Часть первая, часть вторая, часть третья.
Из серых облаков моросил мелкий дождь, ложась на пожелтевшую траву. Косые струйки залетали в раскрытую дверь парадной, образовав темное пятно лужи, постепенно увеличивающейся в размерах. В её зеркальном отражении щерились переливы молний. В коридоре противно пахло осенней сыростью. В зале испуганно побрякивали подвески люстры, их хрустальный шелест слышно было даже в парадной. Через прогнившую крышу местами просачивалась вода, она тихо капала на пыльный пол, покосившуюся мебель, кучи мусора. Казалось, что сам дом дрожит от холода.
Стало зябко. Антон прислонился к стене и, съезжая, сел на пол. Вглубь он не решался пройти, хотя, возможно, там было посуше и потеплее. Пёс быстро пролез ему на руки и свернулся клубком. Так они и сидели – между неугомонной природной стихией и таинственной, потусторонней силой.
Монотонные звуки дождя, перемежаясь раскатами урчащего грома, клонили в сон. Напряжение давало о себе знать, Антон, сам того не желая, закрыл глаза и погрузился в тяжёлую дрёму...
***
Под неведомой тяжестью одна за другой жалобно заскрипели половицы лестницы, ведущей со второго этажа. Шурка навострил уши и угрожающе зарычал, оберегая сон своего хозяина. Скрип прекратился...
***
Дождь из мелкого и назойливого шалуна превратился в настоящего неукротимого деспота. Презирая беззащитное ветхое здание, он барабанил тяжелыми, словно свинцовыми каплями по крыше, облупленным стенам с потрескавшимся фасадом, оконным рамам с торчащими в них обиженной нижней губой подоконниками – с такой силой и ненавистью, намереваясь навсегда покончить с ним и непременно сегодня.
В заплесневелых глубинах комнат раздался стук, затем ещё и ещё. Однообразный и монотонный, он повторялся. Пёс навострил уши.
Удар за ударом проникал он сквозь этажи, комнаты, стены и покрытия, добираясь до спящего сознания человека.
Морщинки у глаз его едва дрогнули. Антон поморщился во сне. Усталость не выпускала его из своих теплых объятий, накатывая приливами гипнотических сновидений. Но что-то чужое, холодное, бесцеремонно ворвалось, вытягивая его из сладкого забытья. Далёкий шум приближался эхом, становясь отчётливым и точным, превращаясь в стук – методичный, настойчивый, упрямый. Антон открыл глаза, голова раскалывалась от переутомления. Он почувствовал, как в его руках маленькое тело собачонка напряглось. Пёс, оскалившись, смотрел на лестницу. Постукивание доносилось откуда-то сверху.
Антон встал, помассировал затекшую шею, выгнулся до хруста в спине и расслабился, почувствовав, как кровь теплой волною побежала по затёкшим конечностям. Тум,.. тум,.. тум методично звучало где-то на втором этаже. Подойдя к лестнице и взглянув вверх, Антон взялся за перила и уверенно зашагал по ступенькам, решив, что пора уже заканчивать всё это. Шурка, подпрыгивая и взбираясь на очередной уступ, бежал следом.
Рояль...
В коридоре было пусто, хотя каких-то пару часов назад, когда он искал пса, у третьей двери стояло массивное изорванное кресло.
Шурка взбежал по лестнице и остановился, вытянув влажный нос, он принюхивался к затхлому воздуху. Стук зарождался в глубине мрачного коридора, он шёл из крайней двери.
Антон мельком взглянул в кладовую, в которой недавно обнаружил пса. Журнал мирно дремал на полке, над ним застывшим оловянным солдатиком стояла керосиновая лампа с лопнувшим стеклом.
Двигаясь по коридору вдоль стены, он невольно разглядывал комнаты второго этажа. Вот в широкой зале грудой валялись обрывки обоев. Они шевелились, словно под ними кто-то роился. Треугольный кусок, лежащий на краю, воинственно вскочил, оперевшись на самый тонкий угол, приняв вертикальную позу и провернувшись несколько раз вокруг своей оси, тут же упал, будто отказался от своей идеи.
Шурка, обнюхивая пол, зарычал и заглянул в следующую комнату. В углу просторной залы с двумя широкими оконными разъёмами стоял рояль. Он гордо задрал свою крышку. Капли дождя, стекая с чердака, скатывались по ней на пол, оставляя на пыльной поверхности рояля тонкие, мерцающие змейки воды. Часть клавиш его осыпалась и валялась у ножек: видны были только белые клавиши, они ромбиками выделялись на темном полу. Ощерившись вполовину беззубым ртом, рояль улыбался своим гостям.
– А вот и наш композитор, – негромко подметил Антон. Пёс дружелюбно завилял хвостом, посчитав за одобрение хозяином его находки. Он наивно на всякий случай облизнулся, глядя на человека.
Стук прекратился, смолк, вероятно, испугавшись приближения человека.
Антон дошел до последней комнаты и остановился. Через приоткрытую дверь чувствовалось холодное дыхание сквозняка. Оно сочилось, стелясь по полу коридора, сползая по лестнице и растворяясь в недрах первого этажа. Человек открыл дверь, пёс тотчас шмыгнул внутрь.
Первое, что увидел Антон – это кресло с изорванной спинкой и высокими подлокотниками, то самое, находившееся некогда в коридоре. Оно выжидательно затаилось в темном углу почти у самого окна. В противоположном висела пустая полочка для икон. В центре между ними старые напольные часы с круглым латунным маятником. Стрелки изогнутого циферблата застыли, остановившись на 5 часах и 47 минутах. Это было единственное помещение с ещё остеклённым окном, только приоткрытая форточка неуверенно болталась от ветра на ослабленных петлях. Вероятно, стук об откос стены шёл именно от неё.
Комната была небольшой, но было в ней что-то притягательное, особенное. Она была полупуста, как и другие, но пустота эта была необычной, осмысленной, сохранив ауру жившего в ней человека.
Одинокое Па-мм раздалось из соседней комнаты. От неожиданности пёс вздрогнул. Антон почувствовал, как волосы на его спине и затылке зашевелились.
Па-пам-пам – выдохнул рояль и снова замолк. Звуки его меланхоличной игры рассеялись по дому. Эта ночь была полна странных сюрпризов...
Едва уловимое движение произошло в углу. Кресло ржавыми пружинами скрипнуло, жутко выдохнув под тяжестью невидимого зрителя. Оно чиркнуло деревянными ножками об пол, сместившись к окну. Внутри у Антона все похолодело. Глядя на кресло, он медленно пошел назад, ища рукой дверной рамы. За окном вскипел громовой раскат и ударил с оглушительной силой – стекла задребезжали, под иконной рамой осыпался слой штукатурки, подняв облачко пыли. Пёс чихнул. Небо озарила электрическая коса молнии, осветив на секунды под собою всё пространство. На мгновение в комнате стало светло, призрачно-электрическое сияние ворвалось в комнату, очертив в кресле еле уловимый силуэт...
Но Антон этого уже не видел. Вспышка молнии ярким дверным проёмом в потусторонний мир отразилась на стене коридора и тут же исчезла.
«Река жизни и смерти»...
Опустив голову и обнюхивая пол, Шурка семенил впереди Антона, миновав комнату с роялем. Антон остановился. Из зала через порог проступала темно-серебристая вода. Она уперлась в затертый палас, тянувшийся по всему пролёту и ширилась, растекаясь вдоль его бахромы. Небесное неистовство, проникая в окна, играло отражением на её глади, отплясывая свои жуткие доисторические танцы. Он не хотел смотреть и не хотел знать, что там произошло или происходит сейчас. Он повернул голову к стене, продолжая идти к лестнице, усилием воли подавляя желание взглянуть в зал. Вот он, напротив двери, потусторонней действительностью стоящей перед ним, молчаливо приглашавшей в свои покои.
Плеск воды, тихий плеск воды...
Антон медленно повернул голову...
Из переполненного рояля текла вода, переливаясь через край переднего бортика. Она плескалась на остатки клавиш и, просачиваясь между ними, струилась из-под днища, затопив собою уже большую часть залы.
Небо величественно блеснуло молнией. Зал застыл в секундной вспышке. В заполненном водой рояле Антон увидел лицо. Казалось, что оно плыло по течению реки, настолько безмятежным и спокойным было бледное лицо девушки. Мокрые волосы спускались в водную гладь, закрытые глаза, застывшие бескровные губы...
Продолжение следует: Мистический рассказ: «Дом». Окончание
Другие истории: