В номинации Проза И.Ю.Самарский стал лауреатом. Продолжаю вас знакомить с творчеством победителей литературно-художественного фестиваля-конкурса «Самарские Родники». Что-то новенькое. Реальность и фантастика чудесным образом тесно переплетаются, унося нас за собой в неведомое. Предлагаю прочитать
КАРТИНА
Он судорожно поднес граненый стакан дрожащей рукой ко рту.
Зубы дробью заклацали по стеклу.
Сморщился. В голове возникла картинка матери, держащей стакан парного молока перед его детским ртом:
– Мишенька. Это коровье молочко, принесла нам молочница из Простоквашино, от кота Матроскина…
Он резко отбросил стакан с остатками водки. Брызги стекла отлетели от грязной кафельной стены.
– Как я мог так опуститься? Неужели мое увлечение историей и пара задержек с поставками колбасы оптовикам, может такое сотворить с человеком? – он устало поднялся, прошел в ванную и взглянул на обросшее лицо в зеркало.
Бизнес Михаила стремительно катился под гору. От его услуг один за другим отказались почти одновременно все его оптовые покупатели продуктов.
Машина, с поломавшимся не вовремя мотором, так и осталась стоять с открытым капотом в гараже. Жена, привыкшая не работать и к вольной сытой жизни, как взбесившаяся мегера, устраивала ему ежедневные истерики. От этой нервотрепки, первой «сдала» его мама.
Инсульт.
Мамы не стало.
Он продал остатки своей клиентской базы приятелю и партнеру.
То, что он через неделю узнал, особенно его не шокировало. Именно с этим партнером, изменяла ему жена.
Физиономия в зеркале брезгливо передернулась.
Куда-то мгновенно испарились так называемые друзья, когда исчезли коллективные пирушки и походы за его счет в сауну.
Стресс.
Впервые он тяжко напился. Затяжное похмелье, как обухом ударило по психике. Мозг напряженно пытался найти выход из создавшейся ситуации. Перед глазами постоянно мелькали картинку из кинофильма «Друг», с Шакуровым…
Нечто подобное неотвратимо приближалось и к нему.
Развод с женой – только усугубил дело. Он лишился огромной квартиры в районе ВДНХ и остался жить в маминой маленькой квартире старого убогого барака. Единственный плюс – недалеко от центра Киева.
На улице зима брала свое. Как «На хуторе близ Диканьки»….
Острые колючки снега резали лицо и руки. Казалось, что уши сейчас отвалятся от мороза. Кожаная кепочка то и дело норовила спрыгнуть с головы, под рывками снежной метели.
Автоматически оглядываясь, переходил очередную дорогу, придерживая кепку немеющей от мороза рукой. Мысли были, но совсем не на Киевской улице и даже не о погоде. Странные, тягучие картины смерти матери, перемежевывались с резкими вспышками воспоминаний о семейных скандалах. Он спонтанно, пытаясь скрыться от очередного метельного броска ледяных снежинок, шагнул в первый подвернувшийся подъезд.
Взгляд, встретился с возбужденными и веселыми глазами «Блаженного» с картины Перова. Михаил замер перед картиной.
Под ботинками образовалась лужица перед знаменитой картиной в зале Русского Музея.
Глаза нарисованного человека прожигали его насквозь. Он и не заметил, как простоял перед «Блаженным» более двух часов.
Словно в тумане возвращался домой. Упал на диван и сразу уснул.
Во сне пришла мама и поманила его в зимний лес, к какому-то прекрасному зимнему домику.
– Нарисуй это, – сказала мама, и образ ее уплыл в белесую даль…
Михаил очнулся в поту. Он вспомнил, как однажды, далеко в юношестве, нарисовал полуфантастическую картину маслом. Как настоящий художник. Это и был первый его опыт в живописи.
Весь следующий день он бегал по магазинам, покупал краски, холсты, кисти. Ради экономии средств, смастерил самодельный мольберт.
Переворошил кучу бумажного хлама из материнских чемоданов.
В журнале «Природа», он увидел фотографию водяной лилии – «кувшинки». Красота цветка поразила воображение Михаила, и рука сама стала копировать цветок на холсте.
Как в забытьи, потерял счет времени.
Когда отошел от собственной картины, и взглянул в окно – уже была глубокая ночь. Лилия получилась словно живая.
Михаил отложил кисти.
Что-то щелкнуло в голове, и он протянул руку к картине, чтобы дотронуться до цветка
Рука утонула в картине.
Мозг окутала розовая пелена. Он слабо соображал. Цепочка логических заключений, слабая, колеблющаяся в этом тумане, готовая прерваться каждую секунду, тянулась, как усик винограда к следующей зыбкой опоре…
– Что это? Как в телевизоре…Цветок живой? Где это я?
Рука снова потянулась к лилии, потрогала лепестки, окунулась в воду. Михаил почувствовал прохладу воды и отдернул руку, ничего не понимая.
Картина, в которой он только что видел свою руку, стояла и манила его, своей глубокой натуральностью.
Он снова осторожно потянулся к картине, и снова увидел свою руку там, внутри картины.
Дотронулся до воды. Круги по воде от прикосновения разбежались в стороны.
Михаил отдернул кисть руки, и замер на несколько минут, тупо рассуждая, что бы это значило? Картина, как ни в чем не бывало, стояла перед ним на мольберте. Он осторожно поднял ее перед глазами, заглянул на обратную сторону. Там – материя, натянутая на каркас.
Потрогал каркас. Ничего, кроме шершавого основания.
– Временной коллапс? Петля времени? Или у меня, что-то с головой? – мысли путались и мелькали, как в диком калейдоскопе!
Михаил метался по комнате в бессилии, пытаясь разобраться в этой фантастической мешанине. В голове кипело. Мозг отказывался что-либо понять.
Он рухнул в кресло, сверля картину глазами. Снова встал, уже смело потянулся к картине, и…вынул лилию.
Перед ним стоял холст, без лилии, оказавшейся в его руке. С неё на пол, капали искрящиеся в свете капли. Черное пятно темной воды в картине, медленно колебалось перед глазами.
Мозг лихорадочно работал, пытаясь выдать логическое объяснение произошедшему.
Окружающее его пространство приняло какой-то нереальный блеск и «нарисованность».
Михаил осторожно погрузил лилию обратно в картину.
Реальность бытия вернулась, так же как и картинка с лилией на ней.
В голове опять что-то щелкнуло и его сознание отключилось.
Весь следующий день и ночь, он работал над новым пейзажем. Выписывал каждую камышинку на озере, отражения берез в воде на противоположном берегу, кувшинки среди камышей.
Уснул в кресле под утро. Снова во сне, приходила мама и манила его в зимний лес….
Поутру Михаил упаковал «лилию» и побежал в «Союз художников».
Снег, уже утрамбованный сотнями ног, приятно хрустел под ногами.
Он не слышал ни гула метро, ни разговоров прохожих. Пару раз машинально извинился, на кого-то наткнувшись…
В голове шумело, пульсировало в висках.
– Что бы это значило? Откуда эти художественные способности? Я же не художник и никогда не рисовал профессионально. Детские каракули не в счет! Мысли беспорядочно путались в голове.
Он вошел в мастерскую и попросил, первого попавшегося мастера, оценить его «мазню»….
Художники скопились перед картинкой «лилии». Видимо «авторитет», взял холст, и осторожно, долго «крутил» её перед светом и собственными глазами. Положил на стол. Долгая пауза…Задумчиво проговорил:
– А вы, батенька, «технарь»! Видимо душу в картину вложили?
– ???
– Да вы радуйтесь ! Шишкин тоже был «технарем»! Продолжайте. У вас получается!
Художник улыбнулся и одобрительно потрепал Михаила по плечу…
Домой летел как на крыльях. Его заклеймили «технарем»!
Боже! Ведь Шишкин – его кумир!
Сходу потратил прорву денег на грунтовку новых холстов, все время
что-то бубня себе под нос. Как бы наяву разговаривал с матерью.
Очнулся на следующий день после обеда.
Мороз разрисовал окна узорами. Солнце ослепительными искрами играло на снежинках и елочных лапах оконного стекла.
Перед Михаилом стояло в красивой раме его произведение: большой пейзаж «Озеро Лазурное». Словно в тумане соображал:
– О Господи! Раму то когда же я успел купить? Это же – уйма денег!
Он осторожно снял картину с мольберта, поставил на пол.
Неожиданная дрожь пробежала по спине. Протянул руку к картине…Розовая пелена окутала комнату.
Коснулся камышинки в пейзаже...
Михаил наклонился и вошел в картину.
Ноги с хлюпаньем, по щиколотку, погрузились в воду озера.
Камыш колыхался и щекотал своим прикосновением его запачканные краской руки.
Обернулся. Перед ним ничего не было…
Вообще ничего – белое пространство в картинной раме и вокруг нее...
Он вытянул руку, и та исчезла в этом белом «молоке». Никаких ощущений.
Судорожно отдернул руку.
Зашел в воду по колено…Легкий ветерок трепал уже довольно длинные волосы. Михаил давно не стригся и не брился. Почти месяц пошел со дня смерти матери.
Провел по щекам ладонью.
– Щетина… Надо привести себя в порядок. Это видимо действительно какой-то временной парадокс, и я приобрел возможность проникать в свои картины…Кто такое со мной сотворил? Бог? Мама? Кто? …Или это потому, что я пишу свои картины не головой, а сердцем?
Михаил бродил по берегу озера, размышляя о произошедшем…
Края березовой рощи на противоположном берегу, также погружались вместе с берегом в молочное пространство.
Непонятное волнение, даже некий страх, останавливали его от проникновения в это белое, туманное «ничто».
– Значит я, нарисовав то, что хочу, могу приникнуть в это? Познать суть своего произведения? Но, хм… Это же путешествие во времени! Мне надо захотеть что-либо и я в это проникну? Ужас! Но заманчиво! Почему это произошло именно со мной?
Сплошные вопросы терзали душу и молоточками стучали в висках…
Михаил вернулся к стоящей на берегу озера картинной раме и шагнул в ее “молоко”. Оказался в своей квартирке. Пейзаж стоял на полу, на своем месте. Он прошел в ванную комнату и стал бриться.
Раздался дверной звонок. Судебный исполнитель, принес документы, уведомляющие, что бывшая супруга отсудила у него дачу…
Машинально подписывая какие-то бумаги, он задавал себе вопрос:
«Ну что этой особе надо еще? Отдал ей половину средств от проданного. Дачу ей надо! Воистину – исчадье ада! И как же я мог с ней жить? Нет, видимо нужна беда в доме и тогда все дерьмо вылезает наружу…Наверное, так устроены человеческие взаимоотношения. Ну не все же они такие! Моя мама…Нет! Значит это зависит от воспитания…Факт! Ладно. Бог ей судья!
Судебный исполнитель, с сочувствием смотрел на мужчину, читающего документы. Он покачал головой и печально произнес:
– Молодой человек. Я вас понимаю. Крепитесь! Но и боритесь тоже! Не отдавайте этой особе все то, что вы построили и сотворили своим трудом! Я старше вас. И опытнее! Боритесь и вы победите! Наймите грамотного адвоката…
Михаил с изумлением взглянул на него, открыв рот. Тот продолжил:
– Вот возьмите телефон. Когда-то этот юрист помог и мне, – мужчина черкнул номер телефона адвоката на кусочке бумаги и распрощался.
Михаил хмыкнул, и тут же забыл этот разговор, швырнув документы на диван. Машинально сунул бумажку в карман халата.
Его уже обуревала новая идея. Он судорожно терзал клавиатуру компьютера, листая файлы интернета. Наконец, нашел то, что искал – информацию о Гитлере.
Он рисовал его сидящим в кресле полутемного огромного кабинета, перед глобусом. Фюрер находился, как бы в глубоком размышлении…
Кисть вывела в углу картины: «Антарктида. База №211, 1947 год»….
Тяжелые портьеры кабинета Гитлера загораживали окна, которых не могло быть в этом подземелье…
Настольная лампа, на массивном дубовом столе, освещала задумчивое лицо Адольфа. Левая рука, изредка подрагивая, тяжело лежала на колене.
Правой – подпирал голову, облокачиваясь на подлокотник кресла.
Кисть Михаила упорно добивалась лихорадочного блеска в глазах этого человека.
Взгляд Гитлера уперся в глобус.
Михаил отступил от картины, критически осматривая её.
– Хм…Ничего! Натурально вышло.
Пространство вокруг него медленно стало розоветь.
Он отложил палитру, и смело вступил в картину...
Гитлер обернулся на шум. Глаза его округлились. Почему-то по-русски гаркнул:
– Вы кто?
– Я – художник, который вас нарисовал…И не кричите! Никто не услышит.
А вы будете слышать только меня.
– Сумасшедший! Охрана! – Адольф кинулся к двери, темнеющей в сумраке.
Долго царапал пальцами по нарисованной поверхности, пытаясь найти нарисованную ручку. Никто в дверь не вошел.
Михаил стоял возле стола, терпеливо ожидая, когда диктатор успокоится.
Наконец, тот приблизился, выпучив глаза.
Его левая рука, уже заметно тряслась от давнишнего нервного тика.
Михаил жестом пригласил фюрера сесть в кресло и улыбнулся.
– Пожалуйста, успокойтесь. Это галлюцинация в вашей голове. Постарайтесь это понять…А лучше расскажите, как все было там, в сорок пятом? Окунитесь в воспоминания. Это излечит вашу душу. А я с удовольствием послушаю…
Фюрер осторожно опустился в кресло. Дыхание диктатора стало спокойнее. Беспокойный, бегающий взгляд через минуту неподвижно уставился в угол потолка. Он откинул голову на подголовник кресла, и веки глаз тяжело опустились. Раздался медленный, размеренный, скрипящий голос.
Адольф, как под действием гипноза, рассказывал Михаилу, что же в действительности произошло в рейхсканцелярии в апреле 1945 года, когда в Берлине грохотали советские пушки.
Уже Михаил, широко раскрыв глаза, с замиранием сердца слушал диктатора, который в своей экзальтированной манере, вскакивая из кресла, и снова в него падая, полностью захватывая внимание слушателя, эмоционально и восторженно рассказывал о перипетиях прошлого.
Михаил с замиранием в сердце отметил – «да, и диктаторы умеют любить…», когда Адольф рассказывал о своей любимой Еве Браун.
Резкий звонок нарушил этот искрометный монолог.
Михаил вздрогнул и, холодно кивнув диктатору, шагнул в «молоко».
Дверной звонок в квартиру не унимался…
На пороге стояла разгневанная «бывшая», которая тут же, оттолкнув Михаила, ворвалась в квартиру. Метаясь по ней, как разъяренная фурия, стала обливать его словесной грязью и угрозами забрать «последнее, в том числе и эту квартиру». Михаил безразлично наблюдал, абсолютно не слыша ее воплей, за метанием по квартирке этой разъяренной женщины.
Та приблизилась к картине, протянув растопыренные пальцы к его «произведению»…
Михаил очнулся и нечто сильное и нереальное швырнуло его тело навстречу протянутой руке. Он закрыл грудью свою картину, как амбразуру пулеметного дота.
Двухсантиметровые нарощенные и наманикюренные ногти впились в его шею.
Он никогда не рукоприкладствовал, особенно с женщинами. Но тут, на него что-то обрушилось. Мозг вскипел от ненависти, и бывшая жена в порванном плаще оказалась на лестничной площадке. Перед ее перекошенной от злобы физиономией с грохотом захлопнулась дверь, осыпав кучей пыльной штукатурки с потолка подъезда.
«Бывшая» еще долго стучала кулаками в дверь, в бессилии размазывая по лицу тушь и слезы.
Михаил этого не слышал, он осмысливал сказанное Гитлером, который, как оракул, напрогнозировал скорую кончину мира от ядерного кошмара…
– Слава Богу, что все то, что наобещал этот маньяк, не сбылось, и не
скрылся мир в ядерном тумане! – Михаил облегченно вздохнул.
Он задумчиво поставил на мольберт новый, загрунтованный холст.
Стал перебирать пачку старых открыток.
Что-то детское, далекое, теплое, шевельнулось в сердце.
Нашел «сказочную поздравилку» с Новым 1967 годом.
Красивый зимний домик стоял в лесу – запорошенный снегом, с тонким, струящимся дымком из трубы, с фонариком над крыльцом. Рядом зайчик…
Мама снова пришла во сне и сказала, что ее зовут Оксана…
– Кого её? – переспросил Михаил…
Но мама с улыбкой уплыла в зимнюю дымку, помахав на прощанье рукой…
Следующую неделю, почти не сомкнув глаз, Михаил создавал свой
«Зимний домик в лесу»…
Сам не ожидал, что так красиво и хорошо получится…
Ранее зимнее утро! Лыжная колея, проложенная к крыльцу. Окрашенные солнцем, алые верхушки запорошенных снегом елей, исчезающих в дымке, и она – девушка, стоящая на крыльце, широко раскинув руки навстречу жизни, радуясь этому яркому, ослепительному зимнему солнцу…
Михаил, отшвырнув палитру и кисти, как был в тапочках, кинулся в картину и …упал в снег!
Поднял залепленное снегом лицо, обмахнулся, не чувствуя холода.
Он с некоторой долей испуга, поймал на себе удивленный взгляд девичьих глаз…
Зайчик метнулся и исчез под елкой.
Девушка спустилась с крыльца и подбежала:
– Боже! Как вы сюда попали? Заблудились? Почему не одеты?
Михаил молча смотрел на нее, глупо улыбаясь…
– Пойдемте в дом! Вы замерзните!
В домике было тепло и уютно. Огонь весело трещал в печке, навевая на людей успокоение и хорошее настроение. Странное тепло и доверие, как фантастическая аура, опустилась на обоих. Они застенчиво пожали друг другу руки – познакомились. Её звали Оксана.
На стене красовалось охотничье ружье. Кружевные занавески, прикрывали стекла маленьких окошек.
Простой деревянный стол, лавка, старомодная кровать, сундук, зеркало, пара икон…
Девушка усадила его на лавку, вытащила из печки глиняный кувшин с горячей водой. Налила воду в тазик. Насыпала туда какой - то травы, перемешивая ее, с любопытством поглядывала на Михаила.
Он тупо соображал. В горле стоял комок, мешающий дышать и говорить.
Оксана попросила его поднять штанины и погрузить в таз ноги…
Машинально выполнил просьбу.
Его тапочки, очутились на печке для просушки.
Оксана присела напротив:
– А теперь рассказывайте…Кто вы, и как сюда попали?
Михаил, путаясь в словах, стал нести какую-то чепуху о том, как он напился, и пьяный, на спор с друзьями сказал, что пробежит по морозцу вокруг хаты три круга…Захотелось по малой нужде…Углубился в лес и заблудился….
Он краснел, изобретая этот бред, но девушка, доверчиво и наивно смотрела на него, сочувствуя, каждому его слову. Оксана была очень красива – с настоящей пышной русской косой, спадающей на плечи, в сарафане, румянцем на щеках и глубокими голубыми глазами, от которых у Михаила мутилось в рассудке.
Он показал ей свои запачканные краской руки и сказал, что он – художник. Его, как одинокого холостяка, друзья пригласили в Российскую глубинку на уикенд, обещав показать истинно «русскую» природу.
Вот так он здесь и очутился…
Михаил заикался и совсем по-детски краснел, неся подобную ахинею этому прекрасному, наивному существу, сидящему напротив него.
Оксана задумчиво спросила:
– Михаил! Уж не в деревне ли Заозерное, живут ваши друзья?
Он с придыханьем выдавил:
– Да …Возможно. Видимо оттуда. Я как в тумане – ничего не помню от алкоголя, – он тяжело вздохнул и виновато взглянул на девушку.
Та улыбнулась и подошла к печке.
В чугунке весело булькало – варилась картошка.
Накрыв на стол скатерть и, поставив самовар, Оксана непринужденно стала рассказывать про себя…
Она приехала в Курскую область из Киева, к больному отцу, который работал здесь лесником. Мама давно умерла. Ухаживая за ним, она получила предложение от его начальства, подменить отца на этой работе. Российская природа, сама работа, взаимоотношения простых деревенских людей настолько понравились ей, что она не колеблясь, приняла это предложение. Отец вскоре умер. И вот она уже четвертый год здесь. Обзавелась хозяйством, научилась огород сажать и ухаживать за животными.
Нисколько не жалеет о своей прошлой городской жизни. Наоборот, стала как-то чище душой, здоровее.
Оксана умело манипулировала кочергой в печке, порхала от буфета к столу и обратно. Как будто, забыв про слушателя, раскрывала перед ним, всю ее девичью, незатейливую, прежнюю жизнь.
Михаил заворожено наблюдал за ней, забыв, что вода в тазике уже почти совсем остыла. Эта девушка щебетала как птичка, вырвавшаяся из клетки на свободу.
– На работе меня ценят, за порядочность и принципиальность. Умею даже стрелять из ружья, но на охоту не хожу потому, как нет желания стрелять в животных. А вот угрожать браконьерам оружием, это – пожалуйста... И, это хорошо получается! – она заливисто и счастливо рассмеялась...
Михаил завороженно слушал ее. Мозг обволакивала нежность и желание прикоснуться к этой девушке.
Его рука сама, как бы невзначай, дотронулась до ее руки…
Оксана вздрогнула и засуетилась с самоваром.
Что-то произошло и в ее душе. Возникло некое смятение, приятное возбуждение и непонятная тяга к этому странному, взлохмаченному мужчине, так неожиданно попавшему в ее домик, нарушившему ее устоявшееся и тоскливое одиночество…
Они сидели за столом, запивая чай испеченными кренделями, смеясь и рассказывая друг другу разные смешные истории из своей жизни.
Время незаметно летело для обоих…
В домике стало темно, и Оксана зажгла две керосиновых лампы.
Поставила на стол бутылку вина…
Михаил сидел в теплой, байковой рубахе отца Оксаны, ноги утопали в меховых самодельных тапочках.
Тепло, уют, прекрасная собеседница, вино… Возникло ощущение близости, которое, как-то спонтанно, неожиданно переросло в горячую схватку любви…
Они уснули только под утро…
Михаилу приснилась его бывшая жена, раздирающая ему лицо своими лакированными ногтями…
Но сверху опустилась мама, и разъяренная мегера, корчась и заламывая руки, исчезла в темноте.
Он очнулся.
Рука Оксаны обвила ему шею. Её голова мирно лежала на его плече. Приятно пахнущие волосы, рассыпались по груди Михаила. Это милое создание тихо, по-детски, посапывало во сне…
Прилив нежности нахлынул на него с новой неожиданной силой. Он бережно и мягко поцеловал Оксану.
Осторожно освободился из ее объятий, переоделся, обулся в свои тапочки и вышел на крыльцо.
Солнце только вставало…
Потянулся, окинул взглядом недалекую молочную даль.
«Как жаль, что это вероятно только сон», – с горечью вздохнул он.
Ноги сами понесли его в бело-голубой туман картинной рамы, стоящей под елью.
С удивлением огляделся в своей квартире.
На полу валялась палитра, кисти. В окно светило утреннее солнце. Обернулся.
В картине, на крылечке домика, раскинув руки, подставив лицо солнцу, стояла девушка…
Его ноги были мокрыми от растаявшего снега. Он шагнул к дивану.
Вынул атлас и открыл карту России.
Курская область…
Боже!
Действительно, на карте, среди лесов, возле озера, потерялась маленькая, еле заметная точка – «Заозерное»…
Словно повинуясь какому-то зову, дрожа от возбуждения, Михаил оделся. Забрал все оставшиеся деньги, выключил электроприборы, последний раз взглянул на картину…
Нащупал в кармане халата бумажку с телефоном, сунул ее в карман куртки и шагнул за порог.
Он не слышал окружающей жизни.
В адвокатской конторе ему быстро указали адвоката по семейным делам.
Человек оказался грамотный и понимающий.
Они составили соглашение о защите прав Михаила в судах, и он с облегчением ступил на зимний тротуар, вырвавшись из атмосферы сутяжничества и черных людских отношений…
Поезд, купе, стук колес…
В дремоте явилась мама. Улыбнулась, помахала рукой и уплыла со счастливой улыбкой на устах в молочную даль….
Курск, автобус, попутка…
Продавщица магазина сельпо в селе Заозерное, продавая ему бутылку вина, рассказала: да – действительно, но далековато за озером, живет лесничиха, молодая незамужняя девушка…Хитро улыбаясь, посоветовала, как можно быстрее, лесом, найти ее домик.
Утопая в глубоком снегу, Михаил вышел к замерзшему озеру…
На другом берегу, над лесом, плыла тонкая струйка дыма.
Солнце поднялось уже над верхушками сосен, искрясь на корке наста, когда перед Михаилом, точно, как на его картине, открылся зимний, запорошенный снегом домик.
На крыльце стояла девушка, широко раскинув руки и обратив лицо к солнцу!
Она с удивлением взглянула на Михаила….
Игорь Юрьевич Самарский
фото из открытых источников
Спасибо, что провели время вместе с нами)
Оставляйте комментарии, ставьте лайки автору
и подписывайтесь на канал «Мои таракашки» тут.
Будем вместе знакомиться с творчеством новых талантливых авторов, вспоминать истории из жизни, готовить вкусные оригинальные блюда и, потягивая ароматный чаек со свежими плюшками, чуть-чуть сплетничать…о том…о сем…Скучно не будет, точно!
Читайте также:
В тебе мое спасение… Рассказ в трех частях. Первая часть. Е.Карчевская
В тебе мое спасение…Продолжение. Вторая часть. Е.Карчевская
В тебе мое спасение…Окончание. Третья часть. Е.Карчевская
Дело в шляпе, или А ведь надо было спеть…Рассказ. Е.Карчевская
Любовь никуда не исчезает. Расказ в двух частях.Начало. Е.Карчевская
Любовь никуда не исчезает. Рассказ. Окончание. Е.Карчевская
Не любила русскую баню. А прочитала рассказ В.Филимонова «БАННЫЙ ДЕНЬ». И сломалась
Подслушанная жизненная история в поезде… Рассказ В.В. Денисова