Вдова Даниила Хармса, Марина, после гибели мужа в 1942 году чудом бежавшая в Европу и позже в Венесуэлу, оставила уникальные воспоминания о своей юности, о жизни русских князей после красной революции и о муже. Читая её мемуары в записи хармсоведа Глоцера (книга "Мой муж Даниил Хармс"), узнаёшь многое об истории 100-летней давности.
#LiterMort #БугаёваНН #русскиепоэты #классикилитературы #русскиеписатели #Хармс
«… моя бабушка была княгиней Голицыной. Её сын Александр, мой дядя, его звали по-домашнему Асей, служил во флоте и был любимцем бабушки. Я помню, иду через гостиную, и там большой портрет его. Во весь рост. Он в своей морской форме, очень красивый, породистый такой.
Однажды Ася пошёл, как обычно, в свой клуб играть в карты. Он сидел и играл. В это время открылась дверь и ввалился какой-то совершенно пьяный офицер, который, проходя мимо Аси, мазнул перчаткой по его лицу.
Это было страшное оскорбление. Уф! И это был конец.
Александр встал и вызвал его на дуэль. Ничего другого он сделать, по установленным там правилам, не мог. Но до дуэли дело не дошло. Ася пришел к себе, — он жил уже отдельно, в части, — и застрелился. В двадцать один год.
… Дедушка был князь Голицын. Для меня это был бог, — он был неописуемой красоты. Я сейчас вспоминаю его в полном наряде, в военном мундире, с орденами. Его взяли вскоре после 17-го года, посадили в тюрьму и увезли в Москву, в ЧК.
Мы жили в Петербурге на Фонтанке. Голицыны были небогаты, дом у них был не собственный, они его просто снимали.
Но я помню, на полу одной из комнат лежала огромная шкура белого медведя, и мы с сестрой любили на ней играть. Эту шкуру мы почти сразу продали.
Помню комод, с инкрустациями, он назывался буль, по известному стилю мебели. В нем было множество ящиков, ящичков, и там всё такое интересное, разные штучки, такие и эдакие, зеленые, красные, синие платки. Потом, после обыска, всё это забрали, и мы остались без всего, фактически на улице.
Когда арестовали дедушку, князя Голицына, и он уже сидел, наверное, полгода, бабушка поехала в Москву просить за него, чтобы его освободили. Она выстояла очередь к жене Горького, которая была председателем Красного Креста. Стояла и ночь и день и наконец вошла к ней в кабинет.
Бабушка упала на колени и стала просить за мужа. Жена Горького сказала бабушке: «Встаньте. Я сделаю всё возможное, чтобы вашего мужа освободили». И бабушка вернулась с дедушкой.
А дедушка никак не мог понять, что вообще происходит?! за что он — князь Голицын — вдруг — мог быть схвачен — и упечён в тюрьму! Только за то, что он князь Голицын? Он же ничего, абсолютно ничего не сделал дурного, за что его можно было бы сажать. Если б он ещё кого-нибудь поколотил, или сотворил что-то еще ужасное. Нет, ничего подобного.
Он был чудесный, спокойный, невозможно красивый старик. Прожил он после освобождения недолго. Он был совершенно сломлен. Тюрьма и арест его подкосили.
У бабушки были уникальные вещи, серебряные, фамильные. Некоторые — золотые. Фамильные украшения, ожерелья, браслеты. Столовое серебро и столовое стекло, изготовленное в Италии бог знает в каком веке. Тончайшее. Дунешь — разлетится. Тронешь его — поёт. Оно переходило из поколения в поколение. Всё это хранилось в длинных больших коробках, выложенных внутри бархатом.
И бабушка продавала фамильные драгоценности по частям. Замечательные вещи были. И на вырученные деньги приносила домой кушать.
Я уже не помню, кончила сестра школу или тоже не кончила. Был голод, и больше ничего.
… Людей забирали и отправляли в ссылку — за фамилию, за не тот род, не знаю, за что — грузили в товарные вагоны, как скот, — и папа упал на вокзале и тут же умер.
… Когда Даня и я плавали с Маршаком и детьми по Волге, в это время арестовали бабушку.
Я вернулась и поехала в Москву хлопотать за нее. Я пошла в Красный Крест, к жене Горького, по уже известному мне адресу.
Очередь к ней была колоссальная. Все такие же люди, как я. Просили, чтобы она помогла. И она помогала очень многим. Я, конечно, помнила, как с ее помощью вытащили из тюрьмы дедушку, князя Голицына.
Я простояла в очереди весь день. Потом выдали билетики с номерами. И на следующий день или через день моя очередь подошла.
Когда она посмотрела бумаги, которые я привезла, она спросила меня:
— Это вы просите за княгиню Голицыну?
Я говорю:
— Да.
«Так... — она что-то проговорила, как сама с собой. — Зачем же ещё её, эту старушку-то, брать?!»
Она позвонила в звонок и вызвала свою секретаршу. И сказала ей:
— Принесите мне такую-то папку или такие-то бумаги...
Секретарша вернулась с бумагами, и она мне сказала:
— Я не понимаю, — это что же, та самая княгиня Голицына, которая была у меня пятнадцать лет назад?
Я говорю:
— Да.
— Неужели они взяли старуху?!
Я говорю:
— Да.
Она сказала только:
— Это просто гнусность, что они сделали... Можете идти. Вам сообщат, где сейчас ваша бабушка... Я постараюсь вам помочь.
И я приехала домой с бабушкой."
Благодарю за прочтение!
Ещё интересные статьи на литературные темы:
