Если выбирать самый мутный, трагичный и страшный год правления царя Федора, то будет именно этот.
Нет, не 1584 с самым секуляризационным в истории России церковным собором и ногайцами у стен Москвы и Казани.
Нет, не 1591 с убийством царевича в Угличе (ну или что там случилось на самом деле?), пожаром Москвы и крымским ханом в ближайшем Подмосковье.
И даже не 1589 с провозглашением патриарха и шведской дурной атакой.
Все это были нормальные и относительно понятные события, где понятны входы, выходы и интересанты. А вот 1586-88 полны мутных загадок.
Ну да вы знали, на какой канал зашли.
А ведь как хорош был 1586. Поначалу.
Крымская смута, начавшаяся в 1584, была использована правительством царя Федора на полную катушку. Среди вассалов царя Федора появилось сразу два человека из рода Гирей. Первый из них – Мурад-Гирей осел в Астрахани и весьма уверенно рулил всеми Ногайскими Ордами, которые имелись в природе, как минимум Малой (Казыевой) и Большой (Волжской). Второй – Саадат-Гирей – открыто назывался претендентом от Федора на Крымский трон. Жил, правда, недолго, уже в 1587 умер. Мурада не стало в 1591. Но конкретно в 1586 году русский посол вполне себе открытым текстом говорил непопулярному крымскому хану Ислам-Гирею (дяде упомянутых вассалов царя Федора) – или атакуй Литву, или дадим стрельцов племяннику, жди его в гости. Ислам-Гирей настолько проникся, что предпочел Волынь русским окраинам. Ну или просто предпочел.
Ногайцы, еще в 1584 году дошедшие до Казани и Подмосковья, получили сеть крепостей на переездах через Волгу и узловых пунктах Ногайской даруги (пути набегов на Русь). Самара, Саратов, Царицын, Воронеж, Уфа и еще десяток крепостей поменьше, мягко говоря, сильно ограничили воинские, торговые и суверенные возможности ногаев. Пиком веселья стало основание крепости на Яике (Урале), в самом сердце ногайских земель. Бий Урус ее штурмовал, штурмовал, да не выштурмовал. Вроде выговорил себе за нее символическую дань. Но даже это не точно.
Пометки на полях.
Многие из этих городов не переживут смутного лихолетья, лишний раз подчеркивая активное участие в нем ногайских контингентов, отстаивавших в том числе и собственные национальные интересы. Что не помешало победителям спустя несколько лет все их восстановить.
Конец пометок на полях.
В Сибири запустел Кыштым и разросся Тобольск. Последний легитимный его (Кыштыма) владыка князь (бий) Сейдяк, младший брат или племянник князя-атамана Ермака примерно в это же время переехал под Ярославль в статусе то ли почетного пленника, то ли союзника. Вместе с ним переехал будущий касимовский хан, а тогда казахский (в источниках до XX века – киргизский) царевич Ураз-Мухаммед, последний казненный Дмитрием Угличским (Лжедмитрием II). Русские отряды шли на восток и север.
Обычно эти успехи приписывают Годунову, но он на тот момент максимум в топ-5 боярства, рулят другие. Главная заслуга принадлежит князю Лобанову-Ростовскому, тогдашнему сибирскому наместнику. Или дедушке династии и дяде царя Федора Никите Романовичу Захарьину, самому авторитетному в составе Думы (неоспоримо после почетного пострига Ивана Мстиславского в 1585).
1585 вообще у конюшего Бориса не задался. Борис делал вклады в монастыри и просил англичан о эвакуации в случае опале. В Англии даже сохранились весьма компрометирующие письма. Журили его за избыточное расположение к купцам из Альбиона и австрийцам. За англичан младшему партнеру прилетело от Никиты Захарьина-Юрьева. За австрийцев – от Шуйских, по странному стечению обстоятельств ставших пропольскими и антиавстрийскими. В обоих случаях победителей поддержал сам царь, который якобы безвольная марионетка при великом правителе Борисе и всё такое.
Пометки на полях.
Странно с той точки зрения, что именно Шуйские под Псковом утопили в крови поход Батория на Россию. Утопили настолько качественно, что, несмотря на римские субсидии на войну, поляки и литовцы так и не сподобились на новый поход в 1580-х, во-первых, а имперские свои контингенты отозвали, во-вторых. Да и вообще, успехи в Прибалтике, что в 1560-х, что в 1577, очень сильно завязаны на деятельность отца и сына Шуйских (на всякий случай, отец и сын – наместники псковские, отец Петр Иванович, сын Иван Петрович).
И тем не менее – именно Шуйские стали вождями пропольской партии в 1580-х. Их до самого пресечения рода называют в Польше принцами крови. Собственно официальная версия расправы с ними именно на этом (сговоре с литовцами) и завязана.
Что интересно, Польша и Империя следили за внутрироссийскими разборками очень увлеченно и пристрастно. Поляки всеми фибрами души болели за Шуйских и плодили нелепицы про Годунова и Федора (попавшие в наши уморительные учебники транзитом через книги Карамзина). Австрийцы чуть сдержаннее, но тоже искренне топили за Годунова и его родню.
Логика поведения Шуйских на самом деле вполне прагматична. Их удел – Псков – и так пострадал в Баториеву, еще не оправился. А все литовские контрудары полетят именно туда, не верите – ознакомьтесь с историей русско-литовских войн. Ну и да, Речь Посполитая была примером республики магнатов, близкой княжатам по духу и идее. А была еще и польская ветвь Шуйских, пресекшаяся даже позже московской. Но о ней как-нибудь отдельно расскажу.
Конец пометок на полях.
Отношения царя Федора с Баторием были ничуть не лучше, чем у Грозного. И если на старте правления русский царь был подчеркнуто вежлив и даже не чурался жестов доброй воли типа бесплатного освобождения пленных, то к 1586 году литовские послы в ответ на требования Новгорода и Пскова стали получать привычные требования передачи Киева и Волыни. Когда, сбавив спесь, литовцы соглашались на Смоленск и Северские земли, послы царя Годунов и Троекуров тоже откатывались до Юрьева с окрестностями. А на предложение продлить перемирие, раз уж не договорились, русские послы пошли в отказ, выдав что-то типа «отец государя ходил на Полоцк за неправды свои, вы же ждите царя сразу в Вильно, раз такие непонятливые». Баторий в 1586 году уже болел, ссорился с вконец опостылевшей супругой и Сеймом. Вряд ли он много навоевал бы.
Удивляться российской жажде реванша, на самом деле, не приходится. Победы Батория тогда казались недоразумением. Вернуть как было на фоне новых вводных казалось вполне реальной задачей. Судите сами - Турция и Крым самоустранились, увязнув в кровавой войне с Ираном, Дания и Австрия вновь союзники, Швеция качается на грани межконфессиональной войны и вряд ли сможет вмешаться. Рвани российская армия в Литву на фоне умирающего Батория или во время элекции и сопутствовавшей ей гражданской войны сторонников династий Васа и Габсбургов, и история Восточной Европы могла пойти совсем другим путем.
Не рванула. Нашла себе дел внутри страны.
Пометки на полях.
Невооруженным глазом видны попытки раскачать Россию изнутри во время попыток активного участия в выборах польского короля.
1548 – Московский пожар, расправа с Глинскими и воцарение Сигизмунда Августа
1575-76 – выборы Батория и гражданская война с несогласными в Польше и отстранение от власти Грозного в России.
1586-88 – выборы польским королем Сигизмунда Васа и война в Польше со сторонниками Габсбургов. В России бунт Шуйских и расправа с ними.
1648 – восстания в Москве, Новгороде и Пскове на фоне воцарения Яна Казимира.
1698 – выборы в Польше Августа Саксонского и стрелецкий бунт.
Да и пожар Опричнины как-то очень вовремя подгадался своим пиком к Люблинской унии.
И Дмитрия Самозванца Шуйский сверг на фоне интереса того к польскому рокошу. Историки (те, кто профессионалы) могут и еще примеров накидать.
Обожаю такие совпадения. Которые, на самом деле, конечно, совсем не совпадения.
Конец пометок на полях
А еще бурные события 1586-88 катком прошлись по самой царской семье. Уже совсем небольшой на самом деле. Вспомним ее поименно. Кроме Федора и Ирины были:
1. Официальный наследник «любезный брат» Дмитрий Иванович Угличский,
2. Вдова Грозного Мария Нагая (еще не монахиня, просто вдовица), фактическая владычица угличского удела
3. Вдова старшего брата Федора Елена Шереметьева, она же царица-старица Леонида (ну вы поняли, и монахиня, и вдовица), владычица Луховского удела.
4. Троюродная сестра Федора Мария Старицкая, бывшая жена Магнуса Датского и ее дочь. Удел у нее тоже был, а еще боярская дума обещала жениха для нестарой еще женщины. Разговоры шли о Эрнсте Габсбурге, грузинском царевиче Ираклии и ком-то из князей Шуйских.
Положение их после этих бурных событий, гм, продемонстрировало существенный отрицательный рост.
Дмитрия запретили поминать в церквях как сына от беззаконного шестого брака и перестали называть наследником. Тот пришел в такой восторг, что делал соломенных кукол, обзывал Годуновым и Мстиславским и отрабатывал на них навыки сабельного боя. История может быть уткой, но уж очень хорошо ложится в общую канву.
Марии Нагой с братьями сильно урезали полномочия, превратив из правителей удела в кормленщиков, которым выдавали деньги подчиненные Московской Думе дьяки во главе с Битяговским. Разница колоссальная на самом деле. Именно Битяговского сами Нагие обвинят в убийстве царевича.
Елена Шереметьева пропадет с радаров. Имение ее брата Федора Васильевича Шереметьева было разграблено и передано племяннику Петру Никитичу, свояку и большому другу князя Мстиславского (его соломенные куклы рубили в Угличе ничуть не реже изображавших Годунова). Есть даже версия о смерти царицы-старицы именно в эти годы. Версия о смерти в 1595 году, впрочем, тоже не отрицает полное отсутствие документов о жизни царицы в Новодевичьем в 1587-95. Нафантазировать можно и строгий арест а-ля Софья Алексеевна (вдохновлялся же чем-то царь Петр, знаток московской истории).
Мария Ливонская, дочь Владимира Старицкого (двоюродного брата и временами соправителя царя Ивана) вместо жениха и удела получила постриг в далеком Суздале. Дочь ее умерла.
Если подводить краткий итог – Федор отрекся от брата (брата ли?) и взял под арест женщин царской фамилии. Пострадавшие обвиняют в репрессиях Годунова и Мстиславского.
Церковь лишилась двух старших святителей. Был сведен с престола митрополит Дионисий и архиепископ Крутицкий Варлаам, второе лицо тогдашней церкви. Компенсацией шел возврат некоторых тарханов, выбитый Дионисием в самый разгар кризиса и решение о покупке патриаршества для поднятия авторитета нового митрополита, непопулярного, но верного Иова. Новый архиепископ (с 1589 – митрополит) Крутицкий и Подонский Геласий станет главным действующим лицом халатного и неправого угличского сыска 1591. Сведение с престола Дионисия было осуществлено аналогично сведению с престола Филиппа Колычева в 1568 или того же Иова в 1605 – с руганью, публичным срыванием верхних одежд, прямыми оскорблениями «добровольно» удаляющегося от кафедры иерарха. Ох как, наверное, это понравилось церковникам.
Пометки на полях
Главным смыслом учреждения патриаршества для Стамбула (а решал именно он) было недопущение церковной унии под рукой тогда униатского киевского митрополита. Патриарх чином повыше будет. Минусом (для Стамбула) стало формальное признание автокефальности русской церкви и конкуренция ее с константинопольским патриархатом. Но плюсы сильно перевешивали. Свара России и Речи Посполитой была жизненно нужна Оттоманской империи, которая, очевидно, переживала не лучшие времена.
Конец пометок на полях
Сами по себе разборки 1586 года вполне себе описаны историками.
В апреле 1586 года умер признанный лидер московского правительства Никита Захарьев-Юрьев. В мае в Москве были уличные бои, а в Думе – жаркие споры по актуальной повестке. Роль миротворца (за некоторые тарханы, отобранные в 1584) принял на себя митрополит Дионисий. Мирил он Ивана Шуйского и Бориса Годунова.
Летом аттракцион попытались повторить. Митрополит созвал собор, на котором было принято прошение царю Федору отказаться «чадородия ради» от беременной на тот момент Ирины Годуновой и взять другую жену. Кандидаткой обычно называют Ирину Мстиславскую, но свидетельства сплошь поздние и недостоверные. Царь сумел дать отпор непрошенным советникам, а вот царица на фоне нервного срыва потеряла ребенка и получила осложнения, так и не давшие ей стать матерью.
Осенью Шуйские во главе с Андреем Ивановичем попытались взять штурмом усадьбу Годунова, но были разбиты. Дума обвинила их в предательстве и переписке с литовцами. Несмотря на тяжесть обвинений, наказания были оглашены предельно мягкие. Ивану Петровичу, вождю партии, предписали просто проветриться в одном из поместий вместе с главным активистом Андреем Ивановичем. Они уезжали из Москвы громко, с обещаниями вернуться с псковскими сослуживцами, но не вернулись.
Главного воеводу Ивана Петровича из поместья вывезли в Кириллово-Белозерский монастырь, где оперативно постригли в монахи и убили, задушив угарным газом. Андрея Ивановича без затей уморили в тюрьме. Родственников разметали по ссылкам.
Следом расправились с церковной фрондой - с Дионисием и Варлаамом. Без убийства, но сурово, словив предсказуемый церковный кризис, разрешать который пришлось введением патриаршества.
По соседству в процессе выбирали польского короля и выбрали максимально неудобного России Сигизмунда Васу. Царь Федор якобы на что-то претендовал, но ему было банально не до этого.
И описано то описано, да ничего непонятно.
Вот почему вдруг царь Федор разлюбил свою родню и брата?
Чего добивались Шуйские и чего добивалась церковь?
Чего хотел Федор от польской короны?
А при чем тут вообще царевич Дмитрий?
Победа над ногайцами и Симеоном в 1585 заставила правящую коалицию трещать по швам. Церковь, княжата севера и московские бояре, тесно державшиеся друг друга ради борьбы с ордынским царем, стали держаться друг друга сильно меньше. Отчасти это связано с характерами участников, отчасти с объективно расходящимися программами и целями.
Церковь хотела вернуть власть и тарханы, откатить систему управления московским царством к временам Макария, где митрополит выше царя, а чистота веры важнее перспектив расширения царства. Церковных иерархов потряхивало от перспективы получить на троне польского короля пусть и из московской династии.
Гедиминовичи и армия хотели войны на западе. Реванш за недавние поражения, новые земли и власть, которую война дает армии, а мир отнимает. Того же хотела оттесненная от кормушки ордынская знать. Они не против унии с Литвой, в которой чувствуют себя как дома.
Шуйские хотели власти. В духе – нам нужен мир, желательно весь. Выходцы из этого рода рвались на трон, но в России сказки про принцев крови не прокатывали. Им нужен был брак с представителем династии. Кандидатов было аж трое – Мария Ливонская/Старицкая, юный Дмитрий и сильно женатый Федор. Войны с Речью Посполитой они не хотели. Не из трусости, она просто была бы разорительна для Новгорода, Смоленска и Пскова, а это их домены.
Путч Шуйских сделали профессиональные военные и провалили непрофессиональные дипломаты. После смерти Никиты Захарьина в Москве происходит военный переворот Шуйских, который удался ровно наполовину. Повстанцы захватили Москву и осадили кремль с царем и половиной Думы внутри (в духе ополчений), а вот легализовать свой захват не смогли. Точнее могли, но для этого нужен был или свой царь, или Земский собор. Видимо в мае Шуйские грозили присягой Дмитрию, которого сторожили лояльные им Нагие, но дали себя уговорить на шумный Земский собор.
Земский собор, собранный для легализации переворота, Шуйские провалили с треском, хоть и не сразу. Годуновы (даром что ли бывшие митрополитовы бояре) перетянули на свою сторону большую часть церковников, пожертвовав решениями собора 1584 года. Царь Федор сумел консолидировать вокруг себя родственников и колеблющихся во главе с будущим серым кардиналом смуты Федором Мстиславским и будущим патриархом Федором Романовым. Очень вовремя был вброшен убийственный компромат про переписку с поляками и координацию действий с ними же.
В итоге к осени Шуйские проиграли дебаты на соборе (аналогично Трубецкому зимой 1613), но не смирились. Осенью они попробовали повторить майский фокус, штурмовали двор Годунова, но баланс сил качнулся в обратную сторону.
Расправа с Шуйскими в ссылке была немножко предсказуема. Вероломна, незаконна (не санкционирована Думой), сколь угодно некрасива, но политика – не место для великодушия и сантиментов.
Что бы организовал Иван Шуйский, если бы царь Федор сохранил ему жизнь?
Кто бы уважал (или хотя бы боялся) царя, пощадившего мятежника и клятвопреступника?
Давайте более простой вопрос.
Был бы у такого царя хотя бы минимальный шанс выжить?
Ответы, я думаю, всем понятны.
Можно лить сколько угодно сентиментальных слез над обидами царевича Дмитрия, экс-королевы Марии или митрополита, но в 1586 они не были опорой царя. Они были угрозами, царь эти угрозы купировал. Публичных зверств не было.
Ну и просто аналогия для вашего понимания.
В 1542 году дед и отец Ивана Петровича Шуйского взяли Москву на щит, свели с кафедры митрополита Иосафа и отправили на верную смерть тогдашнего главу правительства, грозу крымцев и дядю царя Ивана Грозного Ивана Бельского. Старший брат Ивана Василий Васильевич Шуйский породнился (ненадолго) с царской семьей, взяв в жены Анастасию Петровну (Ибрагимовну), внучку Ивана III. В рамках сватовства князь убил ее дядю царевича Петра. Шуйские потом несколько лет правили Россией именем царя – мальчишки.
Все, что сделал Петр Шуйский в 1586 – повторение славной семейной традиции.
Но долг – платежом красен.
Судьба Ивана Бельского в 1542 и Ивана Шуйского в 1586 не просто так совпали до мелких деталей.
И да, проиграй Федор в 1586, на троне бы скорее всего снова оказался мальчишка, который так до него и не добрался. Неслучившийся добрый царь Дмитрий, не впущенный в Москву вором и узурпатором Василием Шуйским. Который помнил родовой кошмар 1587-88, смерть братьев, собственную опалу. И тоже взял в Москву штурмом в духе славных семейных традиций и Земских соборов уже не собиравший.
Он прекрасно понимал, что такое не прощают. Особенно дважды.