До раннего утра простояли мы, не шелохнувшись. Пламя на факелах то мерно потрескивало, то рвалось во все стороны от гуляющих по коридорам сквозняков. Замок спал. Я, к своему позору, начал дремать, закрыв глаза, как вдруг вздрогнул от шума шагов за ее дверью. Дверь отворилась и на пороге появилась она. Я, по привычке, вытянулся, словно струна, и еще крепче сжал в руках оружие. Жалобный всхлип заставил меня скосить глаза в ее сторону, и мое сердце дрогнуло. Она стояла на пороге, бледная и растерянная, явно наспех одетая и причесанная. Темные пряди волос выбивались из прически, а глаза... эти глаза загнанной лани более всего поразили меня. Мне стало жаль ее – такую гордую и величественную тогда, и несчастную, испуганную – сейчас.
- Мне… мне необходимо на свежий воздух, - сказала она, пытаясь придать голосу твердость. – Как быстрее выйти отсюда? Никого не надо будить. Я хочу побыть одна. Проводите меня.
Я произнес:
- Отсюда быстрее добраться до южной стены замка, госпожа.
Она кивнула. Мы сопроводили ее до южной башни, откуда она проследовала на стену замка, открытую всем ветрам. Мы двигались неотступно за ней, на расстоянии нескольких шагов, пока госпожа не сделала знак рукой, приказывая остановиться. Она медленно подошла к каменному зубчатому парапету и коснулась рукой холодного камня. Ее трясло – то ли от порывистого ночного ветра, то ли от чего-то еще. Но не моим делом было заботиться об ее одеянии. Неожиданно госпожа обернулась и наши взгляды встретились. Я хладнокровно выдержал эти мгновения, однако почувствовал странную дрожь. Эта женщина будто заглянула в самую глубину моей души – но что она могла там увидеть? Заглянула и обмерла. Минута прошла в молчании, словно время остановилось. Потом она отвернулась, нервно сжимая руки.
- Проводить вас в покои, госпожа?
Госпожа молчала. Начал накрапывать осенний дождь. Ветер с далеких холмов трепал ее плохо собранные волосы. Казалось, она хотела что-то сказать, выкрикнуть, но не решалась. Странная дама, решил я. Возможно, она уловила на моих губах усмешку, потому что сразу вскинула голову и твердо произнесла:
- Я возвращаюсь в свои покои!
Когда за будущей баронессой закрылась тяжелая дверь, я испытал странное облегчение и вместе с тем досаду. Почему она так смотрела на меня? Я пришелся ей не по нраву? Мысль об этом почему-то тревожила. Я разозлился на самого себя: «Какое мне дело до нее! Пусть себе думает, что угодно. Моя совесть чиста, я несу свою службу, и только». Стоит ли горевать, что здесь нас считают чем-то вроде мебели, без которой невозможно представить жизни, но с которой никому в голову не придет разговаривать.
До утра ни звука не донеслось из ее покоев. Когда встало солнце и его косые лучи упали на каменный пол, проникая сквозь узкие окошки, за дверью засуетилась прислуга. Начался новый день...
На следующее утро была назначена охота в окрестных лесах. Мы выехали из замка, сопровождая госпожу, по чудесной погоде. Солнце светило ярко и припекало, словно летом. Барон придерживал своего коня наравне с лошадкой невесты, и несколько раз до меня долетало его нежное обращение «дорогая Мари». Госпожа держалась в седле уверенно и гордо. Нам была видна лишь ее прямая спина, наброшенная на плечи охотничья накидка, подбитая собольим мехом, и шляпа с покачивающимся пером. Она что-то тихо и учтиво отвечала будущему супругу, но в ее голосе и движениях ощущалась какая-то отчужденность. Определенно, она не любила барона, а лишь грациозно принимала его ухаживания. Я усмехнулся. Каким нелепым мне казался их лживый мир, где нет места искренности и любви! Внезапно госпожа чуть повернула голову и метнула в мою сторону быстрый взгляд. Наверняка ей показалась оскорбительной моя ухмыляющаяся физиономия, потому как она нахмурилась и пришпорила коня, чтобы увеличить расстояние между нами. Я невольно последовал за ней, сокращая дистанцию. То же самое сделали и остальные.
Мы порядочно заехали в лес. Я жалел, что Януш не с нами — было бы с кем перекинуться парой шуток. Он был моим настоящим другом здесь, с тех недавних пор, как я поступил на службу к барону.
Дамы, присутствовавшие на охоте, выразили желание передохнуть, и мы сделали привал на большой опушке. Разбили шатры, развели костер. Собаки вертелись кругом с неумолчным лаем, запахло снедью, что готовили на огне. В серебряные чарки разливали горячее вино, и вскоре публика изрядно развеселилась.
Охота в тот день удалась: отстреляли немало зайцев на ужин, и вот уже собаки гнали последнего, выбившегося из сил. Крики и смех раздавались со всех сторон. Неожиданно лошадь госпожи взбрыкнула, встала на дыбы и понесла. Мы во главе с бароном кинулись вслед. Лошадей гнали на износ, а никак было не догнать взбесившейся лошадки госпожи. Барон заметно отстал; мы вдвоем с Томашем из личной стражи вырвались вперед, стараясь не упустить из виду мелькавший впереди рыжий круп лошади. Вдруг конь Томаша подвернул ногу, заржал и повалился на землю. Некогда было помогать, я один мчался за госпожой. Впереди замаячил глубокий овраг — я знал его, перепрыгнуть на другой берег было невозможно. Я безжалостно, с силой пришпорил свою бедную лошадку, и стал сокращать расстояние до госпожи. В каких-то нескольких метрах от оврага ее лошадь взвилась и повернула вбок, унося несчастную далее в лес. Я едва удержался в седле и во весь опор помчал следом. Через некоторое время я перестал узнавать местность — лес становился темнее и гуще, не было и намека на тропку или дорогу. Собрав последние силы, я молил лошадь не останавливаться и медленно приближался к госпоже. Схватить ее бешеную лошадь под уздцы я не мог. Выход был один: высвободить госпожу из седла.
- Я держу вас! - кричал я. - Отпускайте поводья!
И, грубо схватив бедняжку за талию, перекинул ее поперек своего седла, словно подстреленного зайца. Остановил свою лошадку, взмыленную и загнанную, спешился. Помог госпоже опуститься на землю. Пришлось снять ее с лошади как ребенка, обхватив за талию, отбросив все условности. В тот момент было не до церемоний.
Госпожа валилась с ног от усталости и страха. Я помог ей присесть на большие узловатые корни дерева, выступающие из земли.
Отдышавшись, она с трудом проговорила:
- Я благодарю вас...вы спасли мне жизнь.
- Это мой долг, госпожа.
- Нет, я от всего сердца благодарю...
Неожиданно она заплакала. Я не знал, что делать, и просто молчал. Мне стало жаль ее.
- Как ваше имя? - спросила она.
- Мое имя Болеслав.
- Вот как зовут моего спасителя, - грустно улыбнулась она.
Большая черная туча нависла над лесом, потемнело. Но мрачнее тучи было ее лицо...
