Предыдущую главу 12.1 читайте здесь.
ПРОТИВНИК РВЕТСЯ В РЕВЕЛЬ
(октябрь-ноябрь 1916)
Утром он доложил командующему флотом о произошедшем событии и получил приказ прибыть в Гельсингфорс.
Переход морем из одной базы в другую, как обычно, не занял много времени. Единственное, что отличало его от предыдущих походов, так то, что с эсминца долго запрашивали дивизион тральщиков, протрален ли фарватер от германских мин. Прежде такого не было. И на ходу несколько впередсмотрящих матросов вглядывались в балтийские воды, не несет ли волна сорванную с якоря морскую мину.
В кабинете у Непенина Илья Иванович расположился надолго. Первым делом подробно рассказал, как удалось навсегда избавиться от слежки альбиноса, потом так же в деталях сообщил о неблагополучном результате переброски разведчика «Ферзя» в германский тыл. В заключение поделился впечатлениями об офицерах, прибывших недавно ему в подчинение для усиления разведотделения. После доклада положил на стол командующего служебные документы на подпись. Вице-адмирал был удовлетворен беседой и отпустил подчиненного. На прощание спросил:
– Что, прямо сейчас собираетесь возвращаться? Могу распорядиться о выделении для вас корабля.
– Благодарю, Адриан Иванович, у меня еще есть кое-какие дела в штабе флота, потом заночую в гостинице, – ответил Стрельцов и тут же увидел на усатом и бровастом адмиральском лице неприкрытое удивление:
– Батюшки светы, с каких вдруг пор вы стали задерживаться на ночлег в Гельсинках? Прежде, помню, из штаба – на корабль, только вас и видели! Уж не ждет ли моряка местная красавица-фликор?
Илья Иванович с непроницаемым лицом пожал командующему протянутую руку и без слов вышел из кабинета.
Конечно, догадливый Непенин был прав. Стрельцов уже сообщил Кристине о том, что будет ждать в Гельсингфорсе, и забронировал уютный номер в неброском отеле на тихой улице, где собирался провести ночь с дамой сердца.
Выйдя из адмиральского кабинета, полковник пошел навестить старого приятеля князя Черкасского. Место работы флаг-капитана по оперативной части штаба легко обнаруживалось по устойчивому табачному запаху, ощущавшемуся даже в коридоре. Некурящему Стрельцову казалось, что из рабочей комнаты просто валили клубы дыма от выкуренных папирос. Михаил Борисович оказался на месте и обрадовался неожиданному гостю.
– Давненько, душа моя, Илья Иванович, не появлялись в наших краях. Совсем товарищей позабыли, наверное?
– Что вы, князь, даже думать так непозволительно! Дел столько навалилось, что не вырваться было из Ревеля. Если помните, мне даже не случилось приехать на служебное совещание, когда Адриан Иванович заступил на пост комфлота, меняя Канина.
– Как же, помню, мы ведь встречались накануне в Ревеле. Вы тогда мудрили над какой-то операцией со своими офицерами. Удачно дело завершили?
– «Путь наш во мраке», – вместо прямого ответа ввернул Илья Иванович, как-то к месту вспомнив «Весеннюю песнь» Хомякова.
– Бога ради, простите, Илья Иванович, что в чужие дела нос сунул. У меня и своих забот хватает. Вы то летом видели, как я за планами минных постановок ночами просиживал. Закончил я всю подготовку и представил Непенину, тот на мои планы резолюцию наложил: «Действуйте. Это сильнее наступательных плаваний». Теперь мины на подходах к Финскому заливу так хитро установлены, что германцам ни за что не разгадать моих секретов. А они уверены, что подходы чисты – недавно их подводные лодки чуть ли не до Кронштадта дошли без подрывов. Мы за ними следили, но не тронули: пусть расскажут своему начальству, что подходы к Ревелю и Гельсингфорсу свободны от мин.
– Вот, князь, и я о том же хотел сказать. По агентурным данным, германцы подтягивают на Ост-зее свежие силы: новейшие эсминцы, легкие крейсера. Готовятся к прорыву в Финский залив. Мы усилили службу радиоперехвата и следим за обстановкой.
– Ну, и пусть себе готовятся. Мы их встретим с нашим гостеприимством, – с веселой улыбкой сказал Черкасский и закурил папиросу.
Кристина появилась у дверей отеля в начале девятого вечера, опоздав для приличия всего на полчасика. Стрельцов встречал ее с большим букетом алых роз, символизирующим яркую любовь и пылкую страсть. Он помнил, что дама хорошо разбирается в символике цветов и сможет оценить их смысл по достоинству.
Гостья церемонно приняла цветы из рук кавалера и царственной походкой прошла от дверей к лифту. Но как только они вошли в номер, ее руки нежно обняли его, а взгляд прекрасных глаз цвета летнего моря рассказал все лучше любых слов. Цветы рассыпались по паркету и превратились в пышный ковер. Посреди яркого цветочного ковра пара долго стояла, не разжимая объятий, при этом каждый молчал, думая, пожалуй, в унисон.
Вдруг их будто прорвало, они уселись на диван в гостиной и стали говорить, почти не слушая друг друга. Было совершенно понятно: встретились две родные души, вынужденные долго жить в разлуке. Наконец-то они уединились, совершенно забыв обо всем, что происходит вокруг. Мужчина и женщина наслаждались своим уединением и тем, что пробудут вдвоем целую вечность.
Свет в окнах номера погас поздно.
Утром Кристина проснулась первой и поднялась с постели. Ничем не прикрываясь, почему-то на носочках, прошла в ванную комнату. Стрельцов смотрел и восхищался, насколько прекрасна ее фигура. Античная форма плеч, высокая грудь, изящная талия, изгиб которой плавно завершался округлыми бедрами, стройные ноги. Венеру бы с нее лепить!
Внутренний голос почему-то сказал: «Жалко такую терять». Стрельцов сам поразился неожиданным словам: ну, почему терять-то? Ведь можно время от времени встречаться, раз нельзя все время быть вместе. Она же ему нужна: он только-только пришел в себя после смертельного испытания, которое выпало ему накануне. И отчетливо осознавал, что без ее ласки, нежных слов, даже без ее обычного кокетства, невозможно почувствовать себя вот так, народившимся заново. Как сейчас. Более того, он понимал, что и ей нужны эти встречи, без них она зачахнет, превратится в серую домашнюю мышку. А здесь она – царица.
Кристина быстро прошла из ванной, нырнула под одеяло и прижалась прохладным влажным телом. Время для них остановилось. Покидать уютный номер не хотелось. Под вечер они все же собрались и перед расставанием остановились возле двери. Кристина вдруг сказала:
– Милый, меня не покидает чувство, что нам не суждено больше встречаться. Подожди, не перебивай меня! Прежде всего, ты должен знать: я приду всегда, когда ты позовешь меня. Но и ты, пожалуйста, побереги себя. Вчера при встрече я просто физически ощущала, что вокруг тебя, будто глубокая темная вода, сомкнулась опасность. Я постаралась снять эту напасть. Сегодня тебе ничего не грозит. Но мы расстаемся, ты вновь уходишь на войну. Прошу, во имя всего святого, береги себя!
Всю обратную дорогу Илья Иванович размышлял, каким образом Кристина, довольно легкомысленная женщина, смогла так глубоко прочувствовать, что с ним произошло, и степень той опасности, которой он подвергался. Для него в очередной раз оказалось непостижимым понять ход мысли любящей женщины.
Утренний Ревель принес Стрельцову очередной сюрприз. Правда, на сей раз приятный. Хотя развивались события сначала загадочно и даже тревожно.
В его служебном кабинете раздался телефонный звонок. Военный комендант железнодорожного узла Ревеля известил полковника, что начальник литерного санитарного поезда, который остановился на краткую стоянку на путях у вокзала, просит его подойти к поезду для получения информации. У Ильи Ивановича кольнуло сердце: что-то случилось с Машенькой, дочкой. Только она могла ехать санитарным поездом. Он сел в автомобиль и примчался к вокзалу, пробежал через пассажирский перрон, а потом долго плутал в лабиринтах рельсов, разыскивая нужный эшелон.
Вагонов и платформ на путях стояло множество, приходилось, согнувшись в три погибели, подныривать под них, а то и карабкаться по отвесным лесенкам, переходя через открытые площадки. Элегантные лайковые перчатки стали грязными, как рукавицы грузчика. Наконец, санитарный поезд с красными крестами на зеленых вагонах оказался именно тем, который Стрельцов искал. Вдоль эшелона шли и беседовали двое военных медиков в шинелях и белых врачебных шапочках.
К ним он и обратился:
– Здравствуйте, господа! Я – Стрельцов, меня вызвали по телефону к этому санитарному поезду. Не могли бы вы прояснить мне ситуацию?
Врачи остановились и поздоровались, один из них представился:
– Слатвицкий, начальник 47-го эвакопоезда Северного фронта. Я действительно разыскивал вас, господин Стрельцов. Об этом меня просила ваша дочь, Мария Ильинична, старшая хирургическая сестра поезда. Она сейчас в штабном вагоне. Вон в том, около которого стоят люди. Вы можете поговорить с дочерью, только недолго: мы скоро отправляемся в Петроград.
– Как это скоро отправляетесь? – удивленный Стрельцов не мог понять, почему он не может остаться с дочкой хотя бы до вечера. – Мы же не виделись с ней больше года! Отпустите ее со мной, завтра в первой половине дня она будет в Петрограде, слово офицера…
– Вы уж простите великодушно, господин Стрельцов, – как-то по-штатски сказал Слатвицкий. – У нас в санитарном поезде дисциплина строже, чем в ином боевом полку будет. Не могу я пойти вам навстречу и отпустить вашу дочь. Она ведь при раненых, им помощь требуется. А коли нас вместо Петрограда на Псков отправят, такое нередко бывает. Где мы тогда с Марией Ильиничной повстречаемся? Порядки сейчас строгие, военные. Беды потом с ней не оберемся. Да, вы бы, господин Стрельцов, поскорее шли к вагону, если поговорить с дочкой желаете.
В этот момент Илья Иванович услышал за спиной родной голос:
– Папа! Папочка!
Он обернулся, расставил руки и закружил, как в детстве, упавшую в объятия дочь.
– Папочка, отпусти, неудобно: раненые вокруг во все окна за нами смотрят…
– Пусть посмотрят, не каждый день сестра милосердия Стрельцова с отцом-офицером встречается на войне. К тому же, положительные эмоции очень полезны для выздоровления раненых, – добавил Илья Иванович, но опустил-таки Машу на землю.
Они замолчали, глядя друг на друга. Илья Иванович поразился, как изменилась дочь: начинала работать в госпитале, почти девчонкой была. Сейчас перед ним стояла взрослая женщина с усталым лицом, тенями под глазами и первыми морщинками на лбу. А ведь Маше только двадцать первый год пошел. Много горя она через себя пропускает, и страдания людские видит, и смертушку, которая за ранеными по пятам ходит.
– Папа, ну, что же ты молчишь? Я так рада тебя видеть! А главное – мое желание сбылось. Я загадала, поедем в Ревель, обязательно с тобой встречусь. Заранее начальника поезда попросила, чтобы он тебя нашел через военного коменданта.
– Какая же ты умница, Машенька! Все знаешь, все понимаешь. Вижу, что устаешь ты на службе сильно. На фронт-то еще хочешь попасть? Помнишь, ты мне в прошлом году рассказывала…
– Не хочу, папа, никуда не хочу. Теперь только домой. Приедем в Питер, буду просить, чтобы меня вернули в госпиталь. Год уже катаюсь на поездах. Тяжело стало.
– Маша, я твоего начальника уговаривал, чтобы он тебя до вечера ко мне отпустил. А я бы тебя завтра утром на корабле в Петроград отправил, быстро бы добралась. Побыстрее, чем на поезде.
– Ой, папочка, что ты, нам строго запрещено отлучаться из эшелона. Такие требования к медицинскому персоналу. И за ранеными я должна ухаживать…
– Вот и Слатвицкий ваш мне так же объяснил. Жалко! Посидели бы вечерок, поговорили. Когда еще свидимся?
– Пап, да ты в Петроград приезжай, там и встретимся. Думаю, что меня все же отпустят с поезда. В госпиталях тоже нужен знающий медицинский персонал с фронтовым опытом. Так что в нашей квартире на Садовой и посидим вместе.
– Я там год назад был. Ты уже с поездом уехала.
– А я всего дважды заскакивала ненадолго, раз летом, да вот недавно, перед этим рейсом. Письма твои находила, отвечала на них второпях. Да, что все обо мне, ты-то как?
– Ничего, Машуль, жив-здоров, как видишь. Служу.
Возле эшелона раздались громкие крики:
– По вагонам! Эшелон отправляется!
Стрельцов возмутился:
– Что и все, уезжаете?!
Дочка чмокнула его в щеку и шепнула:
– Ну, не сердись, папочка. Надо ехать.
Паровоз дернул, вагоны загрохотали сцепками. Маша быстро пошла к ближайшей подножке, но обернулась и прокричала:
– Ой, пап! Главное-то забыла сказать! У Аннушки в Москве в прошлом месяце сынок родился. Так что, у тебя внучок растет, Егоркой зовут! Ты напиши Ане…
Илья Иванович застыл, как вкопанный. Он смотрел, как Машеньку подсадили в вагон, махал рукой, что-то кричал вслед уходящему поезду, а тем временем думал о том, что на свете теперь живет маленький человек, Егор. Внук полковника Стрельцова. Надо же! Срочно напишу Аннушке письмо. Как хорошо было бы в Москву в отпуск к ней съездить, они с мужем на Молчановке квартируют, рядом с домом, где, говорят, бабушка Лермонтова жила…
Стрельцов перевернул листок календаря: было утро 26 октября 1916 года. Все рабочие бумаги со стола были убраны в сейф. Он ждал Ренгартена, который с минуты на минуту обещал подъехать в разведотделение. Да, капитана 2 ранга Ивана Ивановича Ренгартена, но уже не сослуживца, а заместителя командующего флотом по связи и радиоразведке. Непенин направил его в Ревель с важным поручением. Ван-Ваныч по пустяку не поедет, значит, что-то важное предстоит.
В коридоре послышались шаги, и в кабинет вошел Ренгартен в сопровождении заместителя Стрельцова лейтенанта Тихонова. Офицеры поздоровались, лейтенанту разрешили идти к себе, а кавторанг сел поближе к столу и изложил полковнику цель своего приезда.
– Илья Иванович, мы тщательно изучили и проверили ваше сообщение о прибытии на Балтийское море новых германских эсминцев и легких крейсеров. Агентурные сведения подтверждаются данными радиоперехвата и разведывательными сообщениями штаба Северного фронта. Можно вполне уверенно утверждать, что в ночь с 27 на 28 ноября отряд германских кораблей пойдет на прорыв в Финский залив с целью бомбардировки наших баз Ревеля или Гельсингфорса. В связи с тем, что Гельсингфорс укреплен сильнее, да и кораблей в базе столько, что противнику туда сложно будет подойти, скорее всего, мишенью германских кораблей станет менее защищенный Ревель. Имеется еще один факт, свидетельствующий о намерениях неприятеля. По данным нашей контрразведки, которые вы подтвердили через свои источники, в Ревеле действует группа германских диверсантов. В Гельсингфорсе этой нечисти пока нет. Стало быть, ожидаем прорыв германских эсминцев в вашу сторону. У флота нет опасений, что они нанесут какой-либо серьезный урон: минные поля, установленные по секретному плану капитана 1 ранга Черкасского, не позволят им этого сделать. Однако, на всякий случай в Гельсингфорсе под парами будут стоять отряд крейсеров и Минная дивизия, готовые к отражению удара с моря. Командующий флотом приказывает вам убыть на пост радиоперехвата на острове Даго, развернуть там командный пункт разведки, наблюдать оттуда за обстановкой и координировать действия сил флота по отражению атаки противника. С вами постоянно на связи будет командующий флотом. Я прибыл сюда, чтобы лично проинформировать вас о плане вице-адмирала Непенина. Есть ли у вас какие-то вопросы?
– Значит, противник рвется в Ревель. Ясно. Я отправляюсь на Даго сегодня же. Здесь за меня останется Тихонов. С собой на пост радиоперехвата возьму старшего лейтенанта Булавина, он в том месте службу начинал, все знает, поможет мне, в случае чего. А вы, Иван Иванович, что далее планируете?
– Мне Адриан Иванович поставил отдельное задание, поэтому я вас сейчас покидаю и отправляюсь по своим делам. Желаю успеха!
– Вам всего доброго!
К утру, когда разведчики из Ревеля добрались до поста на острове Даго, ожидаемые события начались. Начальник радиопоста доложил, что по данным радиоперехвата в военно-морской базе Либава готовится к выходу отряд германских кораблей, не менее десяти вымпелов. Стрельцов расположился в его кабинете, велел доложить телеграфом комфлоту, что на острове развернут командный пункт разведки, а потом затребовал себе все сводки перехвата за сутки. Время от времени он вызывал операторов и советовался, анализируя свежие материалы, сопоставляя их с имевшимися достоверными сведениями.
Постепенно сложилась общая картина происходящего. В Либаве недавно была развернута Десятая флотилия эсминцев, в состав которой входили корабли, построенные на верфях в Штеттине и Киле в течение 1914-1916 годов. Новые германские эсминцы по боевым характеристикам приближались к нашим «Новикам». Флотилия располагала грозной силой, которая в эти часы готовилась к броску. Эсминцы покинули базу и взяли курс на восток, вслед за ними вышла группа легких крейсеров сопровождения. Сведения по обстановке Илья Иванович сообщил командующему, тот приказал продолжить разведку, а сведения передавать в штаб флота для принятия решения о направлении Минной дивизии на перехват германского отряда.
Потянулись часы ожидания.
Стрельцов прилег на железную раскладную койку, которая стояла в кабинете. Его хозяину – начальнику разведпоста по службе нередко приходилось днями и ночами напролет дежурить с операторами. Теперь койка скрипела пружинками под тяжестью коренастой фигуры начальника разведки всего Балтийского флота. Илья Иванович представил, как из Либавы в боевой поход отправляются корабли противника, но мысли почему-то сразу ушли в сторону. Ему привиделась Москва. Москва из его воспоминаний – маленькие домишки у Золоторожского Вала, непарадные берега реки Яузы, Спасо-Андроников монастырь, который царил белыми стенами и высокими маковками над окружающей местностью. Мальцом с матушкой он приезжал к ее родственникам, староверам, жившим в этом районе. В центр, к Кремлю, они никогда не выбирались, поэтому Белокаменную столицу он долго представлял именно такой, одноэтажной, с заросшими травой и кустами деревянными двориками, речкой Яузой, на берегу которой они играли ребячьими ватагами. Теперь ему почему-то казалось, что его внук Егорка живет там же, куда возила его матушка каждое лето до поступления в кадетский корпус.
Он обязательно приедет в Москву, испросит отпуск у командующего флотом, всего неделю отпуска, и приедет. На Рождество приедет. И будет играть с внуком, баюкать его, слушать, как он гугукает…
– Илья Иванович! Перехвачен сигнал «ММ», «Имею минную пробоину», с германских кораблей.
– Времени сейчас половина девятого вечера. Доложите координаты противника?
– Взрыв зафиксирован в двадцати милях к северу от нашего острова.
– Ясно. Отряд противника втягивается в Финский залив. Быстро немцы сюда примчались, видать, собственную смерть торопят! Передовая минная позиция не пропустит эту банду.
Стрельцов надел шинель и фуражку, приказал Булавину сопровождать, а затем вышел из штаба радиопоста. После уютного тепла и света пришлось зябко погрузиться в пучину осенней промозглости и темени. Вновь открылась дверь, это вслед за начальником вышел Булавин. Мгновенная вспышка света осветила темный двор, но потом глазам вновь пришлось привыкать к темноте. Не зажигая ручных фонарей, разведчики направились к высокому холму, с которого можно было наблюдать за обстановкой в Финском заливе. Импровизированный наблюдательный пункт они устроили на поваленной ветром сосне. Можно было сесть на ее шершавый, пропитанный смолистым духом ствол. Они долго сидели в тишине и темноте, напряженно поглядывая в сторону моря, где северо-восточнее острова Даго, всего на расстоянии десяти-двадцати миль рыскали германские эсминцы. Отряд противника старательно искал русские корабли, которые по замыслу немецких адмиралов должны были находиться в Финском заливе между Ревелем и Гельсингфорсом.
Судя по лежавшей над заливом тишине, германские моряки так и не смогли найти цели для атаки. Их сердило это, они теряли терпение и осторожность. Время от времени вспыхивали огни прожекторов, которыми командиры эсминцев осматривали пустынную морскую поверхность. Если бы русские крейсера или линкоры скрывались в засаде за островом, они могли бы накрыть огнем тяжелых орудий отряд вражеских эсминцев, раскрывших огнями свое место. Но русские, хорошо подготовившиеся к ночной атаке кораблей противника, не стали выводить свои силы для боя. Решить его исход должны были наши минные позиции. Первые потери на них немцы уже понесли, следовало терпеливо ждать, когда последуют новые.
Булавин ненадолго отлучился в штаб, чтобы ознакомиться с поступившими данными радиоперехвата. Вернувшись, сообщил:
– Зафиксированы переговоры восьми кораблей противника. Флагман дал команду завершить поиск и начать перестроение.
– Какое перестроение, для чего? – удивился Стрельцов. – Разве они собрались возвращаться обратно?
– Скоро узнаем, Илья Иванович. Корабли-то, хотя и в темноте, но все же перед нашими биноклями маневрируют. А мы с вами, будто в ложе бельэтажа, спектакль созерцаем, – пошутил Булавин.
После полуночи стало ясно, что противник направляется в сторону Балтийского порта, тогда как разведка и командование флотом предполагали, что удару подвергнется Ревель. Что ж, ошибки в прогнозах случаются в любом деле.
Стрельцов и Булавин разом соскочили с насиженного места на широком стволе поваленной сосны, когда в ночной темени засверкали огни артиллерийских залпов. Ветер донес звуки отдаленной канонады. Противник вел огонь в районе бухты Рогервик. Илья Иванович задумчиво высказал свои сомнения:
– Неужели целая флотилия новых эсминцев отправилась в поход с риском напороться на мины только для того, чтобы обстрелять Балтийский порт? В нем и кораблей-то наших никогда не было. Не очень в это верится…
– Может быть, германцы по железнодорожной станции лупить из всех орудий решили? Через нее ведется снабжение наших войск под Ригой, – высказал мнение Булавин.
– Правильно. Эта версия имеет право на существование. Надо будет ее проверить. Но могут существовать и иные причины. Потом займемся серьезным анализом.
Корабли вели огонь по берегу и освещали его прожекторами. Эти боевые действия происходили довольно далеко от наблюдательного пункта разведчиков на острове Даго. Но с высокого холма, где они стояли у сосны, можно было наблюдать за всполохами света от выстрелов и метания прожекторов. Канонада продолжалась полчаса, потом все стихло, и бухта Рогервик снова погрузилась в темноту.
Подошедший с поста радиоперехвата молодой офицер доложил начальству последние новости:
– Командующий германской флотилии отдал приказ выстроиться в кильватерную колонну и следовать курсом Норд.
Стрельцов в ответ пошутил:
– Вот спасибо, голубчик, порадовал. Будем ждать развития событий, в гущу которых германцы и направляются.
Минут через сорок разведчики смогли убедиться в правоте слов своего командира. В той стороне, куда направился неприятельский отряд, послышался грохот взрыва, сопровождавшийся вспышкой в ночной тьме. Никому не надо было объяснять, что еще один эсминец в темном море нашел свою мину.
Булавин загнул пальцы на правой руке и сказал:
– Это – второй, Илья Иванович!
Еще через пятнадцать минут произошло такое же событие, и Булавин вновь загнул пальцы, произнося:
– А это – третий!
Стрельцов откликнулся:
– Если дело так пойдет и дальше, то у вас не хватит пальцев на обеих руках.
Однако больше им ничего не удалось увидеть со своего холма. Горячка боя прошла. Стрельцов, поежившись, сказал:
– Пора возвращаться в штаб, пока мы не окоченели.
Уже в тепле, за столом с расстеленной морской картой западной части Финского залива Стрельцов, согреваясь горячим чаем, выслушивал сообщения радиоперехвата. За три ночных часа в эфире прозвучали еще три сигнала «ММ», «Имею минную пробоину».
Утром, когда Стрельцов доложил командующему флотом о гибели большей части эсминцев Десятой эскадры противника, Непенин задумчиво произнес:
– Я верил в это. Хорошо получилось. За умные постановки мин представлю князя к награде.
Секретно
РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СВОДКА
ШТАБА БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА
На 5 ноября 1916 года
В последних числах октября – начале ноября с.г. разведкой Балтийского флота получены сведения, раскрывающие замысел и решение германского командования, которое осуществило поиск в западной части Финского залива и обстрел Балтийского порта (Палдиски).
28 октября в поиск была направлена Десятая флотилия эсминцев, базирующаяся на вмб Либава. В ее составе на момент выхода из базы числилось 11 эсминцев постройки 1914-1916 годов. Прикрывали флотилию 3 легких крейсера и несколько старых эсминцев. В строю кильватерной колонны, на скорости 21 узла отряд кораблей прошел Центральную Балтику, не встретив ни одного русского корабля. Твердая уверенность немцев в полнейшей пассивности русского флота подвигла их командование на безрассудные поступки. Они сходу решили преодолеть нашу передовую минно-артиллерийскую позицию, где мины были выставлены между островами Эре и Даго.
В 20 часов 35 минут наши посты зафиксировали первые взрывы на минных заграждениях. Был перехвачен сигнал «ММ» («Имею минную пробоину»). Поскольку наши корабли в море не находились, стало ясно, что сигналы шли от кораблей германского отряда, в котором появились потери. Остальной отряд после преодоления минной позиции в течение двух часов осуществлял поиск русских кораблей, а затем зашел в залив Рогервик и в 2 часа 30 минут 29 октября произвел бомбардировку Балтийского порта. По портовым сооружениям (суда в бухте отсутствовали), а потом и по городу было выпущено 162 фугасных и шрапнельных снаряда. Повреждено 24 здания, в том числе вокзал и вышка поста наблюдения, погибли 10 человек, из них 8 мирных жителей. Затем отряд направился обратно и вновь попал на минное поле. Командир эскадры, имея координаты первых подрывов кораблей, приказал взять курс севернее. Но там тоже оказались мины.
На перехват неприятеля из Гельсингфорса выходили корабли Минной дивизии, но из-за сильного тумана они вынуждены были возвратиться обратно.
На постах радиоперехвата в период с 3 часов ночи до 8 часов утра неоднократно получали сигналы «ММ», идущие от германских кораблей. Утром на побережье специально высланные воинские команды и местные жители нашли выброшенные на мелководье шлюпки, буйки, пояса и другие предметы с германских эсминцев V-72, 75, 76, S-57, 58, 59 и G-90, что подтверждало данные радиоперехвата об их гибели на минах.
Агентурные данные свидетельствовали о том, что ночью 28 октября в Либаву вернулся эсминец G-89, а днем в порт пришли еще три корабля: S-56 (флагманский), V-77 и V-78, с которых в госпиталь отправили более 100 моряков. Предполагается, что их подобрали с тонущих эсминцев. Установлено имя командира Десятой эскадры эсминцев – это капитан 2 ранга Франц Витинг.
Солдаты, попавшие под бомбежку в Балтийском порту, при опросе сообщили, что в порту на оконечности дамбы незадолго до обстрела «наблюдали огонь от фонаря». Вход в бухту в последнее время затемнялся, без ориентиров или лоцмана зайти было невозможно. Горевший фонарь приводит к мысли, что в городе действовала немецкая агентура. По указанию штаба флота к расследованию этого факта подключена военная контрразведка.
Разведка флота располагала сведениями о готовящейся наступательной операции противника. Предполагалось, что ее целью станет Ревель. Однако удар был нанесен по Балтийскому порту. Причиной выбора цели стало то, что осенью в порту велась погрузка артиллерийских орудий на железнодорожные платформы. Батареи перебрасывались в Ригу, что усиливало сражающиеся русские армии и могло привести к ухудшению положения наступающих германских войск. Кроме того, Адмиралштаб принял решение до начала зимы уничтожить основные силы русских в Финском заливе.
В августе-октябре нескольким кайзеровским субмаринам удалось прорваться через передовую позицию, что укрепило сомнение германского морского штаба в существовании «каких-либо сильных препятствий» у Финского залива. Следствием этого заблуждения явилось то, что курсы Десятой флотилии почти совпадали с курсами подводных лодок. Преодоление передовой позиции тревоги не вызвало, далее - чистая вода до самого Кронштадта. Германцы, имея общие сведения о создании русскими передовой позиции, точного места заграждений не знали.
Таким образом, чрезмерная самоуверенность, породившая недооценку существующего оборудования этого района, явилась основанием для посылки Десятой флотилии в набег через наиболее загражденный минами район. В результате семь лучших эсминцев Германии подорвались и затонули. Для сравнения следует указать, что в Ютландском бою погибло пять эсминцев (в общей сложности десять кораблей кайзера).
Начальник разведывательного отделения Балтийского флота
полковник Генерального Штаба Стрельцов.
Илья Дроканов. Редактировал Bond Voyage.
Все главы романа читайте здесь.
======================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
======================================================
