Когда-то я писала здесь статью о том, как жили узники Шлиссельбургской крепости (почитать можно здесь) - русской Бастилии, где содержались самые известные политические преступники Российской империи. Имена многих из них вы наверняка знаете: Михаил Бакунин, монах Авель, Григорий Гершуни, Иван Каляев, Серго Орджоникидзе, Вильгельм Кюхельбекер, Александр Ульянов, Вера Фигнер и, конечно, император Иван VI, убитый при побеге. Но у меня в последнее время вызывает большой интерес изучение биографий не самых знаменитых содержавшихся там арестантов: как и почему оказывался каждый из них за стенами неприступного бастиона? Не так давно я, например, рассказывала о судьбе Ипполита Мышкина, который успел посидеть и в Шлиссельбурге, и в Петропавловской крепости. Сегодня же речь пойдет о другом, не менее интересном, на мой взгляд, представителе оппозиционного движения.
Сразу хочу оговориться, что достоверной информации об Иване Ромашеве мне удалось найти очень мало. Настолько мало, что даже год его рождения нашла с трудом. Согласно, метрической книге, он появился на свет 1 декабря 1804 года в Харьковской губернии в бедной дворянской семье.
Иван Николаевич сумел построить неплохую карьеру мелкого чиновника для своего происхождения, дослужился до смотрителя городского училища в Харьковской губернии. Из этого мы можем сделать вывод, что образованием своим Ромашев занимался в меру возможностей. Учился он в Харьковском университете, в 1835 году поступил старшим учителем в Житомирскую гимназию, в 1840 году вышел в отставку для устройства разоренного имения в 140 душ. В годы учебы он проникся либеральными идеями, которые проявились в его дальнейших воззрениях.
Отзывы о Ромашеве от современников были весьма комплиментарные. Например, почетный смотритель Гдовского уездного училища дал ему такую характеристику: «Ромашев может быть полезным как своей деятельностью, так и энциклопедическими сведениями, примерной нравственностью и совершенной честностью».
Он был женат на некоей Анастасии Белоусовой, и в браке этом появилась дочь Анна, в замужестве сменившая фамилию на Рычагова. Об их внутрисемейных отношениях нигде ничего не сказано, да и кто бы стал фиксировать такие данные? Кстати, потом, уже во время суда над Ромашевым, его упрекали в двоеженстве: якобы он женился второй раз на женщине по имени София Беклемишева, рассчитывая получить хорошее приданное, хотя развод с первой супругой так и не был оформлен. Церковь на это смотрела однозначно: второй брак был признан недействительным, а Ромашева надлежало «оставить навсегда в безбрачном состоянии и подвернуть церковной эпитимии на семь лет».
Переняв от своего преподавателя профессора Павловского мысли о составе правления Северо-Американских штатов, Ромашев все чаще размышлял об организации подобного в родном государстве. Параллельно с этим он сделал много полезного: написал грамматику для солдатских детей, составил военную игру вроде шахматной для старших воспитанников военно-учебных заведений, создавая проекты улучшения вооружения тяжелой кавалерии на время атак, осушения окрестностей Чудского озера, способов управления аэростатами и прочее.
Самым известным фактом его биографии стало составление проекта Конституции России с республиканским устройством. Конечно, такой факт не мог остаться без внимания высших властей. Параллельно его обвинили в «переделке билетов кредитных учреждений». О последнем Ромашев говорил, что купил фальшивые билеты в литографии Быковского в Харькове. Там же он получил и фальшивые печати, но использовать их сам для изготовления новых билетов не собирался. Раскрылось все, когда жена Ромашева попыталась фальшивыми деньгами расплатиться в банке.
Вероятно, понимая, чем все может закончиться, Ромашев попытался сбежать. Его схватили в Нарве, где он представился господином Потаповым. При аресте при нем нашли: « шесть тетрадок проекта конституции, собрание стихов свободного содержания, одно из них за подписью Рылеева, пять билетов Харьковского приказа общественного призрения, из коих некоторые имеют на себе фальшивые надписи и печати; коробка с типографскими буквами и четырьмя поддельными печатями».
Так в 1846 году Иван Ромашев оказался на скамье подсудимых и отправился отбывать пожизненное заключение в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Оттуда позже он был переведен в Шлиссельбургскую крепость. В ней он пробыл (с небольшими перерывами) до 1867 года. Содержался в номерной казарме на верхнем этаже.
В историю тюрьмы он вошел почти сразу как единственный за два столетия человек, которому удалось осуществить попытку побега: в 1849 году он сбежал из Секретного дома. Правда, только на 2 часа.
Тут стоит отметить, чем примечателен такой побег. Самое главное, что до этого момента такое вовсе считалось невозможным. Конечно, были были не единожды, но, вспоминая судьбу все того же императора Ивана Антоновича, далеко не каждый верил в их осуществление. Даже если кому-то могло бы удасться выбраться из-под надзора тюремной охраны, вставал вопрос, как уплыть с острова, окруженного быстрым течением Невы? К тому же единственный вход в крепость охранялся караулом. Часовые следили за всяким, кто приближался к острову на лодке. Так узники фактически оказывались отрезанными от всего внешнего мира.
Однако Ромашев на побег решился. В ночь с 4 на 5 апреля он, подговорив стоявшего в карауле ефрейтора Федора Дудкина, сумел выбраться из крепости на лодке. Дудкин бежал вместе с ним. Но далеко уйти им не удалось. Нашли их на окраине Шлиссельбурга и сразу же вернули обратно. Условия содержания после этого стали на порядок жестче.
Все остальное время в тюрьме он не сидел без дела - составлял проекты скорострельной пушки и особых щитов для ограждения солдат. Военное министерство, получив эти наработки, заключило, что «исполнение некоторых частей проектируемой пушки довольно остроумно и обнаруживает в изобретателе познание в технике». После этого от Военного министерства поступило ходатайство об облегчении участи Ромашева, принимая во внимание его «благородное стремление быть полезным Отечеству, его труды и усердие при составлении означенного проекта». В ответ на это начальник III Отделения князь Долгоруков сказал: «Государь Император по известным Его Величеству причинам изволил признать облегчение участи заключенного преступника невозможным».
Однако Ромашев на этом не сложил руки. Смотрители в своих рапортах отмечали, что вел он себя тихо и кротко, хоть порой и нетерпеливо, очень грустил и даже сознавался, что если бы вновь подвернулась возможность, он бы попытался совершить очередную попытку побега. В 1861 году один из комендантов писал о Ромашеве: «Не считая этого арестанта благонадежным, сомневаюсь, чтобы облегчение участи его было ему полезным, а потому нахожу лучшим оставить его по-прежнему в Секретном домике и при постоянном наблюдении следить за образом его мыслей».
В 1864 году Ромашев заявил о своем раскаянии и подал прошение о переводе его в монастырь. Просьба эта была исполнена, и заключенного отправили в Бабаевский монастырь. Но вскоре, всего через три месяца, его почему-то вновь вернули в Шлиссельбург, где он пробыл еще два с половиной года. Указано, что сделано это было по приказу самого императора Александра II, так как он получил жалобу от игумена монастыря с опасением, что преступник может оказать вредное влияние на остальных монахов и подговорить их помочь ему сбежать. Затем Ромашева опять перевели в монастырь, только теперь в Кирилло-Белозерский.
Из нового места заключения Ромашев писал в III Отделение, что жизнь его протекает «будто за тысячью замками», в голодной нужде и без всякой возможности найти работу. В ответ он получал только ежегодные выплаты в размере 50 рублей.
В монастыре Ромашев прожил до своей смерти в 1873 году. Похоронен он был на монастырском кладбище.
