- Рустем-ага, значит, вот как решил повелитель! Что ж, это очень мудрое решение, пусть враги думают, что я мёртв, так они потеряют осторожность и проявят свою предательскую сущность. После этого им будет уже не отвертеться, - строго сдвинул брови шехзаде Мехмед, и, вдруг, его лицо просияло лучезарной улыбкой.
– Я счастлив, что матушка и Айя знают, что я жив! Рустем-ага, ты снял огромный камень с моей души! Проси у меня, что хочешь!
- Шехзаде, я принёс Вам благую весть, которая порадовала Вас, чего ещё я могу желать!
- Рустем, спасибо! Расскажи мне ещё раз, это Айя-султан сказала, что тот человек, вернее, тело, чужое? – загорелись глаза Мехмеда.
- Да, шехзаде, именно так! – с лёгкой улыбкой кивнул Рустем.
- Айя? Вы сказали, Айя? Ой, а я слышала уже от Вас это имя. Когда Вы очнулись, посмотрели на меня, то назвали Айей, - вмешалась в разговор Албена, тотчас покраснела и смущённо прощебетала своим нежным голоском: - Простите, я нечаянно, я не хотела вам мешать, я не слушала, просто вы так громко разговариваете…
- Ничего страшного, Албена, - произнёс Мехмед, внимательно посмотрел на девушку и обвёл сосредоточенным взглядом товарищей.
- Простите, шехзаде, мы совсем потеряли бдительность, - прошептал Гюрхан, по-своему истолковав озабоченный вид Мехмеда.
- Дело не в этом, - потирая рукой бороду, наморщил лоб шехзаде, - просто эта девушка похожа на мою…на Айю-султан, - промолвил он и на минуту задумался.- Ладно, не обращайте внимания, это я так, просто очень соскучился по своей хасеки.
- Мы понимаем, шехзаде, скоро, даст Аллах, увидитесь, - в один голос ответили ему товарищи.
- Иншалла! Так и будет!
- Будет, конечно, но когда? Я уже готов отправиться домой! – карие глаза Мехмеда на исхудалом лице заблестели азартом.
- Шехзаде, надо смотреть правде в глаза, сейчас мы не можем отправиться в путь, наши раны ещё слишком свежи, - сказал Башат, жестом указав на повязку Гюрхана с просочившимися пятнами кро_ви. – Эта добрая женщина зашила его обыкновенной иглой простой суровой нитью. Да и Ваши ноги ещё не ходят.
- Может, я отправлюсь один, расскажу, что нашёл вас и вернусь с подмогой? – предложил Рустем.
- Нет, Рустем, это тоже не выход. Мы ходить не можем, как эти женщины смогут с нами справляться? Надо и воды принести на троих, и еды найти, а если, вдруг, кто-то из затаившихся врагов, а такие, думаю, остались, узнает, что мы здесь, так мы и защититься не сможем. Да и потом, неделя-другая погоды не сделает, повелитель знает, что ты поехал меня искать, а сколько поиски будут продолжаться, одному Аллаху ведомо, - резонно заметил Мехмед.
- Верно говорит шехзаде! Рустем, ты должен остаться! – заключил рассудительный Гюрхан.
- Хорошо, остаюсь, - согласился Рустем, - а где я буду спать? – Шехзаде с Гюрханом, а я с Башатом? – вытаращил он глаза, - что-то мне это не очень нравится, Башату всё время гурии снятся, не спутал бы меня с ними.
- Смотри, Башат, станешь руки распускать, он тебе мигом голову снесёт! – с лукавинкой в глазах сказал Мехмед.
- Не снесёт, он добрый! – заулыбался Башат.
- Так я по-доброму и снесу! – ухмыльнулся Рустем, и все трое зашлись весёлым смехом.
Албена сидела в углу, восхищённым взглядом смотрела на четверых красавцев и с грустью думала, что никогда в жизни она не встречала таких интересных добрых людей, как в сказке, которые она читала когда-то, и скоро эта чудесная сказка закончится.
Вопреки переживаниям Рустема Владена придумала, как всех разместить, и ему, словно султану, было предоставлено отдельное ложе, правда, на полу, в углу, на куче соломы, покрытой какой-то тряпкой, которая не закрывала всю охапку.
Но он так устал, что уснул мгновенно, едва его голова коснулась жёстких стеблей, и проспал до самого утра, впрочем, как и его товарищи.
Владена делала раненым перевязки в определённое время, поэтому немного сердилась, что её помощница запаздывала и, помешивая отвар крапивы, поминутно поглядывала на дверь, ведущую в крохотную комнатку, где они с дочерью временно расположились.
Наконец, терпение Владены лопнуло, она решительно дёрнула ручку и вошла в спаленку.
Мужчины, заметив негодование матери, переглянулись с понимающими улыбками и стали ждать, что будет дальше, какую взбучку сейчас задаст проспавшей дочери мать.
Однако до их слуха донеслись совсем не ругательства, а восторженные слова Владены.
- Албена, красавица ты моя! Как же ты выросла! А я и не заметила, всё Албенка, да Албенка, а ты госпожа настоящая, - всплеснула руками Владена, увидев дочь в нарядном платье и с серьгами в ушах.
- Ну, Вы скажете, мама, - зарделась девушка, - какая я госпожа.
- Красивая ты, дочка! А госпожой тебя назвала, и сама не знаю, почему, - пожала она плечами и настороженно посмотрела на неё, - А для кого это ты так нарядилась?
- Что значит, для кого, мама, - смущённо возмутилась девушка, - просто так, для себя.
- Что-то я не помню, чтобы ты когда-то так наряжалась, - не отступала мать. – А покраснела отчего?
- Мама, перестаньте, сейчас сниму всё это, - вспылила Албена.
- Успокойся, доченька, я не хотела тебя сердить, не снимай, тебе очень идёт! – Владена с умилением разглядывала дочь, будто видела её впервые. – Ну, давай, иди, уже давно пора делать перевязки, лечение требует дисциплины, - подтолкнула она дочь, и та вошла в комнату, где на своих кроватях лежали четверо мужчин, с любопытством ожидающих её выхода.
Появление девушки произвело на них неизгладимое впечатление. Они даже приподнялись на своих матрасах, насколько позволяли им раны, а Рустем так и вовсе встал.
Албена улыбнулась им, поздоровалась и отвернулась к плите, делая подготовительную работу.
- Вот это взгляд! Это я понимаю! Не то, что у сластолюбца Башата, - прошептал Гюрхан, кивая в сторону Рустема.
- Эй ты, праведник, осторожней! Сможешь повторить свои слова, когда я встану на ноги? – шутливо пригрозил ему Башат, - А ты, Рустем, и правда, как будто привидение увидел, - прыснул он в кулак.
- Ладно, прости, Башат, я перегнул палку, - извинился Гюрхан.
Все трое внимательное посмотрели на Рустема, вогнав того в краску.
- Да ну вас, о чём вы? Она же маленькая девчонка совсем, как я могу на неё смотреть? – тихо ответил он, не отводя взгляд от девушки.
- Ну не такая уж и маленькая, вполне себе красивая юная девушка, - заметил Мехмед.
- А кто спорит? - пожал печами Рустем, - я говорю, что слишком юна для меня.
- А для меня нет, - расплылся в широкой улыбке Башат.
- Эй, ты, ну-ка сделай свою улыбку уже, я не сказал, что девушка мне не нравится, - строго заметил ему Рустем.
- Хорошо, хорошо, Рустем, спокойно! Это я так, чтобы тебя раззадорить, - усмехнулся тот.
- А мне кажется, его и задорить не надо, он итак едва сдерживает себя, - подмигнул Рустему Мехмед и по-доброму продолжил: - Рустем, серьёзно, а ведь нарядилась-то она для тебя, мы все это поняли.
- Да я и сам понял, ещё вчера, - счастливо улыбнулся тот.
- Ну и прекрасно, - ответил Мехмед, - очень хорошая девушка, достойна такого отважного воина и умного человека, как ты, Рустем.
Албена, несмотря на шёпот, слышала всё, о чём говорили мужчины, и душа её ликовала. Ей и правда очень понравился этот Рустем, ещё тогда, в лесу, с первого взгляда.
Сердечко её забилось сильней, она вздохнула и повернулась к товарищам.
- Приготовьтесь, сейчас я буду делать вам перевязки! Будет немножко больно, потерпите! Это ещё что, вот, когда матушка швы у вас будет снимать, вот где будет настоящая боль, - с милой улыбкой произнесла она, широко распахнув глаза.
- Ах-ха-ха-ха, - засмеялся Рустем, глядя на растерянные лица друзей.
…Тем временем во дворце Топкапы царила атмосфера неясности, в которой странным образом сочетались скорбь и деловитость, траурные одежды и случайные улыбки. Повсюду веяло молчаливой секретностью.
О том, что доставленное из похода тело не принадлежит шехзаде Мехмеду, знали трое: падишах, Хюррем-султан и Айя-султан. Вне дворца такой информацией владел только Рустем-ага, но тот был уже далеко за пределами столицы османской империи.
- Хюррем, я решил отправить шехзаде в санджаки, причём, срочно, и ты знаешь, почему, - поутру поделился со своей хасеки султан.
- Хорошо, Сулейман, я сейчас же велю слугам подготовить Селима и Баязета к отъезду, - взволнованно произнесла она, - скажи, ты уверен, что тебе и нашим детям не угрожает опасность?
- Хюррем, успокойся! Никто уже не причинит нам зла, я всё предусмотрел, - заверил её султан. – Я накажу Махидевран, она будет выслана далеко отсюда, и вряд ли когда-нибудь встретиться с Мустафой, чтобы сбивать его с толку.
- Сулейман, а ты не думаешь, что он с ней заодно? – Хюррем рискнула сказать то, в чём была уверена, но чего никак не хотел признать падишах.
- Хюррем, Мустафа, конечно, любит мать, и избалован ею донельзя, но Ары-паша, под пытками сознался во всём, даже в том, о чём его не спрашивали, однако ни разу не упомянул имени шехзаде.
- Хорошо, Сулейман, не сердись, если будет на то воля Аллаха, ты узнаешь то, что должен узнать, - поклонилась Хюррем и покинула султанские покои.
Между тем повелитель велел Локману-аге сообщить шехзаде, что желает их видеть.
Некоторое время спустя Мустафа, Селим и Баязет вошли в апартаменты падишаха и почтительно поприветствовали его.
Склонив головы, они замерли в ожидании слов повелителя.
- Я собрал вас, чтобы объявить, в какие санджаки вы отправитесь, - падишах поднялся с дивана и с величавой осанкой подошёл к своим сыновьям.
- Шехзаде Селим поедет в Кютахью!
- Спасибо, повелитель! – низко поклонился шехзаде, и султан поощрительно кивнул
- Шехзаде Баязет поедет в Конью!
- Спасибо, повелитель! - склонился Баязет.
- Шехзаде Мустафа вернётся в Амасью! – как гром среди ясного неба прозвучали слова падишаха.
- Повелитель, а кто отправится в Манису? – не сдержавшись, спросил Мустафа. Вид у него был расстроенный и раздражённый. Он понял, что султан так и не считает его главным претендентом на трон.
- Никто! – холодно ответил падишах, яростно заходив желваками на щеках.
Мустафа резко развернулся и быстрыми шагами пошёл к выходу.
- Мустафа, вернись! – гневным окриком попытался остановить сына Сулейман, однако тот даже не соизволил повернуться в его сторону, стукнул кулаком в дверь, охранник тут же распахнул её, и шехзаде вышел вон.
В воздухе повисла неловкая тишина.
Повелитель был ошеломлён поведением старшего сына, окончательно убедившись, что тот неисправим.
Селим не выказал, кроме радости, никаких чувств, а на лице Баязета появилось сострадание к старшему брату. Уж слишком велико было разочарование Мустафы.
Настроение падишаха было испорчено, и он жестом велел сыновьям удалиться.
- Баязет, наконец-то повелитель явил нам свою милость, послав в санджаки! Я мечтал об этом! – тронул брата за плечо Селим, как только они покинули султанские покои.
- Да, я тоже с нетерпением ждал этого благословенного дня! – ответил Баязет.
- Однако, брат, я не вижу радости на твоём лице, тебя что-то беспокоит? – участливо спросил Селим.
- Я рад, вот только огорчился за Мустафу. Брата не вернёшь, да упокоится он с миром, а Мустафа по праву должен был поехать в Манису, - нахмурился Баязет.
- Это решать только падишаху, брат. И почему ты считаешь, что по праву? Исходя из того только, что он старший? Так ведь Мехмед, да прибудет его душа в раю, был младше Мустафы, но гораздо достойнее. Все это знали, и не зря повелитель тогда отправил его в Манису. Разве не так?
- Так, Селим, я не спорю. Но Мустафу мне всё равно жаль.
Селим пожал плечами, и они разошлись, кто куда.
Баязет пришёл в свои покои, остановился у окна и окинул глазами сад. Там, в бронзовых лучах закатного солнца, возле дальней беседки, что расположилась под могучей чинарой, стоял Мустафа с натянутым луком в руках. Шехзаде запрокинул голову, и Баязет с удивлением подумал, не собрался ли брат выстрелить в какую-нибудь птицу.
“Он, что, собирается сорвать на невинной твари злость? Ну, Мустафа, не ожидал от тебя,” – подумал Баязет и решительными шагами пошёл к двери.
Шехзаде вышел из дворца на широкую аллею и поспешил к брату, подбирая на ходу слова, которыми собирался образумить и утешить брата.
Аллея становилась всё уже и, наконец, превратилась в тропинку, густо засаженную пышным кустарником.
Подойдя совсем близко к Мустафе, Баязет остановился, с удивлением услышав, что тот с кем-то разговаривает.
“О, Аллах! Да он сам с собой ведёт беседу. Бедный Мустафа”, - подумал Баязет, приготовился подойти ближе, но остановился и опешил, услышав отрывистые звуки, похожие на смех, которые издавал старший брат. За этим трескучим смехом последовало угрожающее бормотание Мустафы.
“Повелитель, берегитесь. Я хотел дать Вам возможность править ещё, но Вы сами виноваты. Своим несправедливым решением Вы подписали себе смертный приговор. Скоро Вы уйдёте вслед за Вашим любимцем Мехмедом. С другими будет легко справиться. Лишь один человек способен обогнать всех и занять трон. И этот человек я! Равных мне нет! Империя будет принадлежать мне! Никто и никогда не отнимет у меня власть…”
- Мустафа-а-а! – выкрикнул оглушённый словами брата Баязет, и тот замолчал на полуслове, резко обернувшись назад.
- Баязет, что ты тут делаешь? – глаза его испуганно забегали.
- Мустафа, я всё слышал, - выдохнул тот, - как ты мог?
- Что мог, Баязет? Что ты слышал? – криво улыбнулся старший шехзаде.
- Мустафа, это ведь ты виновен в смерти Мехмеда? А теперь ты задумал убить повелителя?! – ошарашенно смотрел на брата Баязет, медленно развернулся и собрался, было, уйти, но ноги его не слушались, и он на минуту стал на месте.
- Баязет, ты куда? Ты расскажешь повелителю? – бросил вслед ему Мустафа.
- Конечно, расскажу, а ты как думал? – не оборачиваясь, гневно ответил младший шехзаде.
- Баязет, остановись, не делай этого! Давай поговорим! – с мольбой в голосе просил Мустафа.
- Мне не о чем с тобой разговаривать!
- Стой, Баязет! Я прошу тебя, остановись!
- Да пошёл ты…- Баязет не успел закончить фразу, резко остановился, оглянулся, с удивлением посмотрел на старшего брата и упал, сражённый стрелой, выпущенной из лука шехзаде Мустафы.
- Я просил тебя, Баязет, - поморщился Мустафа, взял брата за плечи и потащил в конец сада, в буйные заросли.
