Правда ли, что Шлиссельбургская крепость была самой страшной тюрьмой Российской империи? Наверняка об этом могут сказать лишь те, кому пришлось побывать там в качестве узника. Кого и за что заключали в ее стены - разберём сегодня на примере известных ее узников.
Слухи о Шлиссельбургской крепости ходили разные: говорили, что там есть камеры с опускающимся полом, в которых заключённых отправляли на съедение хищным рыбам, или рассказывали, что всюду на стенах там висят оружия пыток, да такие, что развяжут языки даже самым несговорчивым. Стража всегда была молчалива и особо жестока. И всюду сновали призраки замученных каторжан.
Эта тюрьма располагалась на острове посреди Ладожского озера у истока реки Невы. Берега острова были усыпаны острыми гранитными валунами, а течение было настолько сильным, что делало переправу затруднительной, а бегство невозможным.
Еще в начале 18 века старинная новгородская крепость Орешек, отвоеванная Петром I у шведов, потеряла свое военное значение и на долгие годы превратилась в политическую тюрьму. В официальных бумагах писали лишь о безымянных колодниках Шлиссельбурга. Каждый, кто входил в крепость, терял свое имя, вместо него обозначаясь номером. «Людей не было, остались только тени прошлого, - писал Николай Александрович Морозов в одном из писем,- Сам я был тенью, простым № 4-м.» День узников тянулся медленно: в одиночной камере, без книг, без физического труда, в мертвой тишине. Это однообразие прерывалось только короткой прогулкой в маленьких двориках длиной 15 шагов и шириной 3 шага, которые узники называли «клетками» или «стойлами».
Первой заключенной стала ближайшая родственница самого Петра, это была его сестра 58-летняя царевна Мария Алексеевна, проведшая здесь три года. Вина ее была в добрых отношениях с первой женой Петра Евдокией, а также царевной Софьей и сыном Петра царевичем Алексеем. Мария Алексеевна продолжала поддерживать с Евдокией Лопухиной связь и после пострига той в монахини, передавала письма Алексея матери, а после бегства царевича за границу — и деньги. Как-то она потребовала от него написать письмо матери и, видя колебания царевича, сказала: «Хоть бы тебе и пострадать, ведь за мать, не кого иного». Этого оказалось достаточно, чтобы привлечь Марию к следствию по делу Алексея. После 13 мая 1721 года она была переведена под домашний арест в особый дом в Петербурге. Освободили её в тот же год.
Второй узницей крепости уже после смерти самодержца стала его первая жена Евдокия Лопухина. Екатерина I держала её в строго секретном заключении как государственную преступницу под именованием «известной особы». Евдокия представляла угрозу для новой императрицы, чьи права на престол были весьма сомнительны, чем ранее для своего мужа, настоящего Романова. Говорят, Евдокия была брошена в тесную камеру с единственным окошком. Когда спустя два года Екатерина скончалась, а на престол взошел внук Евдокии Петр II, она покинула свое заточение и с почестями вернулась в Кремль.
Этот период совпал с оживлением строительных работ на острове. Доменико Трезини рапортовал о ремонте стен и башен, о закладке кирпичом бреши и о проломе стены для соединения канала с озером, о ремонте крытого хода по верху стены и об отделке казарм.
В конце 1730-х годов Анна Иоановна заточила в крепость князей Долгоруких и князя Голицына, членов Верховного Тайного совета, которые пытались ограничить самодержавную власть императрицы. Причём Голицын здесь же и был казнен, а Долгоруких отвезли отсюда в Новгород и казнили там.
Эрнст Иоганн Бирон с семьёй и братом провёл в Шлиссельбургской крепости около полугода, пока производилось следствие. Затем его отправили в ссылку в Сибирь.
Пожалуй, самым известным узником Шлиссельбурга стал свергнутый император-младенец Иоанн Антонович. Занявшая престол Елизавета Петровна пожелала сохранить ребенку жизнь, но во избежание смуты вынуждена была держать его взаперти. В Шлиссельбурге в особо охраняемой казарме узник прожил восемь лет. Согласно особой инструкции, охране было запрещено разговаривать с ним, а тем более сообщать ему, кто он такой и где находится. Даже от прислуги его прятали за специальной ширмой. Единственным, в чем узник не испытывал недостатка, была еда. Правда, впоследствии выяснилось, что охрана нарушала запреты, и юноша не только знал о своем прошлом, но и умел читать. В ночь с 5 на 6 июля 1764 года в стенах крепости разыгралась трагедия: несчастный, согласно все той же инструкции, был заколот своими охранниками при попытке освобождения.
При Елизавете Петровне в крепости уморили раскольника Круглого, замуровав его в камере. При Екатерине II сюда посылали вольнодумцев вроде Николая Новикова, с которым добровольно отправился в отсидку выпускник Лейденского университета врач Михаил Багрянский, и «русского Нострадамуса» монаха Авеля, предсказавшего смерть императрицы. При Павле здесь содержались в основном провинившиеся военные. А дальше — все подряд, даже умалишённые: в Шлиссельбург, например, отправили потерявшего рассудок графа Кирилла Разумовского.
Рекорд отсидки в Шлиссельбургской крепости поставил поляк Валериан Лукасинский, основатель польского масонства. Посаженный в каземат за участие в польском восстании, он в 1824 году предпринял попытку захватить крепость и бежать, но был схвачен. В наказание срок ему удвоили, и просидел он в каземате 38 лет. Посаженный еще при Николае I, сидел поляк так долго, что потом даже тюремщики забыли, за что сидит этот «секретный узник», имени которого никто не знал. Отправили запрос в Петербург, но и там затруднились ответить, сказав только, что посажен он по повелению самого государя императора.
С годами мрачная крепость-тюрьма привечала все менее знатных, но все более многочисленных «гостей»: бунтовщиков и вольнодумцев. Здесь, среди прочих, содержались избежавшие казни декабристы. Один из них, Розен, например, вспоминал: «С беспокойным чувством, с мрачными думами приближался я к Шлиссельбургу, опасаясь, чтоб нас не оставили в его стенах. Я знал, что несколько человек из моих товарищей содержались там после приговора… Когда тройка повернула вправо – к селению, я перекрестился».
Здесь закончили свои дни лидер башкирского восстания Батырша (Габдулла Галиев), первый имам Северного Кавказа чеченец шейх Мансур, уже в 19-м веке — после 38-летнего заключения — поляк Валериан Лукасиньский.
К концу 1860-х годов политические узники были вывезены из Шлиссельбурга, а саму тюрьму готовились закрыть. Но рост революционного движения и ряд террористических актов заставили власти изменить планы.
В 1884 году в Шлиссельбург из Алексеевского равелина Петропавловской крепости были переведены революционеры-народовольцы, осужденные за убийство императора Александра II. В первый год там оказалось тридцать шесть человек. Заключены они были на пожизненный срок. Для них было построено новое двухэтажное тюремное здание и перестроен секретный дом 18 века. Всего с 1884 по 1906 год заключение отбывали 68 человек, из них 15 были казнены. 15 умерли от болезней, 8 сошли с ума, 3 покончили с собой.
Первые годы никакого снисхождения к цареубийцам не выказывалось: скудная пища, еще более скудная библиотека, состоящая из одной религиозной литературы, запрет на переписку с родственниками, за перестукивание между камерами – карцер, за оскорбление действием персонала тюрьмы – смерть.
Когда занялись переоборудованием старого Секретного дома, в нем находилось 10 камер. После проведения работ были замурованы окна, а также лишние двери и проходы крепостных башен и стен. В трёх отдельно стоящих зданиях разместились тюремные службы: канцелярия, кухня, казарма для жандармов. Также появился двухэтажный корпус на 40 одиночных камер, его назвали Новой тюрьмой, или «Народовольческой», так как большинство её узников были членами этой организации или могли быть непосредственно с ней связаны. Камеры были просторными и даже имели собственные ватерклозеты и водопроводные краны, а во всём здании было проведено водяное отопление. Стены и полы выкрасили в серо-чёрные тона. Кровать на день прикреплялась к стене и заключенный мог ей воспользоваться только после отбоя.
В то время на слуху у всех было имя тюремщика Матвея Соколова, отличавшегося особой жестокостью к узникам крепости. Имя в народе он получил соответствующее - Ирод. «Если прикажут говорить заключённому „ваше сиятельство“, буду говорить „ваше сиятельство“. Если прикажут задушить – задушу» – говаривал он. За малейшую провинность он отправлял в карцер, а за оскорбление персонала тюрьмы и вовсе полагалась смерть. Он запрещал читать, прогуливаться и перестукиваться друг с другом. Питание тоже было крайне скудным, что вызывало частые болезни.
В Шлиссельбурге душевнобольные содержались вместе со здоровыми, что порой делало жизнь последних невыносимой. Александр III прекрасно знал из докладов своих министров о существовавшем положении дел, но сознательно не давал разрешения переводить их в больницы. Таким образом он создавал дополнительное «неприятное наказание».
Обычно в ход шли жалобы и голодовки, однако иные от безысходности прибегали к самым крайним мерам и нападали на своих тюремщиков, рассчитывая таким образом свести счеты с жизнью. Пламенный революционер Егор Минаков, ранее неоднократно бежавший с каторги, не хотел, как он выражался, «колодой гнить, упавшей в ил». Он потребовал свиданий с родными, книг и табаку и объявил голодовку. Через несколько дней, когда врач насильно влил ему в рот молоко, Минаков ударил его по лицу и был расстрелян. Швырнул тарелку в Соколова и был за это казнен революционер Ипполит Мышкин. В надежде на аналогичный исход ударил врача и террорист Михаил Грачевский, однако его сочли душевнобольным и помиловали. Тогда он облил себя керосином из лампы и поджег. Дежурные жандармы пытались было его спасти, но дверь камеры была накрепко заперта, а ключ находился у Соколова.
Со временем узники завоевали себе невиданные для государственных преступников привилегии. Этому немало способствовал и комендант тюрьмы жандармский полковник Иван Гангардт. К концу 19 века узники проживали в двухкомнатных светлых и теплых камерах, с электрическим освещением и оборудованных современными клозетами, пользовались прекрасной библиотекой, выписывали прессу. Они получали пищу согласно заранее составленному ими самими меню, обзавелись собственными огородами и цветниками; в тюрьме для них были устроены мастерские и кузница. Покупка книг и журналов, семян и инструментов осуществлялась из сумм, выделяемых Департаментом полиции.
Заключенные совершали совместные прогулки, устраивали лекции, варили варенье, курили, собирали гербарии и коллекции минералов, изготавливали чучела и устраивали танцы. Впрочем, с последним было покончено после того, как Фигнер повздорила с жандармским офицером и сорвала с него погоны. Плененным революционерам даже удалось собрать самогонный аппарат, правда его быстро обнаружили и изъяли. Самые ловкие заключенные ухитрялись даже торговать с жандармами. Они продавали овощи со своих огородов или брали заказы на выполнение переплетных и иных работ. Денег им на руки не выдавали, но в счет этих средств узники могли выписывать продукты, кисти, краски, карандаши, и т. д.
Даже редкие казни привозимых на остров смертников старались организовать так, чтобы заключенные не догадались о происходящем и не начали протестовать. Виселицы собирали украдкой и по ночам. В мае 1887 года во дворе цитадели были повешены Александр Ульянов и четыре его товарища по покушению на императора. В 1905 году — убийца великого князя Сергея Александровича Иван Каляев.
В том же 1905 году, после первой русской революции, старый уклад канул в небытие, немногочисленные заключенные были амнистированы или переведены. Впрочем, вскоре крепость была превращена в каторжный централ, куда помещались как политические, так и уголовные преступники. С этого времени Шлиссельбург окончательно потерял свой таинственный ореол исключительности, превратившись в весьма заурядную тюрьму.
Тюремная история крепости продолжалась 200 лет, до Февральской революции 1917 года. Тогда Шлиссельбург был захвачен. Выпущенные на волю уголовники разгромили и подожгли тюремные корпуса. Таков был конец царской «Бастилии».
Сегодня бывшая царская темница – крепость-музей под открытым небом, открытая для посетителей с мая по октябрь. В ней уже не чувствуется та мрачная атмосфера, но посетить столь значимое для российской истории место рекомендую.