- Как у тебя рука на родную мать поднялась? – вид у Алексея Григорьевича был грозный. Он всегда нервничал, когда сталкивался с несправедливым отношением к пожилым людям.
Ивановна Быстрякова была в числе самых возрастных жительниц небольшого пригородного поселка. Соседи ее любили и жалели. Любили – за доброжелательность и отзывчивость, а жалели, потому что единственный родной человек старушки – сын Толик – ни во что ее не ставил, жил в ее доме и никогда не помогал. Да и сам вид бабушки, сгорбленной и при ходьбе опиравшейся на трость, заставлял сердца людей сжиматься.
- Может быть, вас подвезти до магазина, - знакомый Ирины Ивановны Алексей Григорьевич Груздев всегда старался помочь пожилой женщине. Иногда она отказывалась от помощи, а иной раз – с благодарностью ее принимала.
Груздев приезжал в поселок каждую неделю – проведать свою пожилую маму. Один или с семьей, но каждый раз привозил из города пакеты с продуктами, помогал ей по хозяйству. От Настасьи Леонидовны он узнавал однотипные сельские новости: «Соседка Тамара уже высадила рассаду. Странная женщина, как будто не знает, что в ближайшую неделю похолодает», «У Марии Алексеевны собака заболела, внуки в город возили к ветеринару», «Толик опять напился и ходил орал по улице».
Сорокапятилетний Толик был в этом околотке главным ньюсмейкером. Пил часто, пьяным вел себя грубо. Однажды сломал соседский забор, и так как свидетелей не нашлось, доказать вину Толика не смогли.
Но самым отвратительным было его отношение к матери.
- Че, старая, опять ко мне лезешь! – по этим словам случайные свидетели узнали бы, кто их произнес, даже не видя мужчину. – Иди жрать вари! Уууу, ведьма, всю жизнь мне испортила!
Спроси трезвого Анатолия, в чем провинилась Ирина Ивановна, он бы не вспомнил. Да и вне запоев Быстряков казался адекватным человеком, с матерью обращался, хоть и грубовато, но без оскорблений и угроз.
Однажды, в очередной раз перебрав, Толик принялся выдирать цветы из клумбы, разбитой старушкой у дома.
- Да что же ты творишь, ирод! – Ирина Ивановна пыталась тростью сбить сына с ног, близко подходить к нему она боялась.
Толик развернулся и грубо оттолкнул мать. Трость отлетела в сторону, женщина, не удержавшись на ногах, рухнула в компостную кучу, что ее, безусловно, спасло. Пьяный сын, сыпля проклятьями и ругательствами, пошел в дом.
Свернувшись калачом на компосте, Ирина Ивановна тихо плакала. Ее телу не было больно, но душа разрывалась на части. И она не сразу услышала, как в калитку вошла Настасья Леонидовна.
- Ирочка, вставай, ты не ушиблась? – соседка помогла женщине подняться. – Моя хорошая, пойдем ко мне, посидим, чаю попьем. Пусть этот алкоголик уснет, не ходи пока домой.
На ватных ногах Быстрякова дошла до дома Настасьи Леонидовны, где приняла успокоительные капли. Стало немного легче.
Через несколько часов во двор въехала машина Алексея Григорьевича. Груздев привез несколько больших пакетов с провизией. Вид Ирины Ивановны и мамы встревожил мужчину, и он принялся расспрашивать о произошедшем.
Алексей Григорьевич всегда тяжело переживал, когда ему рассказывали о несправедливости по отношению к пожилым людям. А услышав о происшествии с соседкой, пришел в ярость.
- Я сейчас туда не полезу, но завтра, когда этот недочеловек отрезвеет, пойду и поговорю с ним, - поделился он с матерью, едва Быстрякова вышла из их дома.
- Поможет ли? – засомневалась Настасья Леонидовна. - Он же все мозги пропил, ничего святого…
На следующий день Груздев, увидев выспавшегося соседа, направился к его двору.
- Как у тебя рука на родную мать поднялась? – вид у Алексея Григорьевича был грозный. – Она ведь жизнь тебе дала! И содержит тебя, балбеса!
- Ты чего вообще лезешь? – заерепенился Толик. – За своей матерью следи, а у моего двора чтоб я тебя не видел больше!
На шум из дома вышла Быстрякова и обеспокоенно смотрела на споривших мужчин.
- Еще раз говорю тебе: обидишь Ирину Ивановну, разговорами не ограничусь! Челюсть тебе сломаю!
Толик сплюнул, но хамить в ответ не стал. Злость в нем кипела, и выместить ее он решил на своей старушке – грубо схватил ее за локоть и оттолкнул в сторону. На этот раз бабушка удержалась на ногах.
Видевший происходящее Груздев по-молодецки перемахнул через забор и через пару мгновений уже стоял рядом с Толиком. Он ударил соседа под дых, тот согнулся и завыл. В тот же момент на спину Алексея Григорьевича пришелся удар.
- Ах ты фашист! Сына моего избиваешь! – кричала Быстрякова, стуча своей тростью по спине и голове Груздева.
- Вы что, Ирина Ивановна, я же за вас заступился!
- Нечего меня спасать, помощник нашелся! Чего ты в наши семейные дела лезешь? У себя порядок наводи! А сюда тебя не звали!
Груздев направился к дому матери. Оглянувшись, он заметил, как Ирина Ивановна помогает сыну подняться и ведет его в дом.
- Поговорил? – Настасья Леонидовна находилась дома и «разговора» сына с обидчиком соседки не видела.
- Поговорил, мам. Но Ирина Ивановна попросила больше не вмешиваться в их дела. Сами, говорит, разберутся. Что ж, чужая семья – потемки.
Друзья, спасибо за ваши комментарии и лайки! Подписывайтесь на мой канал Зеркало судеб, чтобы не пропустить новые увлекательные рассказы!
Также читайте:
Свидетельство о публикации №224042701165
