Царь византийский
Б.Григорьев
Аннотация к статье П.В.Безобразова «Византийский царь на московском престоле», опубликованной в журнале «Исторический вестник» том XXXVI за 1889 год
Самой загадочной фигурой в русской истории, пожалуй, является царь Иван IV Грозный. Мнения русских историков на его счёт расходятся самым кардинальным образом: некоторые считают его человеком жестоким и «кровавым» (Карамзин), некоторые – не умным и сумасшедшим, третьи – не самостоятельным, подверженным влиянию своих помощников (Сильвестр, Адашев и Малюта Скуратов), четвёртые воздвигают его на пьедестал и считают его выше Петра I. Самую адекватную оценку царю дал нам историк С.М.Соловьёв: он объяснил (но не оправдал) его действия, не отнимая у него ни самостоятельного и прозорливого ума, ни организаторского таланта, ни успехов в строительстве государства.
Нам кажется, что Иван IV – фигура в значительной степени трагическая и опередившая своё время. Трагическая потому, что он в своём окружении не видел людей, способных понять его до конца, был вынужден всё время находиться в обороне и опасаться бояр, стремившихся ограничить его власть и вернуть Московское централизованное государство к прежнему состоянию княжеской междоусобицы. Иван IV смотрел далеко вперёд и имел далеко идущие планы по укреплению безопасности государства, в некотором смысле предвосхитившие деяния Петра I. Его война в Ливонии имела цель «прорубить окно» в Европу, он хотел получить доступ в Балтийское море и завести там флот.
Историк-византист, публицист и переводчик П.В.Безобразов (1859-1918) считает Ивана Грозного царём византийским. Он обнаружил поразительное сходство в образе действий царя и византийских императоров и считает, что перед образованным и начитанным Грозным постоянно носился идеал византийского царя, и он стремился осуществить этот идеал на практике. Если посмотреть на него с этой точки зрения, утверждает Павел Владимирович, то все его действия оказываются целесообразными и последовательными.
Грозный знал историю Византии и в своих письмах часто упоминал деятелей византийской империи. Иван IV был первым великорусским князем, венчанным на царство и получившим титулы царя и самодержца[1]. Но коронование московским митрополитом ему показалось недостаточно, он захотел, чтобы его титул признали и главные тогда церковные иерархи. И он направляет им богатые подарки константинопольскому патриарху – соболей на 2 тысячи злотых – и просит его прислать грамоту от Константинопольского собора, благословляющую его на царство, и поминать его в литургии.
И патриарх Иоасаф выполняет эту просьбу Грозного. Теперь его имя стало поминаться в Константинополе в молитвах наряду с именами византийских императоров. В грамоте патриарха подтверждается происхождение Грозного от царевны Анны, сестры императора Василия Багрянородного, на основании чего император Константин Мономах послал патриарха Антиохийского венчать на царство великого князя Владимира Мономаха. Так что Грозный, обратившись к патриарху Иоасафу, поступил мудро и правильно: акт, совершённый московским митрополитом, был недостаточным, потому что венчание на царство было исключительной привилегией патриархов Римского и Константинопольского.
После падения Римской империи византийские венценосцы справедливо считали себя наследниками Августа Кесаря (Цезаря). Своё царское право Ивану IV нужно было подтвердить связью московского престола с престолом византийским. После падения Византии, по мнению многих книжников, её роль должно было играть московское царство: два Рима пали, третий (Москва) стоит, и четвёртому не бывать. История о венчании князя Владимира на царство, конечно, является легендой: Константин Мономах умер в 1055 году, когда Владимиру шёл всего третий год. Так же не является историческим фактом утверждение, что Владимир Мономах был внуком Константина Мономаха, потому что византийский император был бездетным. Все эти легенды впервые приняты в употребление Грозным, об этом, как и о шапке Мономаха, византийским историкам было ничего не известно.
Безродный предполагает, что текст грамоты Иоасафа, по всей видимости, писали под диктовку московских послов, что находит подтверждение в наказах, которые получали послы Ивана IV, представляясь иностранным потентатам. В наказе послу Астафьеву, посланному в Литву, говорилось: «Станут говорить, прежде московские всегда писались великими князьями, а теперь государь по какой причине пишется царём, отвечать: государь наш учинился на царстве по прежнему обычаю, как прародитель его великий князь Владимир Мономах венчан на царство Русское»: когда он ходил ратью на царя греческого Константина Мономаха, то царь прислал ему дары – венец царский и диадему, а митрополит эфесский Неофит венчал Владимира Мономаха на царство.
Через несколько лет в качестве аргумента о царском происхождении Грозного употреблялась уже ссылка на его «прародителя» киевского князя Владимира, который якобы крестился сам, крестил землю русскую, и одновременно греческий патриарх венчал князя на царство. В некоторых случаях использовалась ссылка на происхождение Грозного от римского императора Августа Цезаря, который якобы «поставил на берега Вислы своего брата Пруса», а уж Рюрики произошли через 14 колен от Пруса. Очевидно, что Иван IV ещё колебался, какую версию пустить в ход, прежде чем утвердиться на варианте о шапке Мономаха.
С.М.Соловьёв рассказывает, что Иван IV подвёл под свой царский титул теорию, тогда как дед и отец его только усиливали свою власть и распространяли её за пределы Московского княжества. Согласно этой теории, царём он являлся «по Божьему соизволению, а не по многомятежному человеческому хотению». Вместе с богословом Максимом Греком (1475-1556) он считал, что «царь есть образ живой и видимый Царя Небесного». Самодержавие своё он формулирует в следующей фразе в письме к изменнику А.М.Курбскому (1528-1583): «жаловать своих холопей мы вольны и казнить их также вольны». Под холопами он подразумевает всех своих подданных.
Этот взгляд Грозный демонстрирует и в беседе с иноком Вассианом[2] (1470-?). Он спрашивает инока, каким образом он должен управлять страной и получает такой ответ, который Вассиан прошептал ему в ухо:
- Если хочешь быть самодержцем, не держи при себе ни одного советника, который был бы умнее тебя, потому что ты лучше всех; если так будешь поступать, то будешь твёрд в царстве и всё будешь иметь в руках своих. Если же будешь иметь при себе людей умней себя, то по необходимости будешь послушен им.
Царь поцеловал его руку и сказал:
- Если бы и отец мой был жив, то и он такого полезного совета не подал бы.
Практически вся жизнь Грозного прошла в борьбе с боярами, которые не хотели видеть в нём самодержавного царя и считали его только равным себе. Они также полагали, что без их совета царь не имел права принимать каких-либо решений. А царь как раз не желал советоваться с боярской думой и хотел всё решать сам. Он стал вводить в думу людей худородных, простых дворян и давать им чин «думных». Если при отце Грозного, великом князе Василии Ивановиче боярская дума состояла из 20 человек, казначея и окольничего, то при Иване же Васильевиче в думу вошли 10 бояр, 8 думных дворян, окольничий, казначей и кравчий[3]. Кстати, замечает Безобразов, такая же тенденция наблюдалась и в Византии в отношении сената, который с развитием самодержавия стал сокращаться, а при императоре Льве Мудром (Х век) вообще был упразднён и превращён в т.н. синклит, в который входили и аристократы, и простые граждане и который мог созываться императором для совета, а мог и не созываться.
Сильным средством Грозного против влияния бояр было переселение их на другие земли, на которых они буквально теряли почву под ногами, не имея нужных связей и друзей, а потому уже не представляли царю опасности. И здесь Грозный – сознательно или по своему разумению – повторяет политику византийских царей по отношению к опасным и влиятельным аристократам.
И, наконец, царь ввёл опричнину, смысл которой лучше всех разъяснил С.М.Соловьёв: «Опричнина была учреждена потому, что царь заподозрил вельмож в неприязни к себе и хотел иметь при себе людей вполне преданных ему». Подвергнуть без обвинения опале, отправить в ссылку или заточить в тюрьму всех было невозможно, а раз так, то Грозному нужно было самому уйти от них. Бояре остались при своих должностях и поместьях, но царь больше не нуждался в них и образовал вокруг себя новый особый двор. Он удаляется из Москвы и поселяется в Александровской слободе. В этом историк не видит ничего нелепого – ведь и Пётр I в своё время бежал из Москвы, окружив себя верным потешным войском. Из Александровской слободы Иван IV шлёт грамоту купечеству и всему православному христианству, игнорируя бояр, в которой говорит, что он не имеет ничего против них. Царь искал опоры в средних сословиях, в простом народе.
Следуя совету Вассиана, Грозный удалил от себя и попа Сильвестра, и Адашева, но для этого у него был весомый повод. Когда он заболел и потребовал, чтобы бояре присягнули его сыну Дмитрию, то оба его советника присоединились к боярам, желавшим возвести на трон князя Владимира Андреевича, двоюродного брата царя. Этого выздоровевший царь простить не мог и сослал Сильвестра в монастырь, а Адашева назначил воеводой в ливонский город. Преступление бывших советников было очень серьёзным с точки зрения самодержавия: они фактически звали страну в междоусобное прошлое, и надо только удивляться, что Грозный не поступил с ними строже.
Характерен конфликт царя с митрополитом Филиппом Колычевым. Колычевы принимали участие в смуте в период малолетства Ивана Васильевича. Когда Колычевых постигла опала, Филипп удалился в Соловки и достиг там сана игумена. Царь предложил ему вернуться в Москву и занять место митрополита, но Колычев поставил условием отмену опричнины. Царь обиделся, а Филипп отказался от своего требования и обещал «в опричнину и домовой обиход не вступаться». Но впоследствии Филипп изменил своему обещанию, вступился-таки в мирские дела и публично, в храме, при огромном стечении народа обличил царя в нехристианском поведении. Участь митрополита была решена, над ним состоялся суд, и он был лишён сана. Историк Е.А.Белов (1826-1895) считает, что публичное обличение царя возможно и был высоконравственным подвигом, но как политический акт стал большой и грустной ошибкой с учётом той возбуждённости, в которой находилась тогда Москва. Пётр Великий и при менее щекотливых условиях заметил Стефану Яворскому (1658-1722), что «если обличать, то сначала наедине, а потом уже при всех».
И в отношении Ивана IV к церкви Безобразов видит аналогию с политикой византийских императоров и ссылается на конфликт Исаака Комнина с патриархом Михаилом Кирулларием. «Что тебе, чернецу, до наших царских дел?» - ответил Грозный Филиппу. Царь явно исповедовал принцип: Богу – Богову, а кесарю – кесарево», - принцип, заметим мы, которому следовал позже и Пётр I.
Иван IV считал своей обязанностью стоять на страже интересов православия и помогать православному духовенству, где бы оно не находилось. Папа Григорий XIII, отправляя в 1581 году иезуита Антония Поссевина (1534-1611) в Москву, снабдил его подробной инструкцией, в которой ему предлагалось в первую очередь добиться у Грозного доверия, а потом как можно искуснее внушать мысль о принятии католической веры и папы как главы христианского мира: «наводите царя на мысль, как неприлично такому великому государю признавать митрополита константинопольского, который не есть законный пастырь, но симониан и раб турок; что гораздо лучше и славнее для него будет, если он вместе с другими государями христианскими признает главою церкви первосвященника римского».
В беседе с царём Поссевин пытался также доказать, что православие и католицизм – одно и тоже христианское течение, что папа хочет, чтобы в мире была одна церковь. И тогда православные могли бы ходить в католические храмы, а католики – в православные, а русский царь будет царствовать не только у себя, но и в Царьграде – и папа, и всехристианские государи будут о том стараться.
Но Ивана IV было не так-то просто сбить с панталыка и заманить «цареградским калачом» в римское стойло. Он ответил Поссевину, что православие и католицизм – совершенно разные религии: «наша вера христианская с издавних лет была сама по себе, а римская церковь – сама по себе; нам мимо своей веры истинной, христианской другой веры хотеть нечего. Ты говоришь, что ваша вера римская с греческою одна, но мы держим веру истинную христианскую, а не греческую… и с нашей верою христианскою римская вера во многом не сойдётся».
Грозный отлично понимал, что главное расхождение с католиками у православных было признание главенства папы и его непогрешимости. «Папа не Христос, престол, на котором его носят – не облако, те, которые его носят – не ангелы; папе Григорию не следует Христосу уподобляться», - так метко и убедительно царь разбивал все тезисы и аргументы Поссевина. И забил последний гвоздь в гробовую доску папского наказа: «..который папа не по Христову учению и не по апостольскому преданию станет жить, тот папа волк, а не пастырь». После таких слов иезуит поднял руки вверх: «Если уж папа волк, то мне нечего больше говорить». И замолчал.
Заботясь о чистоте православия и преследуя ересь, Грозный, как и византийские императоры, часто не соблюдал церковные законы. Это отразилось, в частности, на его многочисленных браках (5) и сожительствах с женщинами. И церковь пошла на нарушение своих законов и повенчала царя с пятой женой – Марией Нагой.
Историки с подачи Карамзина часто обсуждают правление Ивана IV с точки зрения его жестокости и подозрительности и упускают из вида всё то положительное, что ему удалось совершить: новый судебник и покорение Казани и Астрахани. С.М.Соловьёв считает, что покорение Казанского татарского царства по своему общему влиянию на последующую жизнь России вполне сравнимо с деяниями Петра Великого. Подвиги и победы Петра, пишет историк, оказали влияние главным образом на высшую прослойку русского населения, в то время как покорение Казани оказало сильнейшее влияние на весь русский народ, Волга стала русской рекой, а русские поселения получили возможность распространяться теперь в юго-восточном направлении.
Имидж жестокого (грозного) правителя возник главным образом по инициативе его врагов, в первую очередь, Курбского. Правители «просвещённой» Европы по своей жестокости и числу казней значительно превосходили Ивана IV: взять хотя бы т.н. Варфоломеевскую ночь в августе 1572 года, когда в Париже было убито до 3 тысяч гугенотов. Один путешественник в 1598 году на одном только Лондонском мосту насчитал 300 голов казнённых за государственную измену людей. Такое тогда было время, и такие понятия были не только у русского царя, но и у всех других правителей.
Грозный предвосхитил на 120 лет попытку Петра получить доступ в Балтийское море, начав войну с Ливонией (1558-1583), причём войну эту царь начал вопреки советам Сильвестра и Адашева, которые подталкивали его к войне с Крымским ханством. Грозный обращался к английской королеве Елизавете с просьбой дать ему английских мастеров для строительства флота на Балтике.
Многие историки объясняют поступки Грозного его душевной болезнью. Воспользуемся на этот счёт мнением Глаголева Д.М. (1842-1905 или 1917), опубликовавшего в 1902 году очерк на страницах журнала «Русский архив».
Глаголев, описывая несчастную судьбу малолетнего Ивана, подробно останавливается на жестоком к нему отношении бояр и страхе и озлобленности, которые мальчик вынес из этого периода. Автор статьи, врач по профессии, в своих выводах основывается главным образом на мнении историка Н.М.Карамзина, профессора-психиатра П.И.Ковалевского (1850-1931), написавшего в 1901 году труд «Иоанн Грозный и его душевное состояние», и на теории психиатра С.С.Корсакова (1854-1900).
Ковалевский считал, что Грозный страдал паранойей, позволявшей ему, однако, управлять государством. Профессор отказывает царю в самостоятельной умственной деятельности и зависел от своих советников и своих бредовых идей. Зачатки своей болезни Грозный получил от родителей: слабого и хилого в.к. Василия Ивановича и матери Елены Глинской, страдавшей мигренью и болезнью уха.
Корсаков относил Ивана IV к разряду тех больных, которые редко попадают в психлечебницы, поскольку у них наблюдаются и периоды вполне здоровой жизнедеятельности. У таких больных болезнь проявляется не в грубом расстройстве психики (паранойе), а в аномалиях и неустойчивости характера. Эта форма душевного расстройства должна считаться выражением психической дегенерации, получившей своё начало в утробном или младенческом возрасте человека. В этой среде, пишет Корсаков, мы часто находим гениальных и талантливых людей, проявивших себя в самых разных областях – философии, поэзии, музыке и т. п.
Ковалевский пишет монография, избирая её темой душевное состояние Грозного, т.е. подводит свои выводы под деяния и поступки царя. Корсаков, писавший свои труды по психиатрии безотносительно Грозного, использует их для объяснения личности Грозного как одного из своих пациентов. В этом и заключается большая разница между обоими уважаемыми учёными: Ковалевский ангажирован в своих выводах, в то время как Корсаков в данном случае выглядит более объективным наблюдателем.
Глаголев в конце своей статьи делает вывод о том, что Иван IV был типичным представителем больных, страдающих дегенеративной психопатией, т.е. склоняется к выводам Корсакова.
P.S.Видный современный психиатр и учёный А.В.Шувалов (р. 1945) считает, что Грозный страдал смешанным расстройством личности, к которому со временем присоединилось бредовое расстройство. Позитивные стороны правления царя могли сочетаться и с психическими расстройствами.
Считаем необходимым поставить на этом точку.
[1] Самодержец – прямой перевод с греческого «автократ»: авто- сам, крато – держу.
[2] В миру князь Василий Иванович Патрикеев, по прозвищу Косой, троюродный брат Грозного.
[3] Придворный чин, ответственный за подачу стольниками на царский стол еды и напитков.
