Толкин часто воспринимается частью читателей и особенно критиками как этакий популяризатор концепции «столкновения цивилизаций» — мол, всё доброе в вымышленном мире Средиземья связано с Западом, условной «белой Европой», а на стороне сил зла сражаются народы Востока и Юга (не говоря уж о том, что орки, составляющие основу армий толкиновских «Тёмных Властелинов», обладают монголоидной внешностью).
Конечно, при более внимательном анализе его творчества обнаруживается, что образ таких антагонистов его вселенной, как Саурон (а отчасти — даже орки) и тем более Чёрные Нуменорцы, история падения которых перекликается с историей Англии, отсылает к теневым сторонам самой же западной цивилизации (особенно — к социал-дарвинистским и фашистским тенденциям внутри неё), а не к не-европейским культурам. В данной статье я постараюсь проиллюстрировать этот тезис как можно более подробно.
Мир Средиземья с самого начала задумывался Толкином как воображаемое прошлое Земли («я создал воображаемое время, однако в том, что касается места, твердо стоял на родной матушке-земле» - Письмо 211), и на начальной стадии «Книги Утраченных Сказаний» вымышленная история Средиземья должна была плавно переходить в историческое (а точнее, псевдо-историческое) прошлое — одно время Толкин даже хотел соотнести Британию с Тол Эрессеа, островом эльфов, хотя позднее отказался от этой идеи в пользу идеи о том, что Британия была последним краем, где эльфы и люди жили в дружбе и мире. Интересно то, кто именно в «историческое» время, по замыслу Толкина, должен был выступать в качестве заклятых врагов эльфов, изгнавших их из Британии:
«И говорят, что никогда столь великое множество эльфийских кораблей и белокрылых галеонов не направлялось на закат солнца, как во дни, когда свирепые праотцы людей, недруги эльфов, оказавшиеся во власти Зла, впервые явились сюда и когда ступили грозной поступью на земли Лутиэн [название Британии в ранних текстах] Люди Юга, повелители которых правили в могучем граде, называемом людьми и эльфами Рум».
В первоначальной версии этого текста вместо «Зла» стояло имя «Мелько» (Мелькор-Моргот — дьявол мира Толкина). Обращает на себя название римлян в «Книге Утраченных Сказаний» — румхот, ср. с названием там же орков («гламхот» — «шумная орда»). Подобная демонизация Римской империи, в «Книге Утраченных Сказаний» предстающей почти буквально как орудие злых сил, возможно, связано с общим скепсисом Толкина по отношению к имперским и колониальным амбициям современных ему европейцев (отдельно отмечу, что объяснить неприязнь Толкина к Римской империи одним лишь его христианством невозможно — ведь в итоге римляне благополучно крестились и даже способствовали распространению христианства среди других народов):
«Во времена Римской империи я бы её ненавидел (как ненавижу и сейчас) и при этом оставался бы римским патриотом, тем не менее, ратуя за свободную Галлию и усматривая нечто доброе в карфагенянах» (Письмо 77).
Хотя напрямую враждебные упоминания римлян у Толкина в дальнейшем исчезают, определённая параллель между Римской империей и империей дьявола-Моргота сохраняется и в более поздних текстах. Например, в «Лэ о Лэйтиан» — поэтической версии истории любви человеческого героя Берена и эльфийской девы Лютиэн — армии Моргота названы «легионами» (his ruinous legions — «его губительные легионы»). И, как выяснилось из других черновиков Толкина, опубликованных в восьмом номере издания Parma Eldalamberon, это не поэтическая метафора и даже не отсылка к словам беса из истории гадаринских свиней о том, что «легион имя мне, потому что нас много» (Мк. 5:9):
«Как наглядно представлено в таблице, самым большим военным объединением» орков была рать, включающая в себя 40000 или 50000 солдат. Она могла подразделяться на две армии с 20000 и 30000 гоблинов. Та же, в свою очередь, распадалась на два легиона (состоящие из 10000 бойцов) и вспомогательные силы (тоже около 10000) <…>
Интересно, что между словами Гламхот («Племя ненависти») и Румхот (как Толкин назвал римлян во второй части «Утраченных Сказаний») предполагается общая параллель на каком-то уровне, поскольку республиканская римская консульская армия, согласно известным данным, состояла из двух пар легионов».
Отмечу, что вспомогательные силы армии Моргота в английском оригинале именуются auxiliaries — ср. с римскими отрядами, известными как «ауксилии». Эта армия нарисована как суперсовременная (в «Падении Гондолина», одном из самых ранних текстов Толкина, она даже использует аналог БТР и танков — «драконов из стали») военная машина.
Антагонистов Толкина — не только Моргота, правителя Ангбанда, но и Саурона, повелителя Мордора — с римлянами также роднит ещё и активное использование рабского труда в экономике. Так, в «Серых Анналах» о Морготе сказано, что он «повелел оркор брать эльдар в плен живыми, где только возможно, и в путах доставлять в Ангбанд. Ибо намеревался он принуждением заставить их знания и искусность служить его целям», а в «Детях Хурина» — что «Захваченных нолдор Моргот редко предавал смерти — ибо нолдор искусны были в горном промысле: умели добывать руды и драгоценные камни». Позднее, после поражения Моргота и падения Ангбанда, «из глубинных темниц вышли неисчислимые толпы рабов, не чаявших уже увидеть свет дня» («Сильмариллион»). Даже эльфы, более выносливые, чем люди, изнемогали в ангбандских шахтах — так, о беглом пленнике Гвиндоре сказано: «Скорбя, взирал на него Белег, ибо Гвиндор превратился ныне в согбенную, робкую тень своего былого обличья» («Дети Хурина»).
Саурон — новый Тёмный Властелин, поднявшийся после падения Моргота, также активно использовал рабский труд. Во внутренних районах Мордора, пригодных для сельского хозяйства, он создал полноценные латифундии (напоминающие Сицилию при римлянах), где трудятся рабы — о Сэме Гэмджи, путешествующим по Мордору вместе со своим хозяином Фродо Бэггинсом, сказано, что «Ни он, ни Фродо ничего не знали об обширных, возделываемых рабами полях на юге страны, за пределами дымов Ородруина, у темных, печальных вод озера Нурнен» («Возвращение Короля»). Позднее, уже после гибели Саурона и падения Мордора, король Гондора Арагорн «освободил рабов Мордора и отдал им все земли вокруг озера Нурнен» («Возвращение Короля»).
Отдельного рассмотрения заслуживает известная история с саркастическим ответом Толкина на запрос немецкого издательства нацистской эпохи, желавшего опубликовать его «Хоббит» и пожелавшего получить доказательства его «арийского» происхождения: «Я не арийского (Aryan) происхождения, т.е. индоиранского; насколько мне известно, никто из моих предков не говорил на индийском, персидском, цыганском или каких-либо родственных диалектах» (Письмо 30). На мой взгляд, этот ответ может рассматриваться как типичный пример пресловутого английского юмора — перечисляя «арийские» народы, Толкин специально называет те, которых тогдашние расисты никак не могли отнести к представителям «высшей расы» (посмеиваясь над «арийскими» притязаниями нацистов).
Но этот ответ Толкина смотрится ещё более интересно в контексте другого его письма: «Вздорные, тщеславные греки умудрились выстоять против Ксеркса; однако гнусные инженеры и химики вложили такую силу в Ксерксовы руки и во все государства-муравейники, что у людей порядочных, похоже, никаких шансов не осталось» (Письмо 52). «Ксеркс» как образ правителя «государства-муравейника» здесь — метафора тирана, отсылающая к античному представлению о Персии как о «восточной деспотии». Но вместе с тем, персы — бесспорные «арии». Так и напрашивается сравнение с притязаниями на «арийство» гитлеровской Германии, с которой Британия на момент написания этого письма вела войну. В армии Британии служил, хотя и не участвовал в боевых действиях, сын Толкина Кристофер, и отец пишет ему «Задай же оркам жару».
Отдельный интерес вызывает то, что кочевники-истерлинги Третьей Эпохи, воевавшие на сторону Саурона против Гондора, описываются не только как умелые всадники, но и как воины, сражающиеся на колесницах, см. описание гибели гондорского короля Ондохера в войне с истерлингами, известными как Народ Повозок («кибитники»):
«...огромное облако пыли, принесенное ветром с востока, выдало приближение вражеского авангарда. Он состоял не только из боевых колесниц кибитников — там была и конница, и притом куда более многочисленная, чем кто-либо ожидал. Ондохер едва успел развернуть свое войско, и встретить атаку силами правого, ближайшего к Мораннону фланга, и послать сообщение Минохтару, командиру идущего позади правого крыла, приказывая тому как можно быстрее прикрыть левый фланг, как в смешавшийся гондорский строй врезались колесницы и конница. До Гондора отчетливых сведений о последовавшем разгроме почти не дошло. Ондохер был совершенно не готов встретить натиск такого множества всадников и боевых колесниц» («Неоконченные сказания Нуменора и Средиземья»).
Это примечательно в связи с тем, что воины на колесницах являлись своего рода «визитной карточкой» индоевропейских («арийских») кочевников, миграции которых потрясли огромные территории от Индии до Европы в IV-II тысячелетиях до нашей эры. Боевые колесницы использовали и персы (ахеменидский царь Дарий III Кодоман) в сражении с Александром Македонским при Гавгамелах (331 год до нашей эры).
В этой связи интересно отметить двойственный характер империи Саурона у Толкина. С одной стороны, это эталонная «восточная деспотия» из распространенных в тогдашней Европе представлений о ней — тирания с обожествляемым монархом, армия которой состоит из восточных и южных народов, противостоящая «Западу». Но, с другой стороны, при внимательном изучении мира Толкина оказывается, что эта тирания — достаточно высокотехнологичная, с идеологией в духе распространённых тогда в Европе социал-дарвинистских учений и с элитой, состоящей в значительной степени из Чёрных Нуменорцев (значительная часть назгулов, а также Уста Саурона, наместник Барад Дура), то есть представителей «высшей» расы, выглядящих вполне «по-европейски».
Даже эпитет Саурона — «Властелин Колец» — может отсылать, как ни странно, к древнегерманскому культурному материалу (также, как у самого Саурона обнаруживаются отрицательные и неоднозначные черты такого языческого германского бога, как Один), как отмечал автор биографии Толкина С. В. Алексеев: «Название романа тоже обязано Моррису, причём критиковавшемуся Толкином переводу «Беовульфа». Здесь выражением «властелин колец» (lord of the rings) переведен стандартный эпитет короля «кольцедаритель». Очевидно, красивый, хотя и не слишком удачный по смыслу оборот запал Толкину в голову — и пришёлся ко двору при подборе названия для «Нового хоббита». Кстати, Саурон не только «Властелин Колец», но и «кольцедаритель» — только видящие в нём второго вскоре убеждаются, что на самом деле он первый».
Вообще в произведениях Толкина столь любимый им древнегерманский материал появляется отнюдь не только при создании образа положительных персонажей, но и при конструировании образа антагонистов — порой даже в виде второстепенных деталей. Например, в «Возвращении Короля» на стороне Мордора сражаются «варяги из Кханда» (Кханд — страна к юго-востоку от Мордора). Для русскоязычного читателя «варяги» ассоциируются в первую очередь с элитой Древнерусского государства скандинавского происхождения, однако «варягами» называли ещё и наемников византийского императора скандинавского или англосаксонского происхождения (при некоторых императорах англосаксы в варяжской гвардии императора могли даже преобладать — например, в битве при Диррахии 1081 года значительную часть варяжской гвардии составляли они).
Схожий прием присутствует и в описании Толкином позднего, падшего Нуменора, под влиянием Саурона обратившегося к поклонению Морготу. В нём мы видим полный набор европейских представлений о «восточной деспотии» — монументальная архитектура (вроде построенного при Сауроне храма Моргота), кровавые человеческие жертвоприношения (в том же храме) и огромная власть монарха. Язык нуменорцев, адунаик, отчасти основан на семитских языках. Но, вместе с тем, сами нуменорцы — белые «сверхчеловеки», в большинстве своем голубоглазые блондины (темноволосые и сероглазые Верные, позднее основавшие королевства Гондор и Арнор — меньшинство среди них, населяющее провинцию Нуменора Андуниэ), создавшие морскую колониальную империю на европейский манер и живущие за счёт ограбления этих самых колоний.
Раз за разом у Толкина оказывается, что всё то, что в массовом сознании западного читателя мыслилось как атрибут внешних, не-европейских цивилизаций (тотальная тирания, изуверские культы и тому подобное) при усвоении вполне определённого modus operandi вполне может быть воплощено «людьми Запада» (как в случае с нуменорскими ренегатами, ставшими Чёрными Нуменорцами) или даже на «западной» почве (как в истории падения Нуменора) — причем в ещё более ужасном виде, чем в любой «восточной деспотии». Не случайно о служивших Саурону Чёрных Нуменорцах (таких как Уста Саурона) сказано, что в жестокости они превосходили не только дикарей Средиземья, но даже орков. К сожалению, история XX века полностью подтвердила эту мысль Толкина.
Напротив, «Запад» Толкина при внимательном рассмотрении оказывается не всецело-«западным» (хотя в первую очередь Толкин основывал его на мифах, легендах и историческом наследии европейских народов). Так, относительно гномов Средиземья Толкин отмечал, что их язык, кхуздул, основан на семитских языках, а сами они отсылают к иудеям (Письмо 176). Вестрон (адуни), «всеобщий» язык, на котором говорят народы Запада Средиземья, восходит к нуменорскому «семитскому» адунаику, и «английские» названия на вестроне (Шир, Ривенделл, Рохан) являются лишь смысловым переводом с аналогичных названий на вестроне. Запад у Толкина представлен не только европеоидами из числа эдайн и их родичами (хотя преимущественно, конечно, именно ими), но и, например, австралоидами-друэдайн, и даже частью истерлингов, оставшихся верными союзу с эльфами (народ Бора). А основой для «эльфийской латыни» — вымышленного языка квенья — послужили языки финно-угорских народов, представителей которых далеко не все в тогдашних западных странах готовы были признавать «белыми людьми».
В этом плане крайне поучительный характер носит история так называемой «Распри Родичей» (описанная в приложениях к «Властелину Колец») квенья — гражданской войны в Гондоре Третьей Эпохи, ставшей началом упадка Гондора (от него отпал Умбар, был утрачен контроль над Харадом, южные провинции стали полем битвы). Вызвана она была излишним вниманием нуменорской аристократии Гондора к вопросам «чистоты крови» — знать южных провинций восстала против короля Эльдакара, мать которого, Видумави принадлежала к хотя и родственному нуменорцам и их потомкам (дунэдайн, «людям Запада»), но считавшемуся «низшим» относительно них народу северян Рованиона (предки таких народов, как рохиррим, люди Дэйла и Эсгарота и беорнинги):
«Знать Гондора к тому времени косо смотрела на северян среди них; и прежде было неслыханно, чтобы наследник престола или любой сын короля женился на представительнице низшей и чужой расы. Когда король Валакар состарился, в южных провинциях уже вспыхнуло восстание. Его королева была прекрасной и благородной женщиной, но короткоживущей, подобно меньшим людям, и дунэдайн опасались, что ее потомки будут такими же и лишатся величия Королей Людей. Также они не хотели принять в качестве повелителя ее сына, который, хотя теперь его звали Эльдакар, родился в чужой стране и в юности был назван Винитарья, на языке народа его матери».
Однако последствия выступления «чистокровные» мятежников и их лидера Кастамира оказались для страны гораздо хуже воцарения «нечистокровного» Эльдакара (который, наоборот, в ходе гражданской войны показал себя способным лидером):
«Поэтому, когда Эльдакар стал преемником своего отца, в Гондоре началась война. Но Эльдакару не собирался отказываться от своего наследия. К роду Гондора он добавил бесстрашный дух северян. Он был красив и доблестен и старел не быстрее, чем его отец. Когда против него восстали мятежники во главе с потомками королей, он противостоял им изо всех. Наконец он был осажден в Осгилиате и удерживал его долго, пока голод и превосходящие силы повстанцев не вытеснили его, спалив город. Во время этой осады и сожжения Башня Камня Осгилиата была разрушена, а палантир затерялся в водах.
Но Эльдакар ускользнул от своих врагов и прибыл на Север, к своим родственникам в Рованионе. Там к нему примкнуло множество людей, как северян, служивших Гондору, так и дунэдайн из северной части королевства. Многие из дунэдайн прониклись уважением к нему, а другие возненавидели узурпатора, занявшего его место. То был Кастамир, внук Калимехтара, младшего брата Ромендакиля II. Он был не только одним из ближайших родичей короля, но ещё и имел больше всего последователей изо всех мятежников; ибо он был командующим флотом, и его поддерживали жители побережий и великих гаваней Пеларгира и Умбара.
Не успел Кастамир занять трон, как он показал себя надменным и жадным. Он был жестоким человеком, что впервые проявилось при взятии Осгилиата. Он приказал казнить Орнендиля, сына Эльдакара, попавшего в плен; а резня и разрушения, учиненные в городе по его приказу, значительно превышали военную необходимость. Об этом помнили в Минас Аноре и в Итилиэне; и в этих краях любовь к Кастамиру еще больше ослабла, когда стало видно, что он мало заботится о земле, думает только о флоте и намеревается перенести королевскую резиденцию в Пеларгир».
Эльдакару удалось одолеть узурпатора Кастамира, однако недобитые мятежники, бежавшие в Умбар, в дальнейшем стали злейшими врагами Гондора:
«...они отплыли и обосновались в Умбаре. Там они устроили убежище для всех врагов короля, отпав от королевства. Умбар оставался в состоянии войны с Гондором на протяжении многих жизней людей, создавая угрозу его побережьям и всему морскому судоходству. Он никогда больше не был полностью покорен до дней Элессара; и регион Южный Гондор стал спорной землей между корсарами и королями».
Эльдакар, вернувшись к власти, начал возвышать соплеменников матери, разрешив им поселиться в Гондоре: «После возвращения Эльдакара кровь королевского дома и других домов дунэдайн еще больше смешалась с кровью меньших людей. Многие из великих были убиты в Распре Родичей; в то время как Эльдакар проявил благосклонность к северянам, с помощью которых он вернул себе корону, а народ Гондора пополнился большим количеством людей, пришедших из Рованиона».
В целом в позднем Гондоре наметилась тенденция к смешению нуменорцев и «меньших людей» (аборигенов Средиземья) в один народ — как с северянами Рованиона, так и с коренным населением Гондора, жившим до прихода нуменорцев. См. описание войска провинции Лоссарнах, пришедшего на помощь Минас Тириту, в «Возвращении Короля»: «За ним гордо маршировали колонной запылённые люди, хорошо вооружённые, с большими боевыми топорами и суровыми лицами. Они были ниже и несколько смуглее, чем те гондорцы, которых до сих пор встречал Пин». Даже имя их предводителя, Форлонга, согласно приложениям к «Властелину Колец» имеет не-нуменорское происхождение, восходя к языкам аборигенного населения. В целом о горцах Гондора сказано: «Здесь, между горами и морем, жил мужественный и выносливый народ. Они считались гондорцами, однако кровь их была смешанной, и среди них встречались смуглые и низкорослые люди, чьими предками был преимущественно тот забытый народ, который жил в тени холмов в Чёрные годы до прихода королей» («Возвращение Короля»).
Судя по упоминанию о бегстве противников королевской власти в Умбар, подобная политика нравилась не всем: «Теперь потомков королей стало мало. Их число значительно уменьшилось во время Распри Родичей, поскольку с этого времени короли стали ревновать и остерегаться своих близких родственников. Часто те, на кого падали подозрения, бежали в Умбар и там присоединялись к мятежникам; в то время как другие отказались от своего происхождения и взяли жен не нуменорской крови».
Из-за предрассудков вокруг «чистоты нуменорской крови» Гондор (даже после окончательного воцарения «нечистокровной» ветви Эльдакара) в итоге остался без короля, когда исчез последний гондорский монарх, Эарнур: «Таким образом, не удалось найти ни одного претендента на корону, который был бы чистокровным или чьи притязания поддержали бы все; и все боялись воспоминаний о междоусобицах, зная, что если подобный раздор возникнет снова, то Гондор погибнет». Вследствие этого власть (до коронации Арагорна) перешла в руку наследственных Наместников.
Потомки Кастамира, первоначально правившие в Умбаре (в дальнейшем он не раз переходил из рук в руки), считали себя наследниками гондорской политической традиции и даже принимали эльфийские имена на квенья — однако к моменту возвращения Саурона базировавшиеся в Умбаре корсары, состоящие в значительной части из потомков мятежников и по-прежнему враждебные Гондору, стали союзниками Мордора (также, как «первым звоночком» падения нуменорцев во Вторую Эпоху, завершившееся тем, что Саурон обманул их, началось с жестокого обращения с аборигенами Средиземья). То есть идеи «чистоты нуменорской крови» не довели до добра не только Нуменор, но и Гондор.
В конечном итоге подлинный конфликт мира Толкина вращается не вокруг «столкновения цивилизаций», а вокруг столкновения мировоззрений. Отрицательные персонажи Толкина, так или иначе, исповедуют аморалистский культ силы. Этими персонажами могут быть отсылающие к гуннам истерлинги Первой Эпохи: «Всех жителей родной земли Хурина, способных к работе или годных хоть на что-нибудь, угнали в плен, даже юных дев и отроков, а стариков перебили или уморили голодом» («Дети Хурина»). Но ими нередко может оказаться и «белые европейцы» (как те же Чёрные Нуменорцы).
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно:
