Роддом - это удивительное сочетание самых трепетных воспоминаний и радости от того, что они уже прожиты. Рассматривая фотографии, я всё ещё помню, как считала дни до мифической выписки, и мечтала о домашних благах. Как по вечерам, созваниваясь с мужем, я плакала от усталости и бессилия. Как постоянно не могла успокоить младенца и угадать, что ему нужно. Когда алгоритм "голод-подгузник-поспать" не работал. А теперь даже сложно поверить, что у меня на руках сидит тот же самый ребёнок, с которым мы познакомились тогда, в стенах роддома. Если бы я сейчас снова оказалась в тех событиях с текущим опытом, это был бы уже совершенно другой опыт.
Хронологически у меня уже есть несколько статей про этапы между беременностью и ребёнком в доме: про чилл в отделении патологии, про опыт кесарева и перевод в детскую больничку. А самого главного-то и не было выложено - про послеродовое отделение.
В реанимации было довольно тревожно, что малыша куда-то сразу утащили, и он лежит где-то далеко один, без меня, и грустит. Какие-то модные "золотые часы" не положены кесаренным ребятам, да и мало кому вообще положены. Для этого надо вести дипломатические переговоры с врачами, поощрить их чем-нибудь и рожать без операций. Я тогда ещё не знала, что у новорожденных нет много времени для печали, и большую часть времени они спят. Но я-то не спала. Ходила и думала, неужели вот так сразу после полостной операции действительно можно ходить, и что у меня теперь появился настоящий ребёнок. В качестве напоминания об этом на телефон сразу посыпались письма с Госуслуг, что, дескать, да, гражданочка, в час двадцать у вас по адресу на Минской был рождён новый гражданин под кодовым названием "мальчик". Дайте поскорее мальчику имя, и мы заведём ему ИНН.
Имя у меня было, но такое, отдельное, само по себе и без ребёнка. Первое время я его даже и не использовала. Малыш, креветочка, котёнок и всякое нарицательное, никак не получалось увидеть в младенце отдельную личность. Но всем родственникам оно уже было сообщено, поэтому в поздравительных сообщениях уже фигурировал Александр, на бирках и кроватке без затей была вписана моя фамилия, а сама я Сашу Сашей стала называть много позже. Когда действительно увидела, что это уже Саша.
Меня довольно быстро выгнали из реанимации, потому что понедельник, рабочий день, и вовсю заработал конвейер кесаревых. Женщины в обтягивающих чулках всё прибывали и прибывали, и уже пора было мне освободить для кого-нибудь место. К тому же они все были такие контуженные от анестезии, что я на их фоне со своей ночной операцией ощущала себя сайгаком. Многие, умудрённые опытом нескольких детей, вообще не собирались в первые дни забирать малышей из детского отделения. Да и я сама не думала, что сразу заберу. Просто дошла посмотреть, как оно там, сфотографировать на память. А когда меня спросили "Брать бушь?", я подумала, ну как я вот так уйду, скучно же в палате сидеть одной. И укатила тележку с люлькой в свою пещеру. Гормоны - сильная штука. Я ощутила настоящее горе от того, что могла бы просто уйти, оставив ребёнка. Мы же в первый раз с ним так надолго расстались.
Первая мысль была о том, как забавно что нижняя часть лица оказалось точь-в-точь так, как она выглядела на третьем УЗИ. Папина. Значит, тогда не показалось. Хотя бытует мнение, что пытаться увидеть какие-то черты с черно-белого мутного экрана - это как психологический тест на пятнах Роршаха. Что-то да увидит в них будущая мать. Если очень хочет. Саша был такой весь розовенький, совсем неопухший, в отличие от его коллег после естественного рождения. Жаль, что в роддоме нет аттракциона, когда родильницу заводят в детское отделение и предлагают выбрать своего. Хотя бы для статистики. Ябнашла.
На ноге и руке у него были защелкнуты пластиковые бирки. Как в магазине, чтобы вещь незаметно не пронесли через рамки. Но бирки были большие, конечности - маленькие, а постоянно прилетало за это от врачей - мне. Боятся перепутать всех детишек. Об мою собственную бирку при этом я потом дома сломала ножницы.
Палата-одиночка
Из всех советов перед роддомом я вынесла, что при возможности надо обязательно брать отдельную палату. Стоимость этой опции - тыща рублей в день. Обычно хорошие родильницы проводят в ней около трёх суток, так что я бы назвала эти цены очень божескими. Советы соседок по палате мне были не очень нужны, как и общение с людьми в тот период. Вполне хватало футбольной команды из медицинского персонала, который начинал забегать в палату с 5-ти утра. То придёт одна уборщица помыть полы, следом - специальный человек, протирающий подоконники. Она может проклясть до 5-го колена, если на подоконнике будет что-то лежать. Потом женщина, моющая раковину, женщина, меняющая грязные пелёнки, женщина, дающая чистые пелёнки и халат, женщина, рекламирующая свои услуги массажиста. Кстати, мы с ней потом договорились на массаж, а она так и не связалась. Нарасхват, поди, со своим агрессивным маркетингом. На каждую поверхность в палате, кроме потолка, назначен свой ответственный. И это всё разные люди!
На ребёнка и мать тоже положены отдельные команды врачей. Одни интересовались моим самочувствием, другие - ребёнкиным. Однако от таких постоянных визитов становилось всё хуже и хуже. Только к 5-ти утра мне удаётся заснуть, и начинается проходной двор. Дверь ещё в палату зачем-то постоянно закрываю, глупенькая.
Окна палаты выходили аккурат в окна жилого дома. Даже были предусмотрены какие-то жалюзи для приватности. Словами и не описать, насколько мне было тогда все равно, кто и что увидит в этих окнах, даже если снаружи будет стоять целая толпа зевак. Остатки стеснения были вырезаны вместе с ребёнком и переданы нуждающимся. Очень сложно вдруг стесняться врачей, которые видели тебя и в горе и в радости, и внутри, и снаружи. Атмосфера там такая: девушки меряются швами и другими размерными и временными рекордами. Гордятся быстрыми и лёгкими родами, не меньше - долгими и тяжёлыми. В этой иерархии спокойной, почти плановой, операцией никого не удивишь.
Иногда на крики младенца прибегали акушерки, вдруг я чем-то обижаю малыша? Надо проверять. Обижало его, конечно, многое: мыть попу под краном он явно не привык. Да и кушать хотел, а я всё жадничала докармливать смесью. В книжках же написано, что им много не надо, три капли молозива - и ребёнок должен быть счастлив. А если не счастлив, то это он просто ещё не понял, что счастлив. Эволюция так придумала.
Камера хранения
А вот волшебники детского отделения вообще не заморачивались. Орёт? Меняем подгуз, пеленаем в кабачок, даём бутылку со смесью - и вуаля. Я вроде делаю то же самое, а у меня не вуаля. То руки высунет из пелёнки, то смеси мало дала, то забыла проверить подгузник. И каждая ошибка - минус час к потенциальному времени сна. В какой-то момент мир вообще окрасился в черно-белый от недосыпа. Иногда я с тоской приходила под двери детского отделения, которые на ночь они запирали, с надеждой сдать свой "багаж" часа на три, пока у меня не потекла крыша. Но никто так и не выходил. И я с грустью "ну какая я мать" шла обратно в палату зная, что спать можно даже не пытаться, ибо через 20 минут опять вставать. Ещё меня стимулировало осознание, что когда я приеду домой, то останусь с малышом один на один, и к этому моменту позарез надо успеть научиться понимать его сигналы, и что с ними делать. Вот сдам его в отделение, отдохну, а потом как быть? Надо было адаптироваться сразу в боевых условиях.
Один разок днём я спросила все-таки, можно ли привезти ребёнка на ночь. Акушерка многозначительно окинула рукой комнату с сопящими младенцами и воскликнула: "Ты видишь этих детей?! Они ещё не видели своих мамок! Все со столов. Вот, почему они здесь. А твой уже видел, и ты его хочешь оставить??". Спасибо, подсыпьте ещё соли в моё чувство вины, взболтать, но не смешивать, вылить на голову. Больше сдать дитя я не пыталась. Но и как-то объяснить мужу, которому я каждый вечер жаловалась на невозможность поспать, почему я не отнесу малыша, я тоже не могла. Это было на стыке чего-то иррационального. Ведь мне не хотелось его отдавать больше, чем хотелось поспать, а в течение ночи эти ощущения болтались на весах туда-сюда.
Как-то спросонья я выдернула пелёнку, в которую была завернута бутылочка со смесью. В качестве импровизированной термосумки. Бутылочка выскочила и разлетелась на мелкое стекло по всей палате. Час ночи, дитё орёт, смеси нет, на полу - лава, а я ещё до кучи испортила казённое имущество. У них же каждая тряпка имеет свой инвентарный номер. И осколки надо чем-то убрать. Отыскала розочку с резиновой соской, думаю, хоть что-то сберегу. Надо было видеть лицо женщины с молочной кухни, когда я принесла ей эту розочку. Будто я шальная какая-то. Так я узнала, что бутылочки у них не под учётом. А соску она брать не стала. Можно было оставить себе как сувенир.
Кормление
Из-за того, что я стеснялась пользоваться смесью, малыш стал терять вес. Неонатолог сказала, что ещё чуть-чуть - потеря будет 10% от веса при рождении, и запустятся "патологические" процессы. Замаячила перспектива капельниц. Молоко как бы пришло, но добывать его надо было с киркой и лопатой, а трудиться ребёнок не хотел. Он хотел скидывать свои граммы. Это сейчас, пересматривая видео из роддома, я постоянно вижу, как он чмокает губами и хочет есть. Тогда я это видела просто милым. Ну чмокает и чмокает. Если я только что давала бутылочку - значит, он не может быть голодным. Однако, неголодный он сразу засыпает, но сколько ему для этого надо - мне было непонятно. А колдуны детского отделения говорили разное. И никто, никто не сказал, что нельзя давать смесь чаще, чем раз в три часа. А дети очень, очень быстро подсаживаются на бутылочку. Чтобы переучить его потом на натурэль, необходимо будет сдавать в клинику реабилитации. Прежде всего, мать.
Пока я считала дни до выписки, обмазавшись камфорным маслом, оказалось, что и врач сама не знает, когда эта выписка будет. А неонатолог точно знал, что мы обойдёмся без альбомчиков. Выяснилось, что выписка меня и выписка малыша - это два разных бюрократических и независимых события. И разрешение дают разные врачи. Сначала я просто наивно прибавила 4 дня, потом ещё один, а потом мне очень мягко и ненавязчиво предложили пройти обследование в детской больнице. Дескать, на всякий случай. И вся моя выписная математика покатилась колбаской по Малой Спасской. Вместе с надеждами нормально помыться, поспать и снова начать радоваться жизни. Все-таки сильная усталость окрашивает в серые тона любые радостные воспоминания. Но это определенно одни из тех впечатлений, которые запоминаются на всю жизнь.
