Он был любимцем дивизиона, полный юмора, веселил товарищей на привалах, и никто на него никогда не обижался. Познакомились мы с ним в военкомате, с самого начала служили вместе. Стоя у могилы друга, я вспомнил, как Костя во время отступления помог мне переправиться через речку. Моя машина застряла. Все проезжали мимо, а он остановился и помог отбуксировать машину в безопасное место.
25 июня обстановка в Севастополе осложнилась. Немцы прорвали оборону, которую держала 79-я морская стрелковая бригада полковника Потапова, и вышли к Инкерманской долине. Мелкие их группы сумели просочиться к морю. Обезумев от радости, они снимали с себя грязные, мышиного цвета гимнастёрки, брызгались морской водой. Жадно посматривали на видневшийся впереди них город. Немцам казалось, что вот-вот, сломив упрямство русских фанатиков, они войдут в крепость на море. И не могли понять враги, что же заставляло русских без боеприпасов и продовольствия удерживать этот маленький каменистый клочок земли.
А защитники Севастополя стояли насмерть, дрались за каждую высоту, за каждый камень.
Всё же 30 июня 1942 года ранним утром немцы прорвали оборону, вышли к Сапун-горе и колоннами стали продвигаться к городу. Но их продвижение было остановлено отчаянным сопротивление русских катюш.
Правда, ненадолго.
Залп – и над дорогой поднялось облако пыли и дыма. Над первыми 14 танками взметнулось пламя, дорогу завалило трупами. Немецкое командование не могло простить такой наглости русским. Они бросили все силы на подавление артиллерии. И им на этот раз удалось это сделать. Часть машин загорелась, кое-кого убило или ранило. С большим трудом загасили огонь, отправили раненых в госпиталь, убитых ночью захоронили.
Тогда дивизион понёс самые большие потери в людях.
Заканчивались снаряды. Был получен приказ от командования Севастопольской обороны: в ночь с 30 июня на 1 июля 1942 года прибыть в Камышовую бухту для эвакуации на Большую землю.
Но корабли в бухту не смогли войти, и когда взошло солнце, мы увидели на высоте цепи гитлеровцев, за которыми шли танки. По ним было произведено два последних залпа. Больше у дивизиона снарядов не было.
Было приказано: машины уничтожить, а самим отойти на Херсонесский мыс и держать оборону с автоматом в руках.
После войны оставшиеся в живых гвардейцы в память о легендарных катюшах посадили 12 берёзок, привезённых из Подмосковья, где в 1941 году формировался 3-й отдельный гвардейский миномётный дивизион.
4. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
Скрылись в морской пучине 12 катюш, оставшиеся в живых бойцы, выполняя приказ, отошли с автоматами на Херсонесский мыс, заняли небольшой участок у 35-й береговой обороны.
Много раз гитлеровцы пытались сбросить в море горстку бойцов. Бомбили с воздуха, били из миномётов и мощной артиллерии, не умолкал треск автоматов, но оборона держалась.
От разрыва бомб и снарядов землю трясло, всё гудело, грохотало, горело. Горячий крымский воздух был пропитан гарью жжёного тола и горевшего снаряжения. Только затихал обстрел артиллерии и миномётов, улетали к себе вражеские самолёты, раздавались крики:
– Ура!
Бойцы бросались в атаку, отбивали наседавшего врага, наносили гитлеровцам урон. Но и сами несли большие потери. Трудно было сосчитать количество отбитых атак.
Наступал вечер, а с ним приходила желанная тишина, нарушаемая стонами раненых. Казалось: после такого обстрела никого не осталось в живых. Но проходила ночь, и с рассветом всё оживало. Из укрытий и расщелин в окровавленных тельняшках и гимнастёрках выползали люди и снова, охрипшие, с криком «Ура!» шли в атаку. И так несколько дней.
В короткие минуты затишья оставшиеся в живых бойцы разыскивали своих командиров, друзей. Но тишина многим стоила жизни. То неожиданно застрочит пулемёт, то из укрытия покажется фигура в мышиной форме и польёт из автомата русского бойца.
Казалось, что нет больше сил сопротивляться, но на клич «Коммунисты, вперёд!» поднимали головы раненые, поправив повязки, заряжали остатками патронов свои диски и шли в атаку. Мечтали продержаться до вечера, дождаться прихода кораблей. А их всё не было: пройти в бухту не давали немецкие самолёты. Сколько раз за последние трое суток мы прощались с жизнью, но смерть всё обходила нас.
Когда стемнело, мы с товарищем спустились к морю. Здесь встретили командира Куш-Жарко. Поговорили. Майор понимал, что очень трудно, но просил держаться до последнего патрона, а они как раз и кончались.
Недалеко от нас сидела семья офицера. У жены на руках был ребёнок лет трёх, который всё время просил пить. Показывая маленькими ручонками на морскую гладь, говорил:
– Мама, пить. Вон сколько водички!
С бледным лицом сидел рядом отец. Вдруг он как-то странно посмотрел на жену, на сына. Она поняла его взгляд. Поднялась, пошла вдоль моря. Вспомнила, как они ждали первенца, когда приехали после училища в Севастополь. Были уверены, что родится сын. И только сейчас она поняла, какую ошибку совершила, что не эвакуировалась с другими жёнами комсостава. Сквозь сознание до неё дошли слова мужа:
– Лена. Вон там вода, напои Андрейку.
Капитан вынул из кобуры пистолет, снял с предохранителя, направил на жену с сыном. Хлопок – женщина на звук повернулась. На затылке сына – маленькое красное пятно. Ребёнок обмяк, повис на руках матери. Вторая пуля пришлась ей в лоб. Женщина покачнулась, стала медленно оседать на землю, не выпуская тела ребёнка из рук. Прошло ещё мгновение. Капитан повернулся к морю и, как бы прощаясь с ним, выстрелил себе в висок.
Не передать чувства, которое овладело мной. Била нервная дрожь. Заболела голова, стало клонить в сон. Стало ясно, что надвигается самое страшное. Держать оборону мы больше не могли. Не было людей, боеприпасов, пищи, воды. Мучили жажда и жара. Последние наши укрытия гитлеровцы разрушили.
Глубокой ночью вдруг засверкали огни кораблей, ждать которых уже отчаялись. Не дождавшись, когда они пришвартуются, бросились в воду. Немецкий наблюдатель, заметив сигнальные огни и движение на воде, начал бить трассирующими пулями, а затем обрушился на плывущих миномётно-артиллерийский огонь.
Обстрел нарастал. Недалеко от меня разорвалась мина. Послышались крики людей, просящих помощи. Я решил укрыться за скалами. Подумал, что, когда всё успокоится, поплыву. Но ближе к утру корабли стали разворачиваться и уходить. Это были последние корабли. Больно было смотреть на раненых – у них не было надежды никакой.
Бесцельно я стал бродить в предрассветной мгле. Подошёл к тому месту, где сидела утром семья офицера. Их тела кто-то заботливо отнёс в сторону и завалил камнями. Присел. Не заметил, как заснул. Снились родные места, девушка, с которой познакомился перед войной.
Когда проснулся, увидел рядом своих однополчан: Субочева, Лежнева, политрука Ковалёва. Нас собралось человек 150. Раненые отдали свои патроны. И решили мы сделать дерзкий налёт на немцев. С криком «Ура!» бросились на врага. Немцы этого никак не ожидали. Сначала они открыли бесприцельный огонь, но скоро пришли в себя, и снаряды стали ложиться ровнее.
Неожиданно рядом разорвалась мина, горячий воздух обдал меня, голова закружилась, и я потерял сознание.
Продолжение следует...
Автор: Герман Баканов
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.
