- Здорово мужики! Рыбачите?
Гена и Вася, увлечённые тем, что вспоминали детские годы, невольно обернулись, услышав мужской и малознакомый голос. К ним направлялся по тропе мужчина, лет сорока пяти, не бритый, в расстёгнутой, фланелевой рубашке и трениках.
- Как оно сегодня? Идёт клёв? – мужчина не слышал никакого ответа на свой первый вопрос, поэтому повторил попытку наладить контакт с присутствующими на берегу людьми.
- Здорово, коль не шутишь, - Василий первым уже поднялся и подавал руку человеку, который помешал интересной беседе, - а кто ты, мужик?
- Васька? – явившийся указал на Василия пальцем, смеясь от удовольствия, что увидел его, - помню, как шмякнулся ты на моей качели у реки, которую я на дереве соорудил.
- Пашка, не ты ли? – Вася повернул голову на бок и прищуриваясь стал всматриваться в заросшее мужское лицо.
- Я, - заулыбался мужчина, - прибыл в Покровку.
- Пашка, сколько лет, сколько зим. Вот это сюрприз, - Вася от восхищения над таким невероятным событием, как появление старого товарища, подал тому руку ещё раз, потянув его на себя, обняв и похлопав по плечу, - какими судьбами? Поговаривали, что ты в секту загремел и не вытянуть тебя оттуда клещами.
- Это же давно было. Да, в секту я и правда попадал, не совсем это была секта, коммуна, что-то по типу колхоза, который развалился у нас тут.
- Мужики, - к ним присоединился Геннадий, который тоже поднялся с земли к тому моменту, - это нужно обмыть.
- Ты же бросил, вроде, - Вася улыбнулся.
- Ради такой встречи готов вернуться к своей прошлой жизни, - он почесал затылок и тут же продолжил, - только кто пойдёт в деревню за бутылкой? Я ни ногой, я зарок себе дал, что не появлюсь на глазах у Оксанки.
- Я тоже не пойду, Верка увидит, опять скандалить начнёт и кранты нашему мероприятию, - тут же отозвался Василий, - а вот Пашка, как человек практически новый, ни в каких делах пока не замеченный в Покровке, вот он и пусть будет нашим гонцом за чудодейственным напитком. Паш, вот тебе деньги, - Вся вытащил смятую купюру из кармана. Купи там пшеничную, да это, закусочки ещё прихвати, а то с утра ничего во рту не было. Может помидорчиков там, да огурчиков.
- И колбасы, - Гена тоже подал купюру, вздохнув тут же, - эх, огурчиков бы солёных Оксанкиных сейчас.
Павел вернулся через час и пошла приятная суета для мужского коллектива, который собрался в количестве трёх человек на берегу реки Лунки в субботний день.
Он вытащил плед из пакета, после на него установил приобретённую в магазине бутылку пшеничной водки, а затем стал доставать закуску, завершив двумя банками, в одной из которых были огурцы, в другой помидоры. Довольные мужчины смотрели на это с детским восторгом, потирая свои ладони.
- А засолки откуда у тебя? – Вася опять прищурился, подозревая Павла в том, что успел мужик уже и наладить контакт по приезду в деревню с женским полом.
- Места надо знать, - Павел сделал напущено серьёзный вид, - вам не скажу, это секрет.
- Замутил значит с кем-то уже, - Вася кивнул Геннадию, который сидел рядом, - ты смотри, не успел вернуться, а уже по нашим бабам пошёл.
- Чего это по вашими?
Выпив и закусив мужчины тут же накинулись на Павла, требуя рассказать, где он был, куда после отправился и какова жизнь там.
- Да, мужики, скажу я вам, что всюду одно и тоже. Те же проблемы, те же люди, те же день и ночь. Сначала я был в коммуне, да, типа секты что-то, но не требуют ничего отдавать своё, не заставляют, я бы сказал. Там типа всё общее.
- И бабы общие? – удивился Вася.
- Вась, у тебя одни бабы на уме, дай человеку договорить, - возмутился Гена.
- Да и они общие, - засмеялся Павел, - я не знаю, как у них сейчас, а тогда нам учитель нам пропагандировал, что измены не существует, что не должны мы верность одному человеку сохранять всю жизнь. Вот нравится человек, встречайся, не нравится, расстались и следующего принимаем в жизнь. И дети там были общие. Они были отдельно от нас, у них свой лагерь разбит. Ребёнок может прийти к любому взрослому человеку и побыть с ним. Учитель говорил, что так мы даём ребёнку шанс не зацикливаться на отношениях родителей, не копировать их поведение, они могут увидеть разных взрослых. Это значит, что ребёнок вырастит более разносторонним и будет сам определять, как ему себя вести.
- Как хорошо всё, вот бы нам в Покровку такие условия. Можешь сегодня вот с этой встречаться бабой, тут она надоела, а ты ей так и говоришь, что не нужна ты мне, пошёл к другой. И никаких проблем, ведь таковы правила. Гуляй сколько хочешь, - мечтательно, глядя в небо, произнёс Вася.
- А ушёл чего, если всё так хорошо? – задал свой вопрос Гена.
- А, знаешь, - Паша задумался на мгновение, - вроде и хорошо всё. О свободе рассказывают, что мы все равны, все люди братья и сёстры, но никакой свободы нет. Она ограничена ровно также, как и в посёлке. Вернее сказать, что тут я даже свободнее, чем там. В коммуне есть обязанность работать и приносить доход своему обществу, есть определённый устав и свои правила, которые нарушат нельзя. При этом у учителя Феррари помню тогда было, а мы голодранцы все должны были только свободной наслаждаться. Вот увидел я всё это и ушёл.
- Куда? – Гена вытаскивал огурец из банки, понюхал его, словно вспоминал те счастливые моменты, когда был он в дома с Оксаной.
- В Россию вернулся. Не сразу правда, побродил и по Америке, но нет там для простого человека никаких возможностей. Если есть деньги, то да, а если нет, то обычная жизнь. Вернулся я, то на море жил какое-то время, надоело оно мне до тошноты, так я на Алтай перебрался и там в доме одном пожил два года помню. Это были лучшие годы, я там с девушкой познакомился, и мы были счастливы с ней. Она была такой милой, такой хорошей, а как готовила манты, просто пальчики оближешь, - Паша поцеловал свои три пальца, показывая восхищение.
- А не остался чего? – опять Гена вмешался своим вопросом.
- Не знаю, испугался я что-то, вот затянет она меня и вмиг я буду прикованным только к одному месту. Опять свободу потеряю, опять правила мне навяжут.
- Паш, это понятно, бегал всю жизнь от баб, значит, да от правил разных, свободу искал. А ты мне вот скажи, ты у матери был? Она же столько слёз тут выплакала из-за тебя, - задав свой вопрос, Вася ухватил помидор из банки.
- Нет, не хочу. - - Паша сделал серьёзный вид, - обижен я на родителей. Ты думаешь, чего я стал вот бродить по белу свету? Не принимали они меня, не видели во мне человека, всё пытались слепить что-то своё, сломать. А больше всего на мать я серчал всегда. Ладно отец, деревенский мужик, не образованный, не понимал меня. Он хотел видеть обычного парня, стандартного. А мать? Я её позиции никогда не мог понять, она и ему никогда не противоречила, да и мне не говорила никогда, что любит меня таким, какой я есть. Ей были важны отметки в школе, да чтобы я поступил куда-то в хорошее заведение по их с отцом мнению. Всё остальное не важно. Им было плевать на меня, самое главное перед людьми показуху устраивать, что вот он Паша у нас какой хороший, как все. Вот у него пятёрка, вот он поступил, вот женился. А что я чувствую, чего хочу, никто не интересовался. От того я и бродил.
- Нашёл ты человека, которому ты важен? – спросил Вася, разливая водку по рюмкам.
- Нет, никому мы не нужны в этой жизни, - сделал свой вывод Павел.
- Как-то грустно, - Гена потянул руку за рюмкой, выражая тоску на лице, - подожди, так ты сам говорил, что девушка какая-то на Алтае была, хорошо было.
- Да, но она же о своём благоустройстве жизни думала, ей замуж надо было, да детей рожать. Там не обо мне речь была.
- Вот ты хитрец, Пашка. Она значит только о тебе думать должна, да и ты о себе, а о ней кто станет думать? – он поднял рюмку вверх, - ладно, мужики, давайте уже выпьем за нас, за мужчин. Бабы эти всё нами управлять пытаются, но мы не дадимся, не на тех напали! – ударив рюмки друг о друга, они тотчас выпили, и Вася продолжил, - вот я с Веркой живу, а благодарность где? Вроде же и зарабатываю, почти не изменяю, ну я имею ввиду тут, в деревне, я не замечен в этом деле, по дому всё делаю. А она думаете ценит всё это? Хоть бы раз бабам похвастала, какой я молодец у неё, да как ограду поставил верно, да вон трубу сложил на крыше. Нет же такого. Вместо этого она только и славит меня по деревне, что человек я плохой, жить со мной она устала. От чего устала?
- Да просто, от жизни устала, - усмехнулся Гена, - а моя? Двадцать лет со мной живёт. А тут оказалось, что я как мужчина совсем ничего не значу для неё. Говорит, что любой другой мужик лучше меня в сто раз. Да ещё мне призналась, что хорошо, что тогда мне изменила, правильно сделала, говорит, - Гена поставил рюмку, отвернувшись в сторону.
- Чего? – удивился Вася, - чего она тебе сказала?
- А ты думаешь, чего я не иду и не прошу прощения? Когда кричала, то высказала мне, что изменяла мне и правильно говорит делала, так как я, как мужик ничтожество полное и нет от меня никакого толку.
- Так ты спросил с кем?
- Предполагаю я. Нет его в нашей деревне, не с кем разбираться особо, - Гена вздохнул, - а я и правда дурак, надо было ещё тогда в морду ему дать, а что сейчас кулаками махать?
- А тогда чего? – не унимался Вася, удивлённый такими откровениями.
- Пил я тогда, как собственно и всю жизнь. Чего ты думаешь я с этой Лидкой связался? Нужна она мне эта толстуха, да я бы с ней ни в жизни не стал того самого, так она меня самогоночкой приманила.
- С какой Лидой? – вмешался в душевное излияние Геннадия Павел.
- Да с Шумилихой, самогонку она гонит и продаёт, ты её должен помнить, - пояснял Гена, - ох и страшная она стала, раскабанела, это же сколько вот пить мне приходилось, чтобы с ней быть. Сам удивляюсь, как я на неё позарился.
- А что это ты её оскорбляешь? – Паша, прислушиваясь к тому, что говорит Гена и постепенно напрягаясь, выпрямился и со злостью уже смотрел на Гену, - и ничего она не толстая, за базаром следи за своим.
- Так, - Вася поставил рюмку, не успев выпить, - я так понял Генка не ту тему задел. Паш, ну ты это, спокойно.
Павел не слушал и не смотрел на Василия, который пытался его успокоить, вместо этого он уже поднимался на ноги и направлялся к Геннадию, который в свою очередь тоже поднимался.
- Кто страшная? Повтори! – Паша сжимал кулаки, словно собираясь напасть.
- Ты чего с нашей Лидкой что ли того? – Гена удивлённо моргал глазами, - так она на всех вешается. Ты будь осторожнее, мало ли.
Гена ещё что-то хотел сказать, но не успел, так как Павел поднял приготовленный кулак вверх и нанёс удар в лицо Гене.
- Вот и поговорили, - произнёс Вася, растерянно разводя руками.
