Надеюсь, что в первой части я сумел убедительно доказать, что тот, кого мы знаем как Лжедмитрий II был последним из клана Ивана IV, царевичем Дмитрием Ивановичем, потомком Ивана Грозного (точно) и Ивана Ивановича (предположительно и вероятно).
Сегодняшняя статья будет опровержением черной легенды о нем, как о безропотной игрушке в руках поляков, пришедших разорять и покорять Московию. Дмитрий как раз был единственным последовательным патриотом из плеяды смутных царей, не соглашавшимся на уступки в вопросах царства и веры.
Легенда эта такая же злая и убогая, как подмененный Петр, свихнувшийся содомит Иван Грозный или Rasputin – Russian crazy love machine. И единственная из перечисленных, которую тискают в школьные учебники.
Вернемся к истокам борьбы Дмитрия за престол.
Первая попытка сесть на дедов, а может и отцов трон у царевича Дмитрия случилась в 1600 году. Историю мы знаем по осколкам, но собрать их воедино не то чтобы сложно. Тем более сорок пять лет спустя Московия прошла по грани очень похожей истории, о которой сохранилось куда больше воспоминаний. В голодной несчастной стране три года был недород, царь Михаил то ли сильно болел, то ли сидел под арестом своих ближних бояр. Наверное, всё же болел.
В Москве обретались два странных молодых человека благородных кровей, с которыми царь вел долгие пространные разговоры. Про первого из них, принца датского Вальдемара, я уже писал. Про хмурого белорусского шляхтича Яна Лубу вскользь – тоже. Давайте напомню. Жил-был в Бресте шляхтич, воспитывался в православной вере святым Афанасием Брестским (на фоне ползучего насаждения униатства – факт очень необычный). Покровительствовали ему два очень влиятельных человека – старый король Сигизмунд Васа и коронный гетман Литвы Лев Сапега, некоронованный владыка всея Литвы. До 1633 года, когда два этих прекрасных человека умерли, Ивана (Яна) называли царевичем московским, платили ему очень нескромный пансион и принимали в Сенате. В Москве скрипели зубами, протестовали, но терпели. В 1634 году, по результатам одной из самых бестолковых и бесполезных войн в нашей истории царевич пострадал – ему запретили официально называться царевичем (на что он не обратил ни малейшего внимания) и снизили пансион. Царевич пошел служить писарем в королевскую пехоту и вскоре после занимательнейшей турпоездки в Москву сложил голову в неудачной для польского оружия битве с крымскими татарами. Не женился, потомков не оставил. Турпоездка, кстати, задалась. В составе польского посольства он имел долгие разговоры с умирающим царем Михаилом, патриархом и некоторыми членами боярской думы. Уехал несолоно хлебавши. По версии московских источников – ему строго-настрого запретили называться царевичем московским, в случае нарушения пригрозив карами земными и небесными. Потом московские послы и просто агенты активничали в Польше на тему выкрасть или хотя бы убить Яна. Если посмотреть на это без опоры на московский официоз – в 1645 году в Москву приехал сын некоронованного тушинского царя Дмитрия Иван Дмитриевич и потребовал отцовского наследия. Возможно предлагал брак с Татьяной Михайловной, чтобы Романовым было не так обидно. Возможно его поддерживали русские западники, например, Никита Иванович Романов, который в порыве властолюбия (или в попытке разогнать церковную камарилью и ветеранов второго ополчения) пару лет спустя организовал Соляной бунт. В Москве и правда очень не любили царя Михаила (не случайно же никто из его детей и внуков не сподобился назвать в его честь сына), но решили, что подросток Алексей чем-то роднее гордого и чужого литвина.
История, как известно, повторяется. В 1600 году на фоне недорода и голода сильно болел непопулярный боярский царь Борис Годунов. Он пытался выдать замуж свою единственную дочь Ксению. Вокруг вились шведские и датские принцы, манил и слал свою корону для будущих торжеств Максимилиан Австрийский. А потом случился скандал в боярской думе, по результатам которого очень пострадали Романовы. Их усадьбу взяли штурмом, мир покинули сотни, если не тысячи погибших боевых холопов и появился один скромный чернец Григорий Отрепьев. Появившийся в покоях крутицкого митрополита Пафнутия, человека из топ 5 тогдашней церкви. Первый патриарх прокомментировал это так: «был у Романовых и заворовался, спасаясь, постригся в Чудов». Митрополитом Чудова монастыря был всё тот же Пафнутий. Пафнутий, кстати, не отказался от подопечного и во время его войны с Шуйским, был в Тушино, хаял Гермогена в ходе легендарного диспута у Серпуховских ворот. После смерти царевича поддерживал ополчение, умер под стенами Москвы. В истории церкви о нем говорят максимально кратко, а зря.
Отрепьев бежал за рубеж в феврале 1602 г., провел в Чудове монастыре примерно год, то есть поступил в него в самом начале 1601 г., а надел куколь незадолго до этого, значит, он постригся в 1600 году. Громили бояр Романовых и Черкасских как раз в конце 1600 года. И вот еще одно красноречивое совпадение: именно в 1600 году по всей России распространилась молва о чудесном спасении царевича Дмитрия…»
В своей грамоте патриарх Иов писал о сумевшем скрыться слуге бояр Романовых: «Этот человек звался в мире Юшка Богданов сын Отрепьев, проживал у Романовых во дворе, сделал какое-то преступление, достойное смертной казни и, избегая наказания, постригся в чернецы, ходил по многим монастырям, был в Чудовом монастыре дьяконом, бывал у патриарха Иова во дворе для книжного письма, потом убежал из монастыря с двумя товарищами, монахами Варлаамом Яцким и Михаилом Правдиным».
Удивительно, что так хорошо осведомленный о беглеце патриарх не смог назвать преступление, совершенное тем, кого он именует Отрепьевым. И почему, чтобы арестовать обыкновенного преступника, понадобилось посылать полк стрельцов и с боем брать двор Романовых?
Понятно какое. Вся история смерти царевича - просто способ прикрыть задницы проштрафившихся Нагих, у которых его банально выкрали. Царевич сначала больше месяца болеет, его никому не показывают, потом его якобы находят убитым Битяговскими, которых быстро и жестоко режут. В Угличе мятеж, но, когда Нагие попытались продолжить в Ярославле, их быстро останавливают – не ваша территория, не бузите. Ну или жив царевич, не несите пургу. У Романовых. Могилы, что показательно, нет.
Вот только тогда, в 1600, Романовы сильно переоценили свои возможности и влияние. Мстиславский, Шуйский и немного Годунов совершенно не стремились пускать Фёдора Никитича к верховной власти, а его выкормыша на трон. Схема с Дмитрием – наследником, женатым на Ксении, так и не случилась. Но русский феникс, не взлетев на свой законный трон, и в руки сомнительного годуновского правосудия не попал.
Спас его митрополит Коломенский и Крутицкий Пафнутий. Он был в свите Геласия в Угличе в 1591, он родственник (неточно) и хороший знакомый Романовых. Перед бегством в Литву царевич год прожил у него в Чудовом. Недаром в Путивль потом посылали чудовских монахов. Отрепьев, не случившийся царевич, был там звездой. Потом в 1602 году на фоне некоторой либерализации режима для большинства пострадавших по его делу (точно коснулось Ивана Романова, Михаила Катырева и Фёдора Шереметьева) он исчез из монастыря в сторону западной границы. История его бегства так подробно описана, что возникает подозрение заранее подготовленной сказки типа угличской.
Про литовский период его жизни достоверных материалов нет. Есть три очень характерные истории из того периода. Зимой 1606, готовясь к восстанию против Дмитрия Самозванца Василий Шуйский посылает посла в Польшу к королю Сигизмунду и просит прислать истинного то ли царевича, то ли Дмитрия. Следует отказ. За год до этого на сейме, посвященному обсуждению экспедиции Лжедмитрия I, самым загадочным выступающим был Лев Сапега, говоривший, что "истинный царевич найдет другие способы для защиты своих прав". А год спустя, в самом конце 1606, по Белоруссии метался путивльский царевич Пётр, ища «дядю» в самые горячие дни московской осады. Не нашел. Или не договорились.
Проявляется царевич в Витебске в 1606, оказывается в шкловской тюрьме (неточно). Истории про нищету и бродяжничество куда как более похожи на историю реального Отрепьева, но не на судьбу эмигранта царских кровей. У Даниловичей, потомков Витовта, и их подручных Трубецких и Воротынских было немало владений и связей по ту сторону границы. Его незаконнорожденный сын Ян Лаба не бедствовал, мягко говоря. Вряд ли с отцом обращались хуже.
Бежит в Московию в 1607, называясь Андреем Нагим. Проявляется в Стародубе (вотчина Воротынского). Собирает небольшую армию, идет к осажденной Туле, пишет предерзкие (но несохранившиеся) письма выкрикнутому царю Василию. Узнав о капитуляции Болотникова, отступает в Стародуб. Шуйский тем временем закручивает гайки в Москве, пытошные полны народом. Казнят недавно амнистированных повстанцев и сторонников Дмитрия.
Весной 1608 у него собирается приличная армия. В ней православный прокоролевский князь Роман Ружинский, запорожский атаман Иван Заруцкий, а после и Ян Сапега. Все трое – православные по рождению, двое первых – на момент событий. Их участие в походе на Москву дало право нашим историкам считать Дмитрия Угличского польской марионеткой. Во-первых, ни один из них – не поляк. Во-вторых, они сами позиционируют себя как наемники. Да, оказавшись в тяжелом финансовом положении в 1609, Дмитрий передаст управление Владимирской четью (вотчиной Шуйских) Сапеге, а Рязанской четью (вотчиной Голицыных) – Ружинскому. Т.е. передаст своим верным сподвижникам из числа старших Гедиминовичей вотчины своих врагов и государственных преступников. Что в этом такого нетипичного? Иван III раздавал земли Патрикеевым, Василий III – Острожским и Глинским, Иван Грозный – Бельским и Мстиславским. Семейная традиция, однако.
А еще в русских источниках пишут, что огромная армия Шуйского версии 1607 года просто не пришла в следующем году на его призыв. Сидела по поместьям? А может пришла, да не к нему? Армия царевича в одном небольшом сражении под Болховым громит армию Шуйских (Смоленск, Нижний и Великий Новгород всё еще верны династии и шлют солдат) и осаждает Москву. Но штурм не удается. В Москве не так много людей, которые против царевича Дмитрия, но четверо из них очень влиятельны и непримиримы.
Враг номер один – патриарх Гермоген, решивший поиграть в клерикальное царство. Вряд ли царевич подтвердит приказы Шуйского о возвращении церкви льгот. Да и за танцы с костями «святого царевича» вряд ли можно простить. Самый ненавистный патриарх XVII века (прославленный только в XX) стал бы рядовым монахом и вряд ли задержался бы на этом свете. Моральный авторитет и финансовое могущество церкви стало самым страшным врагом царевича, и, несмотря на помощь Ростовского и Коломенского митрополитов (первый стал нареченным патриархом), на этом поле царевич проиграл. Осада Троицы стала самым тяжелым испытанием для Дмитрия и его армии.
Враг номер два – царь Василий Шуйский. Смоляне, новгородцы и нижегородцы видели в нем природного князя (по крайней мере их элита). Почти полстраны и ее экономическое сердце. Плюс князя прекрасно знали в Польше и Швеции. Можно было попросить помощи. Шуйский мог попробовать договориться с царевичем, но корона показалась дороже. Даже его младший брат Дмитрий Шуйский в разгар войны советовал договориться со своим тёзкой и не открывать двери ада. Царь не послушал.
Враг номер три – первый боярин думы князь Мстиславский. Враг Романова (постриг его, отомстив за постриг отца в 1585), апологет астраханской династии, членов которой Дмитрий Иванович не щадил. В 1608, после смерти сестры и племянников, он последовательно мстит Дмитрию Ивановичу. Самый пропольский боярин Думы сделает всё для унии с Польшей. А пока он бьется с царевичем Дмитрием и напрягает свои старые связи в Крыму и на Украине.
Враг номер четыре – Василий Голицын. Он некоронованный владыка рязанской чети. В его руках – лучшая тяжелая кавалерия царства. В его сердце малопонятные амбиции самому примерить шапку Мономаха. Как дальний родственник Мстиславского видимо рассчитывает на его поддержку.
Эти люди не слишком любят друг друга, но общий враг сближает.
Силы неравны, но близки. Дмитрию чуть не присягнул Новгород. На севере армия Сапеги и армия Скопина увязли в долгой позиционной войне. На Волге армия Шуйского во главе с Фёдором Шереметьевым азартно громит армии астраханских царевичей, берет кровавым тяжелым штурмом Касимов, оплот всех татарских царств и царевичей. Шуйский очень зовет его под Москву, но тут воевода Фёдор «идучи не идяху», полтора года не может одолеть крошечный отряд атамана Просовецкого. Да и Скопин к Москве не рвется. То у него шведские наемники взбунтуются, то порох не подъедет.
Москва изнемогает в осаде. Кажется, вот-вот, и удастся договориться полюбовно, и восставшие москвичи вынесут хлеб-соль доброму царю Дмитрию. Не в силах победить честно, осажденные князья идут на государственную измену. Корелу с округом меняют на вспомогательное шведское войско. Это еще малый грех. В 1609 году на Московию идет крымская армия калги (второй человек государства) Джанибек-Гирея. Она громит верные Дмитрию южные области, доходит до Серпухова. Большая часть русских частей Дмитрия уходят на крымскую войну, объективно – это главный фронт для Дмитрия. В 1610 году крымцы повторят поход, но тогда Воротынский бросится из Москвы к крымской армии и уговорит не отстаивать права обанкротившихся Шуйских. В 1609 в Тушино остаются запасные батальоны и наемники (да, да, как в Питере зимой 1916-17). Царь идет им на вынужденные уступки. Появляются децемвиры, контролирующие его финансы, литовские вожди похода получают русские города в кормление.
И тут свой главный козырь на стол кладет Шуйский. В Московию входят польские войска. В самом Тушинском лагере происходит переворот, царевича фактически берут под арест. Шуйский явно идет на озвученные в 1600 году условия унии. Сигизмунд идет под Смоленск, который ему обещали сдать без боя, с явно неосадной армией (большая ее часть – тяжелая кавалерия). Но Смоленск не открывает ворота (как и Корела шведам), великий кидала Шуйский в своем репертуаре.
На фоне всеобщего удивления происходящим русский феникс снова спасается. С личной охраной он бежит в Калугу, откуда обвиняет в измене Романа Ружинского и Михаила Салтыкова. Второй будет самым ярым сторонником династии Васа на московском троне, правя там их именем в 1612 и чуть не сдав ее в 1618. Первый не переживет разгрома Тушинского лагеря и погибнет раньше царевича. Сапега отступает в Калугу к царевичу. В его обозе приедет бывшая московская царица Марина Мнишек якобы жена Дмитрия Угличского, беременная якобы от него. Впрочем, их «лавстори» стоит отдельной статьи.
В столице царь травит Скопина на пиру у Воротынского. История была преподнесена как ремэйк трагедии Ивана Грозного и Владимира Старицкого. После его смерти династия обречена, хоть и не понимает этого. Дмитрий Шуйский, Андрей Голицын и Григорий Валуев в компании Делагарди ведут армию Шуйских к Клушинской катастрофе. В ней обычно обвиняют Дмитрия, но.. Авангард Валуева просто перешел на сторону поляков, крыло Голицына по факту дезертировало, наемники тоже сменили работодателя на почетных условиях. Смоленские и новгородские стрельцы бились, как и сколько могли, но их было мало и силы их измочалены многолетней гражданской войной.
После Клушинской катастрофы царевич собирает наличные силы и идет к Москве. В самой Москве – переворот, царем выкрикнули Василия Голицына. Шуйского при этом недосвергли, он пытается опереться на стрельцов. К городу почти синхронно подходят рати Дмитрия с юга и коронного гетмана Жолковского с запада. Дмитрий успевает чуть раньше, у серпуховских ворот под руководством Филарета Романова происходит митинг-концерт, на котором москвичи присягают законному царю Дмитрию. Не помогает даже личное вмешательство Гермогена. На 3 августа было назначено торжественное вступление Дмитрия Ивановича в город. Утром того же дня его армию атаковал отряд Валуева. Еще несколько дней спустя его предаст Сапега, перейдя на сторону Жолкевского. В Москве же перехитривший всех Мстиславский становится главой правительства, отправляя в посольство к Сигизмунду (и косвенно – в казематы гостынинского замка) апологетов всех претендентов на трон – и Романовых, и Голицыных, и Шуйских. Голицын, впрочем, вплоть до своего ареста поддерживает переворот и на что-то надеется.
Последние полгода в Калуге были тяжелыми. Царевич казнил пленных поляков, отбивался от покушений и принимал неожиданные присяги от городов, доселе верных Шуйским. Подумывал то об отступлении в Астрахань, то об еще одном наступлении на Москву. Его силы росли, Смоленск держался, а татары и шведы переключали внимание на поляков. Он ждал, он как никто умел ждать и верить. И время работало на него.
Снежным декабрем 1610 года он поехал развеяться и поохотиться на зайцев. Чуть позже из города вылетела татарская сотня, подгоняя себя гортанными криками: «Хура! Корк!» (убью, бойся). Их сотник Пётр что-то прокричал перед тем как выстрелить в обнажившего саблю царевича, потом добил умирающего, срубив ему голову. Рядом умирала немногочисленная охрана.
Царевича похоронили в центральном соборе Калуги. А за трон схватились другие. Голицыны (это потом назовут первым ополчением), Марина с ее Воренком, Трубецкой, церковь, царевичи Васа, Романовы.
Он во многом повторил судьбу деда. Тоже рано лишился родителей, тоже упорно и отважно, на пределе человеческих сил боролся за свой законный трон. И да, «польская марионетка» ни в коем случае не запятнал себя изменой родине, в отличии от Шуйского и Мстиславского. Трехсотлетняя держава Даниловичей закончилась, передав эстафету трехсотлетней державе Романовых-Ольденбургов.
Я правда не понимаю, почему в Тушино стоит памятник гладиатору, а не ему.
Ну и да, именно это было саундтреком и дало название статье.