LiterPiter || Автор Валентина Виноградова

Дружинные, застыв на месте с огнями в руках, в недоумении воззрились на меня. Я же, опираясь на плечо Борислава, с трудом сделал несколько шагов в колючую темноту. Ярко-желтые огоньки волчьих глаз стали ближе. Княжьи воины предостерегли меня: - Велимир! В уме ли ты? Зверь там, никак, дикий! Пошто глядеть? Держись ближе к огню – авось, и не сунется он к нам! - Это волк… - ответил я. – Это он, Русай! - Каков таков Русай? У волков-то глаза зеленые! Нешто мы не ведаем? Но я воззвал в слепую черноту:...

Пробудился я внезапно, будто от толчка. Страшась пошевелиться, обвел взглядом избу. На дворе, вестимо, была глубокая ночь, ибо горницу освещал токмо тусклый свет лучины. Потрескивал огонь в печке; в дальнем углу слышался тихий разговор Сороки с Суханом, а еще – чьи-то приглушенные стоны. Вестимо, лекари возились с ранеными. Втянув носом душный воздух, я учуял тошнотворный запах чужой крови. Чужой, али, может быть, моей? Меня невольно замутило. Приподняв голову, я глянул на свое тело, укрытое полотном, и в тот же миг ощутил нестерпимую боль...

После полудня град стрел, обрушившийся на заставу, прекратился. Однако воцарившаяся тишина не принесла нам должной радости, ибо означала она токмо одно: нас взяли в осаду. Князь, по счастью целый и невредимый, самолично поднялся на стену и воочию узрел, что вражеский лагерь раскинулся в поле в непосредственной близости от заставы, окружив ее почти что сомкнутым кольцом. Сердца наши полнились отчаянием, однако Святослав Ярославич – так же, как и Тешата, - ни словом, ни намеком этого не выдавали. Удалившись в избу сотенного, они держали совет с оставшимися в живых воеводами...

Изображение сгенерировано нейросетью Покуда мы томились в тревожном ожидании под покровом ночи, в избе сотенного не утихали горячие споры. Князь вместе с сотенным и воеводами толковали о ходе грядущего боя. Я не ведал, что они мыслили предпринять; моим делом было приглядывать за лошадьми и выполнять наказы старшего конюха. Что творилось в душе Борислава, я мог токмо догадываться, ибо коротали ночь мы в разных концах заставы. Перята, коему не сиделось на месте, то и дело бегал прознать, что порешил Святослав Ярославич...

Изображение сгенерировано нейросетью Несколько мгновений тянулись вечность, покуда тишину, повисшую в горнице, не нарушил жесткий голос князя: - Вот оно как, значится… сказываешь, беда большая грядет… - Да не слушай ты его, княже! – выпучив глаза, прохрипел Тешата, красный от негодования. – Этот… язычник, он токмо воду мутит… не распознал я еще, княже, пошто он эдак делает, но распознаю! Как есть, до истины докопаюсь! Погрозив мне кулаком, сотенный вскочил со своего места и забегал взад-вперед по горнице...

Изображение сгенерировано нейросетью К Тешате в горницу меня не пустили: караульные стояли намертво, преградив путь так, будто я был лютым во́рогом. - Уймись, Велимир! – хмурились они. – Дозволит Тешата, войдешь! Покамест они там с Бориславом толкуют… - Да о чем же толковать-то в ночи?! – отчаянно воскликнул я. – Нешто до утра не обождать было?! Что стряслось?! Молвите хоть слово! - Нам-то откудова ведать, - пожал плечами один из караульных. – Велено было привести Борислава, ежели он не спит… а он лежал без сна… ну, мы его и кликнули...

Изображение сгенерировано нейросетью - Слыхал, Велимир, какову грамоту князь прислал? – вопрошали меня в то утро конюхи. - Слыхал… со дня на день пожалует… - Да пущай хоть завтра нагрянет! Дождаться бы скорее… - Пошто эдак неймется-то вам? Я искоса бросил взгляд на самого младшего из них, Перяту, губы которого расплылись в улыбке. Он хмыкнул: - Ну как это, пошто… минувшей весною, когда Святослав Ярославич бывал тута, он серебром нас щедро одарил! Другой поддакнул: - Твоя правда… и нынче бы не худо...

Изображение сгенерировано нейросетью На лбу моем проступил пот. Рука невольно потянулась к нижнему краю рубахи, который был взаправду порван. Ведь мыслил же, что залатать надобно, да не до того в последнее время стало… «Эх, дубоголовый! – ругал я себя. – И как сразу не догадался, что случилось это еще тогда, в избе лекарей?! Вестимо, я порвал рубаху, прячась за лавкой, и оставил Сороке с Суханом возможность меня уличить!» - Ну? – усмехнулся старший из братьев. – Нешто и теперь станешь отпираться? Это мы у себя в избе под лавкой сыскали...

Изображение сгенерировано нейросетью Борислав втолкнул лекаря в клеть и накрепко притворил за собой дверь. Тряхнув смоляными кудрями, Сухан возмутился: - Э, э! Пошто эдак грубо-то?! Я это, я! Али не признали своего? - Отчего ж, признали! – усмехнулся дружинный. – Потому и вопрошаем: чего надобно было? Подслушивал, никак, за дверью?! - Я?! – выпучил глаза лекарь. – Заради какого интересу?! - О том ты нам скажи… Сухан попытался было обратить все в простую потеху, но обжегся о пламя, вспыхнувшее в моих глазах...

В избе лекарей было сумрачно и сильно пахло сушеными травами. Некоторое время я стоял неподвижно, покуда глаза мои привыкали к темноте. Странное чувство охватило тогда душу: ведь некогда я почитал эту избу своей… здесь провел я довольно счастливую и спокойную зиму, разделяя кров вместе с Незваном и дедом Немиром, постигая лекарскую премудрость. Здесь, у печки, долгими зимними вечерами вели мы неспешные беседы не токмо о снадобьях, но и о жизни, да что там – обо всем на свете! Где нынче все это? Кануло в лету… Горло мое пересохло от волнения...

Когда мы с Бориславом вошли в трапезную избу, кухари покосились на нас не шибко довольно: час был поздний, и за столами уже почти никого не осталось. Все, кто желал, давно повечеряли; пришла пора тушить огни и расходиться. Невзирая на это, расторопный паренек притащил нам горшок с похлебкой и краюху хлеба. Другой кухарь уселся возле печки и воззрился на нас в нетерпеливом ожидании. Меж тем изба порядком опустела. Борислав сказал: - Други, ступайте на боковую, мы тут сами управимся! Потолковать нам надобно… а то дело небыстрое...

Кухари, приметив, что я воротился, убитый горем, подступились ко мне с расспросами. Мне недостало сил толковать с ними о своей беде, потому я лишь бросил коротко: - Отец мой помер… минувшей зимой… - Ох, горе горькое… - завздыхали они. – Ох, беда… крепись, Велимир! На все воля Божья… Не желая выслушивать их оханья, я распрощался с дедом Семовитом и устроился в своей повозке. - Ты это… сынок… - проскрипел старик, - ты духом-то не падай! Горько, само собой… весть дурная, дурная… а ты не сдавайся! У...