Как правило, мемуары о войне на подводных лодках написаны их командирами, так что воспоминания машиненобергефрайтера Ганса Гёбеллера достаточно уникальны. Попавший по своему горячему желанию служить в подплаве в 18 лет, он был убеждённым выкормышем Гитлерюгенда, до конца верившим в конечную победу Фатерланда несмотря на колоссальные потери в рядах собратьев-подводников
Тем не менее, его описания службы на подводных лодках Кригсмарине очень интересны. А служил он на очень известной U-505, находящейся сейчас в американском музее, с её первого до последнего похода, вместе с ней и в плен попал 4 июня 1944 года.
Есть и у меня несколько статей, посвящённым связанным с ней событиям, но некоторые подробности из его книги "Стальной корабль, железный экипаж", нигде больше не встречались.
Его первый боевой поход начался 11 февраля 1942 года под громкие звуки оркестра на берегу и троекратное "Ура!" большого количества провожающих - или что там немцы кричат?
Прежде, чем берег скрылся из вида, командир лодки капитан-лейтенант Лёве
приказал вахтенному офицеру сбросить все цветы, украшавшие рубку, в воду, поскольку считалось очень обидным для Нептуна их наличие на борту вне видимости земли. Что тут же было исполнено, а в итоге лодка, потопив три судна, вернулась без малейших повреждений от противника. Всего же в двух патрулях под его командованием было потоплено семь судов, в том числе колумбийская яхта, что послужило формальным поводом для объявления Колумбией войны Германии.
Впрочем, как написал бравый старший ефрейтор, это произвело на немцев не больше впечатления, чем вой собаки на луну. Лёве пользовался огромным авторитетом у команды, его кредо, неоднократно озвученным, было, что на лодке имеет значение не звание и должность человека, а то, как он исполняет свои обязанности. От чего напрямую зависит не только успех всей команды, но и сама её жизнь.
Следующий командир, о котором, как и о первом вахтенном офицере (если проще - старпоме), которого он с собой привёл, Гёбеллер не написал ни одного доброго слова, был капитан-лейтенант Peter Zschech
Ему было всего 25 лет, до этого был первым вахтенным офицером на U-124 Йохана Мора и участвовал в потоплении 22 судов. Железные кресты 1-й и 2-й степени у него уже были и он явно страдал "зудом в шее", как немцы называли острое желание получить Рыцарский крест, носимый на ленте на шее. Его описывали как жесткого командира, очень амбициозного, равнодушного к моральному состоянию своих людей и очень вспыльчивого.
Многие наверно имеют опыт, когда приходит новый начальник или командир и даёт коллективу понять, что всё, бывшее до него - это херня, и вот теперь-то он и научит, как надо работать (служить).
Первый поход с новым командиром начался 4 октября 1942 года. И ознаменовался он интересным нововведением. Помните эти кадры из фильма "Das Boot"?
Считанные люди находятся на палубе. Как известно, тот поход U-96, который стал основой книги Буххайма и фильма по ней, начался 27 октября 1941 года. Прошёл только год, и всей команде, за исключением ходовой вахты, теперь следовало находиться на палубе, в спасательных жилетах, а при подходе к волнолому стоять на коленях. Дело в том, что англичане стали ухитряться устанавливать мины даже в выходном канале. Именно здесь на глазах толпы встречающих погибла возвращавшаяся лодка, и хотя глубина канала всего 10 метров, выжили только двое. Как потом оказалось, у большинства погибших в результате взрыва были сломаны позвоночники. Коленопреклонённая поза должна была снизить риск получить эту травму.
Немного позже верхняя вахта традиционно начала собирать украшавшие рубку цветы, чтобы выбросить их в море, но Чех наорал на них и запретил это делать. Когда вахтенный офицер попытался защитить матросов, говоря, что так было заведено при прежнем командире, Чех (Жех, Цшех - как вам нравится...) напустился и на него, крича, что лодкой теперь командует не Лёве и пора бы это понять. Скованные железным немецким орднунгом подчинённые конечно даже не пытались больше возражать, поняв, куда дует ветер.
В этом походе удалось потопить только одно судно, но лодка получила такие тяжелейшие повреждения от нападения вражеского самолёта, что считалось большим чудом, когда она смогла доползти до Лориана. В док ходили как на экскурсию, чтобы посмотреть, что можно сотворить с лодкой. Только на прочном корпусе заменили 36 м² стальных листов в разных местах, что уж говорить о более лёгких конструкциях...
Нептун явно показал своё неудовольствие, но на первый раз пощадил святотатца.
Лодка вернулась 12 декабря, ремонт продолжился около полугода. 1 июля 1943 года она отправилась в очередной боевой поход. Теперь уж не было оркестра, на причале было не более пятидесяти человек провожающих и несколько аккордеонистов.
Гёбеллер сокрушается об исчезнувшем "диком оптимизме". Однако его место заняла "стальная решимость выполнить свой долг, чего бы это ни стоило". Внутри лодки находились только шесть человек у работающих механизмов. Остальные стояли на коленях на верхней палубе.
Около полуночи оба дизеля начали чихать так, что пришлось их остановить. Остаться без хода днём означало почти верную гибель, механики лихорадочно пытались реанимировать двигатели. Через несколько часов это удалось. Теперь, на достаточной глубине следовало произвести контрольное погружение. На глубине 40 метров потёк дейдвудный сальник правого гребного вала и устранить течь не удавалось. Кроме того, отказал обнаружитель радиолокационного облучения противником "Метокс". Обычно в таких случаях командиры принимали решение вернуться для ремонта в базу, но у Чеха продолжался "зуд в шее" и поход продолжился.
В тот же день была вынуждена вернуться U-533 из-за отказа клапана вентиляции одной из балластных цистерн, что в море исправить было невозможно. Припомнились и другие случаи отказа техники после ремонта. Что самое неприятное - к ремонтным работам привлекались только фольксдойчи, то-есть этнические немцы, живущие за пределами Германии. Выходило, что и на них надеяться было опасно.
7 июля отказала гидроакустическая аппаратура. Лодка стал слепа и глуха. Никто уже не сомневался, что это всё следствия целенаправленного саботажа. Командир становился всё более неуравновешенным, переходя от периодов угрюмой замкнутости к взрывам садистской агрессии.
На следующее утро отказала остронаправленная радиоантенна. Вскоре лодка подверглась атаке самолёта глубинными бомбами, хотя находилась на максимальной теперь для неё глубине 40 метров. Ничего иного кроме того, что имеется течь в топливной цистерне и всплывшая солярка выдаёт присутствие лодки, это не могло означать. Чех, скрепя сердце, принял решение возвращаться. Лодка находилась уже у берегов Испании, достаточно длинный путь домой сопровождался неоднократными атаками эсминцев, но пронесло.
В Лориане её встречали без фанфар, на причале было лишь несколько специалистов, настроенных весьма скептически. Однако тщательное обследование показало, что все клапаны топливных и балластных цистерн были совершенно заржавевшими, а сальники вентилей пропускали воздух и топливо. Специалисты пришли к выводу, что все они были залиты кислотой из аккумуляторов.
На этот раз никто из команды не убыл в отпуск, а находились на борту, не спуская глаз с рабочих, устранявших неполадки.
1 августа лодка снова вышла в море с экипажем, стоящим на коленях, в чём некоторые усматривали некий религиозный символизм. При пробном погружении на 50 метрах раздался громкий металлический треск, сопровождаемый серией звуков меньшей интенсивности. На 60 метрах появился отчётливый шипящий звук, по мере погружения становившийся всё громче.
После всплытия было осмотрено всё, что доступно, особое внимание уделили контейнерам для запасных торпед. Ничего не обнаружили, снова погрузились, на 60 метрах раздался громкий удар с правого борта. Командир и механик приняли решение возвращаться.
При обследовании оказалось, что сварные швы тех самых заменённых 36 м² листов прочного корпуса представляют собой жгуты пакли, покрытой сверху тонким слоем наваренного металла. Это означало, что при погружении на большую глубины гибель лодки и команды была гарантирована. Две недели устранялись эти недостатки, был проверен каждый дюйм сварки.
14 августа лодка снова вышла в море, её партнёром была U-68. При погружении на 60-ти метрах раздался булькающий звук, нижний приёмный клапан воздухозаборника к дизелям начал отчётливо вибрировать. Чех то краснел как свёкла, то делался сизо-бледным. Он пообщался с механиком и отдал приказ всплывать. Оказалось, что приёмный воздухопровод раздавлен и стал совершенно плоским, к тому же его местами разорвало. С U-68 была получена радиограмма, что у неё тоже обнаружены дефекты.
21 августа, после очередного ремонта, лодка опять направилась в море. Пробное погружение не выявило никаких проблем. Экипаж ликовал, лодка всплыла, как вдруг Чех разразился свирепыми проклятиями. За кормой тянулась ясно различимая радужная полоса вытекающего топлива.
Три недели меняли сальники на всех клапанах топливной системы, но когда стали производить контрольный наддув цистерн, обнаружилось, что одна из них всё равно негерметична. Еще более тщательное обследование показало, что в ней просверлено отверстие диаметром с карандаш, вполне достаточное для появления следа за лодкой.
После устранения этой течи, 18 сентября снова вышла в море. Офицеры и команда решили, - что бы не произошло, в базу они не вернутся. При контрольном погружении оказалось, что травит клапан трубопровода выхлопных газов дизеля правого борта. За полчаса поступало порядка тонны воды. Однако старшина команды мотористов предложил пройти некоторое время на максимальном числе оборотов дизеля, возможно, раскалённые газы расширят металл и течь уменьшится (?). И в самом деле, течь уменьшилась до 3 тонн в день, трюмная помпа вполне с ней справлялась.
Потом отказал радиопеленгатор, а радиосвязь оказалось возможным поддерживать только на самых длинных волнах. Однако о возвращении никто и не заикнулся.
Пересекая Бискайский залив, на лодке постоянно слышали взрывы глубинных и авиационных бомб. Вскоре произошло мощное короткое замыкание во вновь установленном распределительном щите, с пламенем и дымом. Гребной электродвигатель правого борта и главный осушительный насос стали неработоспособны. Об этом решили не докладывать, и в самом деле, работоспособность электродвигателя восстановить удалось, но помпа, единственное средство, способное удалять воду на глубине свыше 30 метров, осталась мёртвым грузом.
Лодка прочёсывала отведённый ей квадрат, но безрезультатно. Чех выглядел всё хуже, тем более. что остался практически одинок, его друг Тило Боде был переведён на другую лодку в качестве командира ещё перед началом всех этих неприятностей. Вот он в качестве командира U-858:
Кроме того, на Чеха тяжело влияло то, что большинство командиров его выпуска уже погибли и команда подозревала, что он считает себя обязанным присоединиться к ним. Он почти ни с кем не общался, в том числе и с офицерами. Как призрак, бесцельно бродил по лодке.
Возможно, он подозревал, или даже знал, что за его спиной в Лориане ходят слухи о его некомпетентности и трусости. Кстати, Гёбеллер пишет, что когда они слышали такие сплетни, то всегда ставили болтунов на место. Да, они имели право не любить своего командира, но это право принадлежало только им.
28 сентября он всё-таки отдал команду сообщить в штаб, что лодка возвращается. Без главной помпы она была фактически бесполезна. 30 сентября лодка пришла в Лориан. Чех отправлялся на доклад с выражением муки и стыда на лице - выход опять оказался бесплодным.
10 октября лодка в сопровождении ещё нескольких отправилась в Карибское море. Провожали только несколько товарищей из других экипажей и одинокий музыкант, наигрывающий на губной гармошке.
Поначалу Чех выглядел уверенным, как в былые времена. Но потом с ним снова начало что-происходить, особенно после того, как опять начались неполадки с дизелями.
24 октября послышались звуки разрывов глубинных бомб. Бомбёжка продолжалась около шести часов, непрерывно приближаясь к лодке. Командир уединился в своей каюте и никак не реагировал. Около восьми вечера акустик доложил ему, что слышит звук винтов приближающихся кораблей. Вскоре раздались звуки посылок вражеских гидролокаторов. Чех вышел из каюты и поднялся в боевую рубку, откуда обычно ведётся наблюдение в перископ. Но лодка шла на глубине порядка 100 метров - что ему было там делать?
Стал раздаваться грохот бомб прямо над головой. Свет погас, а когда загорелось аварийное освещение, Гёбеллер, находившийся в центральном посту на своём месте, увидел лежащего ничком человека и струйку крови из-под его головы. Это был Чех, он выстрелил себе в висок во время взрыва бомбы, поэтому выстрела никто не слышал.
Его перетащили в каюту. Как ни странно, он был ещё жив и издавал громкие звуки, которые могли быть услышаны акустиками врага наверху. На голову умирающего командира положили подушку и прижали в четыре руки. Неясно, умер ли он от раны или его просто удушили, считая, что он всё равно не жилец.
Командование перешло к первому офицеру Паулю Майеру. В бортовом журнале было записано просто: "Командир лодки мёртв" без указания причин. Лодка подверглась ещё нескольким атакам, но смогла выжить.
Незадолго перед рассветом тело командира было зашито в брезент. Майер отдал команду: "В центральном посту - смирно!" Однако никто её не выполнил. Майер не настаивал. Люди считали, что командир их предал. Останки Чеха подняли на мостик и без всяких церемоний сбросили в море. Майер довёл лодку до Лориана. Каюту командира он не занимал.
7 ноября 1943 года команда, как обычно, на коленях, находилась на палубе входящей в гавань лодки. На сей раз вернулись все, кроме одного. Прочитав доклад Майера, Дёниц предельно кратко изложил всё дело: Патруль был прерван из-за самоубийства командира. Нечего добавить .
.......................................................................................................................................................................
Полное оглавление журнала:
