Предыдущую главу 11.2 читайте здесь.
ПРОТИВНИК РВЕТСЯ В РЕВЕЛЬ
(октябрь-ноябрь 1916)
В Ревеле после возвращения домой на борту подводной лодки «Крокодил» Илья Иванович места себе не находил, размышляя о возможном провале операции «Ахиллес», по сути дела, так и не успевшей начаться. Хотелось успокоить себя, посчитав, что «Ферзь» добрался до берега вплавь и приступил к выполнению задания. Однако пессимизма в рассуждениях разведчика пребывало больше, чем оптимизма. И в который раз он раскладывал на минуты всю операцию по переброске «Ферзя» в тыл противника, старался найти свои промахи. Именно свои – ведь он являлся исполнителем и руководителем операции, на кого же ему было перекладывать ответственность.
Переброска разведчика в тыл противника – всегда рискованное мероприятие: противник находится рядом, в любую минуту может вмешаться и нарушить план разведчиков. Разведорган и офицер-руководитель разрабатывают его с учетом знания максимального количества нюансов оперативной обстановки в районе переброски. Предусматриваются наиболее трудные варианты, прорабатываются все пути преодоления препятствий. Любые сложности обстановки обсуждаются вместе с разведчиком, и он сам теоретически проходит сложный путь в том направлении, где ему придется выполнять разведывательные задачи. Позже он тренируется преодолевать выявленные сложности на практике. С «Ферзем» было так же. Летом он старался много плавать в морской воде, восстанавливал былые навыки хождения под парусом. Инструктор по этому виду подготовки – бронзовый призер Олимпийских игр 1912 года в Стокгольме, а на войне мичман Балтийского флота, довольно отмечал сноровку своего неожиданного ученика и приговаривал, что взял бы его в команду на Олимпийскую регату.
«Ферзь» был готов не только физически преодолевать трудности, но и морально. Он назубок знал позиции германской военной полиции в Либаве, Виндаве и Мемеле, мог выдержать арест и проверку. Его легенда-биография считалась безукоризненной и практически непроверяемой для контрразведки противника. Истинный Юргенс фон Цише жил под надзором полиции и сельской общины в далекой деревне в Вятской губернии, где веками обитали суровые староверы. К тому же пленник страдал легочным заболеванием, полученным от простуды в декабрьской морской воде, где он долго находился после подрыва на мине своего корабля и гибели экипажа. Из тех глухих мест ему было не выбраться, и к нему никто не мог проехать. Следует добавить, что ни одна душа, кроме Стрельцова, не знала истинного местонахождения пленного германского лейтенанта. К его престарелым родителям в Италию, воевавшую с войсками кайзера, агентам германской контрразведки тоже было практически не добраться. Оставалось верить бывшему военнопленному на слово, следить за ним, проверять благонадежность на месте службы. Но к этому «Ферзь» тоже подготовился.
Как-то во время занятий в ночное время инструктор сделал так, что парусная лодка «сбилась с курса», и разведчику пришлось высаживаться на берег в незнакомом месте, предположительно, за линией фронта в Рижском заливе. По берегу именно в этот момент проходил германский военный патруль, который задержал незнакомца и устроил допрос с пристрастием. «Ферзь» не растерялся, уговорил патрульных отпустить его, убедил их в том, что он германский офицер, выполнявший специальное задание. Только возвратившись на следующий день на базу, разведчик понял, что и «патруль», и «высадка» были подстроены Стрельцовым, который продолжал проверять степень готовности операции. Кстати, испытуемый не обиделся.
Руководители операции, Стрельцов и Тихонов, предусмотрели все мелочи, «Ферзь» подготовился к разным неожиданностям. Но того, что парусную лодку в утреннем тумане расстреляют из берегового орудия, не мог предположить никто. Именно это и терзало Илью Ивановича. Он, опытнейший офицер агентурной разведки, не сумел предугадать, что события пойдут по такому скверному сценарию. Каждый раз бессонной ночью в мысленных рассуждениях, дойдя до этого места, полковник начинал бранить самого себя. Спать не было никакой возможности. Он вставал, ходил взад вперед по комнате, вынимал из буфета фляжку с коньяком, выпивал пару стопок и снова ложился. Мысленно успокаивал себя давно известным законом игрока в преферанс: на все карты не заложишься! Значит, и на старуху бывает проруха. Что же тут поделаешь!
Вспоминал Стрельцов и о первом знакомстве с человеком, который потом принял оперативный псевдоним «Ферзь». Впервые они встретились в Петрограде в военно-морском госпитале на Фонтанке возле Старо-Калинкина моста.
В один из сереньких дней глубокой осенью прошлого года Тихонов после обеда ради интереса читал в газете списки русских офицеров, награжденных георгиевскими крестами за совершенные подвиги. И как-то совершенно буднично, видимо, не имея никаких далеко идущих планов, громко сказал:
– Илья Иванович, мы с вами среди флотских офицеров ищем человека с немецкими корнями, так ведь? Пожалуйста, могу сообщить о таковой персоне. Лейтенант Таубе Иоганн Артурович награжден орденом Святого Георгия 4-й степени за героизм, проявленный в бою с германцами, командуя артиллерийской батареей на мысе Церель. Может это и есть именно тот, кто нам нужен? Немец ведь. К бабке не ходить, немец! Судя по имени и фамилии. Флотский офицер. К тому же – герой!
– Ну-ка, ну-ка, Володя, еще разок. Кто таков, ты говоришь?
Илье Ивановичу это сообщение показалось очень важным.
В тот же день через отдел по командному и начальствующему составу штаба Балтийского флота разведчикам стало известно, что лейтенант Таубе имеет русское имя Иван Алексеевич. Он являлся заместителем командира батареи 12-дюймовых морских орудий на мысе Церель. Батарея подверглась длительной бомбардировке с германских аэропланов, в ходе которой почти весь состав комендоров и командиров орудий полег на боевой позиции, откуда вел огонь по кораблям противника, прорывавшимся в Ирбенский пролив. За героизм и мужество артиллеристов наградили орденами и медалями, но награду получил только Таубе, потому что единственный из офицеров батареи выжил после ранения.
Он родился в 1889 году в городе Дерпт в семье остзейских немцев. В 1911 году закончил Морской корпус и был определен на Балтийский флот. После ранения был представлен к присвоению офицерского звания старший лейтенант. Два месяца находился на излечении в Петроградском военно-морском госпитале.
В госпиталь под видом представителя Николаевской военно-морской академии направился Стрельцов с целью установления личного знакомства с офицером по фамилии Таубе.
Илья Иванович быстро разыскал одноэтажное здание в просторном госпитальном дворе, заросшем липами, которые здесь хорошо прижились: от уличной пыли и холодного ветра с Финского залива деревья укрывал длинный трехэтажный корпус из красного кирпича, выходивший фасадом на Старо-Петергофский проспект.
В дворовом одноэтажном флигеле завершали лечение выздоравливающие, попавшие изначально после ранения в отделение военно-полевой и морской хирургии. В одноэтажном покое находились кабинеты физиотерапии, где раненым перед выпиской делали массаж, помогали восстановить навыки ходьбы без костылей, возвращали рукам ловкость, а спинам – гибкость. Подходя к флигелю по липовой аллее можно было видеть, как группа выздоравливающих в пижамах и теплых куртках делала гимнастические упражнения под руководством молодого доктора.
Стрельцов представился начальнику отделения, и ему отвели помещение ординаторской для бесед с ранеными. Для прикрытия своего интереса к Таубе он побеседовал в тот день с несколькими офицерами. Иван Алексеевич произвел хорошее впечатление: был скромен, на вопросы отвечал по существу и довольно откровенно. Разведчику сразу бросилась в глаза его внешность: лицом новый знакомый был похож на прусского короля Фридриха Великого, такое же тонкое лицо с волевым подбородком, длинным носом и удивительно круглыми глазами. Умными и недоверчивыми. Ростом офицер оказался не очень велик, но физически был крепок, с тренированными плечами, руками и ногами.
Полковник расспрашивал его о семье, которой, как оказалось, уже не было: родители умерли, а старший брат погиб. Других родственников не имелось. Поговорили о перспективах службы.
– Я хочу предложить вам учебу в Николаевской военно-морской академии в Петрограде. Вы достаточно повоевали, у вас есть боевой флотский опыт. Скоро получите звание старшего лейтенанта. Самое время поучиться, чтобы потом служить на более высоких должностях, – попытался заинтересовать собеседника Стрельцов.
Но Таубе неожиданно возразил:
– Вы мне предлагаете поступить в ту академию, после которой назначают в штабы? Да, я со скуки умру и на учебе, и на штабной службе. Я люблю активную деятельность. Сейчас идет война. Боевая обстановка – это как раз по мне. Нет, в военно-морскую академию не хочу, не уговаривайте.
Стрельцов решил зайти с другой стороны:
– Раз уж вы такой любитель активных действий, может быть, вам следует поступить в академию Генерального Штаба? Там очень интересная учеба для таких энергичных людей, как вы.
– Как же морской офицер пойдет в сухопутную академию? Что мне там делать?
– Моряк может поступить туда и учиться, чтобы стать кадровым военным разведчиком. Как вы к этому относитесь?
– К службе в военной разведке я отношусь положительно. Но на два года садиться за парту, становиться школяром, когда мои товарищи будут продолжать воевать, это – не для меня. Я еще не за всех своих отомстил противнику. Этим и продолжу заниматься после выздоровления.
Зацепки, позволяющие привлечь Таубе к службе в разведке, Стрельцова обнадежили. «Есть перспективы», – подумал он. Но форсировать события не имело смысла. Следовало провести еще несколько бесед с изучаемым лицом, чтобы выявить его взгляды по разным жизненным вопросам, сильные и слабые места характера, готовность идти на риск.
Для продолжения разговора Илья Иванович избрал тему службы на батарее мыса Церель. Доверительно сообщил, что сам участвовал в бою на этой позиции и даже был ранен в плечо навылет. Таубе стал более откровенным, ему было интересно говорить о том, что он недавно пережил, к тому же обсуждать тему с человеком, который воевал там же, где и он. Встреча затянулась, но Стрельцов неожиданно, прерывая беседу, сказал, что ему пора уходить, но они могут еще встретиться, если собеседник не будет против этого.
– Конечно, приходите. Мне было бы интересно продолжить этот разговор, – бесхитростно ответил Таубе.
После первой встречи Стрельцов отметил в своем рабочем блокноте два момента, на которых следовало бы заострить внимание во время следующих бесед: 1). Положительно относится к службе в военной разведке. 2). Готов мстить противнику за погибших товарищей.
Они увиделись через несколько дней. Илья Иванович дождался, когда лейтенант выйдет на прогулку во двор, и подошел к нему, якобы, случайно, возвращаясь после проведенной работы в другом отделении госпиталя. Вместе они не меньше часа гуляли среди лип, полковник настроил собеседника таким образом, что тот почти все время говорил о себе. Где и как рос мальчишкой, кто были родители, почему пошел учиться в Морской корпус. Оказалось, что в корпусе учился и получил офицерские погоны старший брат – Николай Таубе, с которым они были очень дружны в детстве. Младший во всем подражал старшему, и поехал вслед за ним учиться в Петербург. Когда умерли родители, Николай уже стал офицером, попал на корабль, а Иван учился на втором курсе. Старший брат заменил младшему родителей, это еще больше их сплотило.
В начале войны Николай служил командиром базового тральщика, и осенью 1914 года погиб, подорвавшись вместе с кораблем во время траления германских мин на рейде Либавы. Иван поклялся мстить врагу всю войну. Он специально попросил командование отправить его служить на артиллерийскую батарею на мысе Церель, потому что знал: в 1915 году вокруг этого места постоянно шли бои. Наши артиллеристы наносили противнику значительный урон огнем своих орудий, но и германцы в ответ снарядами и бомбами крошили камень в пыль и стремились истребить все живое на батарее, которая препятствовала их прорыву в Ирбенский пролив.
В блокноте у Ильи Ивановича появилась новая запись: 3). Отважен в бою. 4). Собирается всю войну мстить германцам за погибшего брата.
Состоялось еще несколько бесед, в ходе которых выяснилось, что Таубе до войны участвовал в дальних морских походах на крейсерах, бывал в портах Латинской Америки, в африканском Кейптауне и на острове Мадагаскар, в Юго-Восточной Азии и даже на островах в Полинезии. В плавании освоил в совершенстве английский язык. Немецкий язык знал как родной, а с гувернанткой-шведкой в детском возрасте выучил шведский язык. На шведском и на немецком языках они даже обсудили несколько тем со Стрельцовым. В блокноте полковник записал: 5). Свободно говорит на немецком и шведском языках, владеет английским.
Вскоре таких записей в блокноте появилось столько, что можно было сделать вполне определенный вывод о целесообразности использования лейтенанта Таубе для службы в агентурной разведке с целью заброски его в глубокий тыл противника на длительное оседание для сбора сведений о германском военно-морском флоте.
Дело было в декабре 1915 года. Вместе с другими выздоравливающими после ранений офицерами Таубе готовился пройти военно-врачебную комиссию, доказать врачам, что он годен и дальше воевать с врагом на кораблях флота. Иван Алексеевич чувствовал себя вполне здоровым и надеялся без задержек вернуться на флот. Однако начальник отделения подошел к лейтенанту и сказал, что перед комиссией ему нужно зайти в ординаторскую.
Вместе с начальником отделения Таубе прошел до конца коридора и остановился перед нужным кабинетом. Начальник отделения постучал и вошел первым, Таубе последовал за ним. В кабинете за столом сидел хорошо знакомый ему по многим беседам полковник Генерального Штаба Стрельцов. Только в этот раз он был не в синем флотском кителе с георгиевским крестом над левым карманом, а в элегантном сером шерстяном костюме с галстуком. Изменение во внешности удивило лейтенанта: светло-серый пиджак, серебристо-серый галстук в сочетании с благородной сединой висков и усов имели вид совершенной изысканности. Но еще больше его удивило то почтение, с которым к полковнику обратился начальник отделения. По всему выходило, что Стрельцов занимал очень высокое положение, чем он, однако, никогда не злоупотреблял в отношениях с людьми. Некоторое волнение начальника отделения госпиталя передалось и лейтенанту. Он внутренне подобрался и держался довольно напряженно. Но после того как они остались одни в кабинете, Стрельцов вышел из-за стола и поздоровался за руку с Таубе, как с давним знакомым, и предложил сесть. Этот поступок полковника сразу разрядил обстановку.
Илья Иванович не стал, как гласит поговорка, заводить рака за камень, а конкретно сообщил, что имеет распоряжение командования Балтийским флотом предложить лейтенанту Таубе выполнить тяжелое и ответственное задание по линии военной разведки.
Собеседник молча выслушал предложение, задумался, а потом спросил:
– Почему же вы предлагаете это дело именно мне. Наверняка на флоте найдутся более подготовленные офицеры, которых можно использовать для работы в разведке.
Илья Иванович был готов к возражениям Таубе – за время службы в агентурной разведке ему много раз приходилось вести вербовочные беседы и убеждать тех, кто заинтересовал разведку, в необходимости принять поставленное предложение. Была одна особенность в работе разведчиков: на кандидата ни в коем случае нельзя было давить. Полностью исключался и шантаж. Человеку предлагалось стать разведчиком обдуманно и добровольно. Поэтому Стрельцов, вспоминая записи в рабочем блокноте, по порядку изложил те причины, которые позволяют считать Таубе более подготовленным к службе в разведке, чем прочих офицеров.
– К тому же, Иван Алексеевич, вы – немец по рождению, кому как не вам возможно лучше всего понять психологию нашего противника и действовать в среде германских офицеров, ничем не отличаясь от них. Вместе с тем, вы – кадровый офицер русского флота, верный Андреевскому флагу и присяге, георгиевский кавалер, поэтому вам можно доверить самые важные задачи нашего командования без сомнения в том, что вы выполните их честно и достойно.
Таубе заверил Стрельцова, что готов выполнить возложенные на него задачи, но он не располагает навыками, необходимыми разведчику, работающему в тылу противника. Илья Иванович в свою очередь сообщил, что в случае согласия лейтенант будет обучен всему тому, что ему понадобится для выполнения задания.
– Иван Алексеевич, – после некоторой паузы спросил Стрельцов, – вы готовы встать в ряды русских военных разведчиков?
Ответ прозвучал просто и ясно:
– Да, я готов.
С этого момента следы лейтенанта, точнее старшего лейтенанта Таубе (звание ему присвоили перед выпиской из госпиталя) на флоте потерялись. В личном деле офицера было записано, что он уволен с военной службы по состоянию здоровья после тяжелого ранения. Перевозочные документы для покупки билета на пассажирский поезд ему выписаны до станции Владивосток Уссурийской железной дороги.
Дальше начиналась история разведчика «Ферзя», грустно подумал Стрельцов, которая, возможно, была перечеркнута на моих глазах.
В начале октября 1916 года разведывательное отделение переехало из «скворечника» на новое место. Это было сделано по соображениям безопасности: германская разведка могла вычислить расположение Стрельцова и его помощников. Новый командующий флотом распорядился, чтобы разведчикам выделили помещение на втором этаже здания Офицерского собрания ревельского военно-морского гарнизона. Полдюжины кабинетов, к которым вела лестница с черного хода, были отгорожены от коридора второго этажа кирпичной стеной. Выходило так, что Илья Иванович со своими офицерами жил в отдельном «царстве», но в общем доме. Кроме них там обитали военные тыловики, которые ходили через другой вход и другую лестницу. Подчиненные Стрельцова затерялись среди снабженцев, финансистов и ревизоров.
На этапе формирования отделения по новым штатам Илья Иванович, озабоченный профессиональной подготовкой своих «новобранцев», сам вел теоретические и практические занятия, но привлекал и Тихонова. Времени обоим катастрофически не хватало, потому что наряду с обучением офицеров надо было решать боевые задачи с агентурой, действовавшей за линией фронта. Справившись за день с обилием дел и проблем, поздним вечером полковник садился за разбор поступивших документов. Среди вороха служебных бумаг ему вдруг попалось частное почтовое отправление. Илья Иванович распечатал конверт и оказался немало удивлен, когда распознал автора письма.
Писал давний товарищ, офицер военной контрразведки жандармский ротмистр Мишель Анташев. Точнее, уже не ротмистр, а подполковник! Он подробно сообщал обо всех переменах, произошедших в его жизни с тех пор, как они расстались в начале этого года. Ему, наконец, удалось уломать начальство и получить перевод на Кавказский фронт. Миша с юмором описал, в какой восторг пришла от неожиданной вести вся его армянская родня в Москве. «Впервые за пятнадцать лет моей военной службы они признали, что из их непутевого родственника может получиться приличный человек!», – гласила гордая строка письма, уместившегося на листке гимназической тетради. Анташев сообщил, что 30 сентября уезжает в распоряжение командующего фронтом генерала Юденича для дальнейшего использования в военной администрации на территории Турецкой Армении, освобожденной в ходе наступления русской армии (Стрельцов посмотрел на почтовый штамп и подивился – письмо из Петрограда до Ревеля шло небывало долго – почти десять дней). Перед отъездом Мише присвоили звание подполковника. Он прощался и благодарил Илью Ивановича за помощь и содействие, которые были очень важны для движения по ступеням офицерской карьеры.
Стрельцов задумался. Шесть лет он был знаком с Анташевым, что по нынешним военным меркам – очень много. Да, действительно, помог когда-то молодому офицеру в оперативной работе, но потом тот сторицей отблагодарил за помощь. В течение двух лет войны ему самому то и дело приходилось обращаться к ротмистру за содействием в служебных и личных делах. Наиболее ярким примером их взаимодействия стало сопровождение разведчика на пути из Стокгольма в Гельсингфорс после окончания встречи с агентом «Фридрихом». Тогда подчиненные ротмистра в буквальном смысле отцепляли от него вездесущих германских «ищеек».
В памяти Ильи Ивановича неожиданно всплыло лицо проводника-альбиноса из поезда. Он даже сплюнул, вспомнив нечистую силу.
Теперь Анташев уехал из Петрограда далеко на юг, и неизвестно повстречаются ли они когда-нибудь. От этого стало грустно. Хотя, за товарища можно порадоваться – он получил то, о чем мечтал. Стрельцов в прошлом году тоже приложил руку к его переводу, когда через офицеров Главного управления представил контрразведчика Николаю Николаевичу Юденичу. Что ж, жизнь идет…
Следующим вечером после работы Стрельцов вышел из кабинета и пошел прогуляться, размять затекшие ноги. Он вспомнил о важном деле – нужно пойти и снять со стен кабинета в «скворечнике» забытые в суете переезда фотографии. Привычным маршрутом полковник быстро дошел до пустующего здания, открыл ключом входную дверь и по скрипучим ступеням поднялся на второй этаж. Электричество в доме было отключено, но в вечернем свете из окон вполне можно было увидеть все предметы в помещениях. Он вынул кнопки и снял десяток нужных фотографий с изображением германских кораблей и морских портов. Чтобы лучше разглядеть, подошел к прикрытому прозрачной занавеской окну, выходившему на улицу. Быстрого взгляда на фотографии хватило, чтобы убедиться: это то, что ему нужно.
Неожиданно что-то на улице привлекло внимание Ильи Ивановича. Точнее, не что-то, а кто-то. В следующий миг он резко отстранился от стекла и укрылся за оконным косяком. Сами собой выскочили слова:
– Вот она, как есть нечистая… Учила ведь бабушка: не поминай к ночи!
Стало жутковато, словно в детстве. На висках даже капельки пота проступили. Отвратительная физиономия преследовала его во сне и наяву. Стрельцов встряхнул головой, прогоняя наваждение, взял себя в руки и иронично процедил сквозь зубы:
– Что, страшно? Будьте же мужчиной, Ваше превосходительство! Подумаешь, полковник Вальтер Николаи за вами шпика прислал. Эка невидаль!
Он впился глазами в фигуру, остановившуюся на противоположной стороне узкой ревельской улицы. Сомнений у него не осталось: там стоял и смотрел на дом, где еще недавно работали разведчики, знакомый субъект. Это был именно тот проводник из поезда, который вез полковника после агентурной встречи от шведской границы в Гельсингфорс. Герр Альбинос! Собственной персоной.
Теперь нужно быстро оценить обстановку и принять единственно верное решение, как поступить с нежданным гостем из Германии, размышлял Стрельцов.
Противник направил в Ревель агента следить за разведотделением Балтийского флота. Не просто агента, а человека, который знал его в лицо. Значит, альбинос пришел конкретно за ним. Вполне возможно, действует здесь не один, а группой. Даже, скорее всего, их в городе несколько человек. Альбинос должен выследить Стрельцова и навести на него кого-то из подельников. Что они будут делать потом? Неважно, набор средств-то у них невелик. Либо захотят укокошить русского разведчика, либо похитить его и увезти в Германию. Потом продолжат следить за остальными офицерами отделения. Илья Иванович и сам бы так действовал, поставь начальник ему задачу.
Однако выходит, германская разведка все же сделала вывод, что в прошлое Рождество в Швецию выезжал именно Стрельцов. Плохо. Тогда противник вычислил и «Фридриха». И арестовал, если он, бедолага, не успел скрыться, как ему рекомендовал Илья Иванович. Впрочем, что уж теперь об этом, чему быть того не миновать. Надо скорее решать, что делать в данный момент.
Искомый вариант уже сидел в мозгу. Стрельцов понимал, что поступить иначе нельзя. Но к этому варианту необходимо прийти, перебрав остальные. Из них первый и самый благоразумный: бежать в нашу контрразведку и сообщить о случившемся. Потом разведчики и жандармы долго и упорно будут искать альбиноса по городу, и не факт, что отыщут. Второй, тоже благоразумный: самому проследить за врагом и выяснить, куда он пойдет, с кем будет встречаться. Хороший вариант, но в одиночку Стрельцову не удастся его осуществить: альбинос может уйти от слежки, он человек опытный. Может встретиться и с кем-то из своих. За кем тогда идти, если они разойдутся в разные стороны? Нет, тоже не выход…
Значит, остается лишь то, о чем он подумал сразу. Но действовать нужно решительно, как тогда в вагоне, чтобы сбить агента с толку, разозлить его, вынудить забыть об осторожности.
Все, надо идти, пока он не скрылся из виду!
Илья Иванович на минуту бросил взгляд в окно и увидел, что альбинос неторопливо пошел по улице в сторону центра города. Полковник подобрался, как бегун перед стартом, и поспешил наперерез врагу. Через ближайший переулок он подобрался к улице, где двигался размышлявший о чем-то альбинос. Надвинув кепи до бровей, подняв воротник, чтобы не быть распознанным, Стрельцов расхлябанной походкой хмельного человека пошел навстречу.
Агент, не ожидавший провокации, опешил, когда шедший мимо гуляка вдруг оступился и попросту навалился на него справа, а потом отстранился и прошипел по-немецки:
– Scheisse!
Илья Иванович намеренно вернул бывшему проводнику ругательство, отпущенное тогда в вагоне в его адрес. При этом они встретились глазами. Теперь в замешательство пришел альбинос, столкнувшийся нос к носу с объектом слежки.
Пока агент приходил в себя, пораженный дерзостью нападения, Стрельцов быстрыми шагами направился в сторону морского порта. Перейдя на другую сторону улицы, он в окне витрины магазина рассмотрел, что альбинос двигается за ним на расстоянии около двадцати метров. План полковника сработал, преследование началось. Но отрыв необходимо увеличить, потому что противник вооружен: Илья Иванович прощупал правый карман пальто, когда навалился на альбиноса, и обнаружил там небольшой пистолет, скорее всего, «браунинг», оружие ближнего боя.
Стрельцов был безоружен. Тому имелось две причины: во-первых, час тому назад он вышел попросту прогуляться, не рассчитывая, что попадет в передрягу; во-вторых, он принципиально считал, что сотрудник агентурной разведки на задании не должен носить при себе оружия. Единственным его оружием является собственная голова, которая не подведет в трудном случае. Когда разведчик берет оружие, предполагая пустить его в ход, он прекращает свою тайную миссию и раскрывает себя перед окружающими. Поэтому ничего огнестрельного с собой не носил. Хотя оружие любил и довольно метко стрелял из револьвера.
Расстояние между ним и преследователем теперь составляло почти тридцать метров. Это обещало относительную безопасность, потому что на ходу из той «пукалки», что лежала в кармане у альбиноса, на таком удалении попасть в цель почти невозможно. Впрочем, на городской улице он вряд ли откроет стрельбу, не в его интересах привлекать к себе внимание посторонних людей. Стрельцов вел преследователя вниз по улице на территорию порта, где по его замыслу должна разыграться финальная часть дуэли двух профессионалов-разведчиков.
Прохожих вокруг становилось все меньше и меньше. Показалась предпортовая улица, обычно оживленная днем и пустынная в этот вечерний час. Илья Иванович пошел направо к пролому в кирпичной стене порта, который образовался после немецкой бомбардировки. Немного повернув голову, он заметил, что альбинос заметно прибавляет шаг, чтобы не отстать, и напряженно всматривается, куда направляется Стрельцов.
– Как бы он здесь не струхнул бегать за мной по охраняемой территории. Надо разозлить немца, тогда он никуда не денется, помчится следом, как миленький, – пробормотал полковник. – Впору кричать детскую дразнилку: «Немец-перец-колбаса!».
Стрельцов быстро наклонился, схватил увесистый обломок кирпича и запустил в преследователя. Прыгая по кирпичной куче, он оглянулся и заметил, что тот в ответ достал из кармана оружие. Но выстрела не последовало.
«Есть выдержка, хорошо тебя готовили», – подумал Илья Иванович на бегу. Он чувствовал, что взбешенный противник принял его правила игры, потому что за спиной слышались громкие звуки прыжков по куче битого кирпича. Впереди находилась неосвещенная территория, за которой высилось здание заброшенного элеватора. Вход в него попадал в полосу неяркого света от далекого прожектора, освещавшего причалы.
«В темноте он может меня потерять и промедлить, но потом увидит, как я вхожу в элеватор, и подумает, что я там спрятаться от него хочу. Ему нужно меня уничтожить, так как я его опознал, и он постарается довести дело до конца», – продолжил размышления Илья Иванович. Стараясь не сбить ровное дыхание, он бежал в темноте к зданию. Бежать в куртке ему было легче, чем сопернику в длинном пальто.
Вот и вход в здание. Сразу поворот налево, и началась лестница без перил. Побежали наверх! Стрельцов недаром время от времени по утрам бегал по этой лестнице вверх-вниз, тренируя дыхание и сноровку. Он чувствовал себя уверенно, поэтому и задумал привести врага сюда. Правда, сейчас в боевой обстановке сердце колотилось сильнее, чем на тренировках. Перед глазами появилась площадка третьего яруса, когда послышался звук шагов внизу. Одновременно долетел негромкий хлопок выстрела, пуля впилась в бетон лестничного пролета где-то выше.
«Пугает!», – решил Илья Иванович, но стал двигаться ближе к стене, на всякий случай.
Забравшись на верхний ярус, он прикинул, что у него есть преимущество, примерно, в пару минут. Этого хватило, чтобы пробежать по доскам через провал и сдвинуть их за собой к самой его кромке. То есть мостки теперь лежали только для видимости. Наступать на них нельзя, потому что они провалятся вниз. В сумеречном свете, второпях, враг ничего не заподозрит. Стрельцов, громко топая, помчался к противоположной лестнице. Шаги преследователя звучали уже недалеко от верхнего яруса. Снова раздался выстрел, враг «палил» наугад вослед убегавшему.
«Нервничаете, сударь? Напрасно! Это недопустимо в нашем деле!», – Илья Иванович начал быстро спускаться вниз. В этот момент раздался грохот обвалившихся досок и отчаянный вскрик потерявшего равновесие человека. Через доли секунды прозвучал глухой удар падающего тела об один из выступов провала где-то на нижних ярусах и шлепок об воду, плескавшуюся под фундаментом.
На самом нижнем ярусе Стрельцов осторожно подошел к широкому провалу в полу, образовавшемуся после взрыва германской бомбы, и заглянул в него. В скупых лучах света, проникавшего в полуразрушенное здание от прожектора снаружи, можно было разглядеть тело человека в пальто, покачивающееся в воде лицом вниз.
«Вот теперь можно вызвать охранников порта и полицию, – переводя дух и перекрестившись, подумал Илья Иванович. – Но сам буду сторожить здесь, как бы эта нечистая сила не восстала из преисподней».
Через час или около того, когда несколько полицейских вытащили труп из воды и вынесли из здания элеватора на освещенный причал, Илья Иванович в задумчивости бродил вокруг и даже склонился над лицом альбиноса, чтобы убедиться в смерти врага. «По-моему, мертвее мертвого», – подумал он. Подъехавший с полицейскими врач констатировал смерть человека, упавшего с большой высоты.
– Finita la comedia! – сказал Илья Иванович и пошел прочь. Он чувствовал усталость и опустошенность.
Продолжение читайте здесь.
Илья Дроканов. Редактировал Bond Voyage.
Все главы романа читайте здесь.
======================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
======================================================
