Однажды в землянку прокуратуры 130-й стрелковой дивизии (переформирована из 3-й Московской коммунистической) зашёл комиссар 371-го стрелкового полка А. Петровский. Он обратился к военному прокурору Николаю Михайловичу Котляру со своей бедой – у него в полку предположительно появился членовредитель (так называли солдата, который наносил себе увечье, чтобы избежать боёв на передовой).
Котляр со следователем Дыбенко, имеющим большой опыт, отправились к подозреваемому в медсанбат. Врач не давал полной уверенности, что боец лишил себя двух пальцев сам. Но если это было так, он должен был бить левой рукой сильно и без промаха.
Подозреваемый был призван на фронт в начале 1942 года после освобождения его родной Калининской (ныне – Тверской) области. А теперь проходил лечение. Прокурор и следователь поехали в часть, где он начинал службу.
Командир отделения отзывался о бойце нормально. Здесь он был порядка трёх недель. Единственное – сильно боялся миномётных обстрелов. Если стреляли во время обеда, даже сидел на сухарях, лишь бы не идти через опасное место.
Узнал следователь и о том, что лишившийся пальцев боец был левшой. Он зафиксировал несколько показаний свидетелей на эту тему. Это только усилило подозрения в членовредительстве. Теперь Дыбенко размышлял над тем, чем мог боец себя изувечить?
Топоры были только у сапёров, тесака у этого бойца не водилось, его сапёрная лопатка, когда он пошёл, осталась в окопе. Её всё равно осмотрели, но никаких криминальных следов не обнаружили. Ничего не рассказывал раненый и бойцам.
В медсанбате подозреваемого вызвали на допрос. В своих воспоминаниях Котляр описал его, как молодого блондинистого бойца с веснушками и приплюснутым носом. Следователь Дыбенко спокойно интересовался жизнью подозреваемого до и во время войны, постепенно переходя к теме ранения. Всё более детально спрашивал – когда, где и как всё происходило. Для подробного показа командир части предоставил схему позиций.
Слушая рассказ бойца, прокурор и следователь всё больше убеждались, что его данные расходятся с теми, которые дал командир. Но не подавали виду, и задавали вопросы дальше. В разговоре подозреваемый продолжал утаивать, что он левша. Но согласился пойти в лес на место, где был ранен, хотя и была ночь.
В понятые из медсанбата выделили трёх красноармейцев и одного командира. Подозреваемый показал место, где, по его словам, был ранен. Ни единой посечённой веточки следователь там не нашёл. Когда вернулись в медсанбат, раненый спросил – подозревают, что он сделал это сам? Ему ответили утвердительно.
Но конкретные выводы ещё никто не делал. Следовало выяснить, не пропадали ли у разведчиков тесаки, а у сапёров – топоры. К 8 утра уже было точно известно – ничего не пропадало.
Утром следователь Котляр и комиссар Петровский завтракали кашей вблизи кухни. И неожиданно прокурор услышал, как повар ругает молодую санитарку за то, что та без спроса берёт его топорик. И вот пожалуйста – куда-то задевала. А она обиженно отвечала, что ничего не брала. В ходе разговора выяснилось, что топорик очень острый. И видел его повар накануне рано утром. А вот ранен подозреваемый оказался уже после 11.00.
В это же время прямо к кухне подошёл Дыбенко. В руках его, осторожно поддерживаемый двумя пальцами, был тот самый топорик, который описал повар. И на лезвии были следы соприкосновения с человеческим телом. Его нашли в кустах, метрах в 200 от того места, где искали ночью.
Чтобы запротоколировать, что это тот самый топорик, следовало провести опознание из нескольких предметов. Чтобы человек не оказался привлечённым к уголовной ответственности по ошибке. Комиссар для опознания нашёл им ещё 8 топориков у сапёров. Повар и санитарка чётко указали на тот, который нашёл Дыбенко.
Следователя Михаила Азаровича Кулешова прокурор Котляр отправил в запасной полк, где ранее служил подозреваемый. Теперь у следствия было ещё 11 протоколов опроса свидетелей. Трое из них утверждали, что этот боец очень боялся передовой. Говорил, что его обязательно убьют. А он единственный сын у родителей и некому будет продолжить род.
Один из свидетелей, Андрей Первозванцев, рассказал, как они вдвоём с подозреваемым проходили мимо немецких листовок, в которых призывали сдаваться в плен или калечить себя и уходить с передовой. В листовках учили, как это сделать. Тогда они их использовали по «естественной надобности». Первозванцев сказал, что это был боец, которому нужна была поддержка. Пожалел, что не попал с ним на передовую.
Прошло двое суток и командование дивизии стало интересоваться результатами. Котляр принял решение: один из следователей отправляется в Валдай с топориком для снятия отпечатков. Если там не находится специалистов, добирается до Москвы. Дали ему на всё двое суток. Второму следователю предстояло получить у врачей информацию о группе крови подозреваемого и снять отпечатки пальцев у него самого. Дыбенко готовил все постановления на экспертизы и продолжал следствие.
Первый следователь, Бачуринский, появился на третий день из Москвы. Ему оказали помощь с попутными самолётами из прокуратуры фронта. На топорище были отпечатки пальцев подозреваемого. Когда ему предъявили сначала топорик, потом результаты экспертиз, он начал категорически отказываться, кричать. Но потом сник и всё рассказал. И отдал немецкую листовку, которую хранил в подкладке брюк.
Ещё больше интересных историй в моём 📕Телеграм-канале. Обязательно загляните
…На суде он не просил снисхождения и сказал, что жить ему теперь страшнее, чем умереть. Его приговорили к высшей мере наказания. Но командир дивизии Николай Павлович Анисимов попросил оставить ему дело, чтобы самому принять окончательное решение. Вместе с комиссаром и начальником политотдела он отклонил приговор. Расстрел был заменён на длительный срок лишения свободы.
Через 15 лет прокурор и осуждённый случайно столкнулись в московском метро. После войны солдат был амнистирован. Он работал на заводе, имел семью и сына.
Дорогие друзья, спасибо за ваши лайки и комментарии, они очень важны! Читайте другие интересные статьи на нашем канале.
