«Местный бунт при растерянности и попустительстве властей обратился в революцию, охватившую всю страну».
Так в дни Февральской революции 1917 г. думала бόльшая часть русского офицерства. Обязанное присягой, чувством долга и честью защищать государственный строй своей страны, офицерство не смогло этого исполнить. Непонимание происходящих в стране событий, многолетнее сознательное абстрагирование от политической жизни страны, отчасти и нежелание бороться с собственным народом в условиях войны с внешним врагом обернулось для офицеров, в том числе и флотских, трагедией.
События Февральской революции 1917 года на Балтийском флоте происходили на фоне стихийных расправ матросов над своими офицерами. Как отмечает М.А. Елизаров, эти убийства в значительной степени повлияли на радикализацию обстановки в стране и развязывание Гражданской войны. Матросские самосуды никогда не были расследованы, никто не был осужден за эти преступления. В литературе советского периода события тех дней подробно не освещались, причины и оценки произошедшего были идеологизированы.
Появившиеся после Гражданской войны в белоэмигрантской печати отдельные публикации на тему самосудов также несли печать идеологии, только «белой». Среди офицеров-эмигрантов стало главенствовать мнение, что убийства офицеров были заранее спланированы и будто бы проводились по заранее составленным спискам; высказывались также версии о причастности к эксцессам германской разведки.
Советские же историки чаще всего прибегали к версии о справедливом матросском гневе, направленном против «монархистов-реакционеров», против офицеров — сторонников «палочной» дисциплины. И к белым, и к красным мемуарам необходимо относиться критически, принимая во внимание, помимо личности автора, и другие нюансы: где находился автор во время описываемых им событий; что видел лично, а о чем пишет с чужих слов; подтверждается ли версия автора архивными документами или воспоминаниями других людей.
Так, часто цитируемые мемуары Г.К. Графа действительно имеют характер идеологизированности, ведь автор был убежденным монархистом, ярым противником революционной власти, что прослеживается в его описании сцен матросских расправ над офицерами. Зная, что Г.К. Граф в дни революции служил в Гельсингфорсе на эсминце «Новик», в изложении событий, происходивших в Минной дивизии, ему можно доверять. Однако же о том, что происходило в Кронштадте и Ревеле, он мог писать только с чужих слов или же, попросту говоря, по слухам.
С.Н. Тимирев, служивший в Ревеле, или Ф.Ф. Рейнгард, служивший в Архангельске, тоже пишут о революционных событиях в Кронштадте и Гельсингфорсе с чужих слов. Б.В. Бьеркелунд, служивший в Петрограде, фактически дословно цитирует мемуары Г.К. Графа в части, касающейся Гельсингфорса, что снижает ценность его воспоминаний. Не являются исключением и представители красной мемуаристики. Ни Ф.Ф. Раскольников (Ильин), ни Н.А. Ховрин и П.Е. Дыбенко не были непосредственными очевидцами первых дней Февральской революции в Кронштадте и Гельсингфорсе.
Раскольников и Ховрин появились в Кронштадте, а Дыбенко в Гельсингфорсе уже после прошедших там эксцессов. В результате появились многочисленные ошибки и несовпадения в описаниях событий, поэтому мемуарные источники требуют сравнительного анализа и проверки по архивным документам. Так, например, А.П. Белобров, служивший в Гельсингфорсе на эсминце «Гайдамак», вел очень точные дневниковые записи тех дней, и его воспоминания полностью подтверждаются вахтенным журналом эсминца.
Воспоминания же Г.К. Графа (капитан 2-го ранга) и Н.А. Ховрина (унтер-офицер) о восстании на линкоре «Император Павел I», при всей схожести деталей, коренным образом отличаются описанием начала мятежа. При этом Г.К. Граф служил в той же базе, а Н.А. Ховрин служил на «Павле» ранее и писал со слов матросов — непосредственных участников событий (своих вчерашних сослуживцев).
Тем не менее в ряде случаев мемуары являются единственным источником сведений о тех днях, т. к. архивные документы отсутствуют (как, например, вахтенный журнал «Императора Павла I»). Современные российские историки поддерживают эмигрантскую версию, добавляя, что в действиях матросской массы присутствовал элемент уголовного, люмпен-криминального свойства.
При описании событий называются различные цифры погибших, причем заметна тенденция к их завышению. Ограничиваясь цитированием Г.К. Графа, оставившего яркие образы кровавых матросских самосудов, многие современные исследователи оставляют «за бортом» другие документы той эпохи. При выяснении окончательной цифры потерь необходимо рассматривать не только открытые источники, главным образом, мемуарного характера, но и, в основном, архивные материалы: приказы Временного правительства армии и флоту за 1917 год об исключении из службы умерших и погибших офицеров, их послужные списки, вахтенные журналы кораблей, на которых они служили. Вследствие того, что все офицеры, убитые матросами в период февральско-мартовских событий, исключались из службы с формулировкой «умерший», их непросто выделить из общей массы умерших от болезней или от полученных на войне ран других офицеров. Это часто вводит в заблуждение исследователей, объявляющих «жертвами революции» тех офицеров, кто умер совершенно по другим причинам.
К сожалению, ошибки содержатся и в мемуарах современников тех событий, что усиливает путаницу. При установлении числа погибших в те дни необходимо хотя бы кратко описать обстоятельства их гибели в каждом конкретном случае.
Перед Вами фрагмент книги "Трагедия Балтийского флота" Ф.К. Саберова
Ещё больше интересной информации и сами книги у нас в группе https://vk.com/ipkgangut
Друзья, если статья вам понравилась - поддержите нас лайком и/или репостом, напишите комментарий. Наш канал - молодой, нам очень важно ваше мнение и поддержка!