Глава 67
Прежде чем отправиться к заведующему, придумываю одну маленькую военную хитрость. Набрасываю пуховик, забираю сумочку и в таком виде поднимаюсь. Пусть Гранин думает, что поймал меня на выходе (почти так оно и есть), но это ещё не всё. Когда оказываюсь в его приёмной, – секретаря уже нет, ушла домой, – то осматриваюсь, куда бы верхнюю одежду определить. Раскрываю один шкаф, другой, – всё заполнено папками с документами.
В этот момент дверь в кабинет Гранина открывается, вот и он на пороге.
– Привет. Ты что-то потеряла? – спрашивает иронично.
– Ищу, куда бы куртку повесить, – отвечаю с невинным видом.
– Можно у меня.
– Хорошо.
Захожу, и Гранин галантно открывает передо мной шкаф слева от входа, у окна. Сразу замечаю висящее там пальто, и в первую секунду внутри всё буквально взрывается от бури эмоций, но… Присматриваюсь и понимаю: не повезло раскрыть тайну. Эта вещь другого цвета, она чёрная. И мне просто показалось. Вешаю куртку рядом.
– Элли, я тебя позвал, чтобы поговорить…
– О девушке, которая носит твоего ребёнка? – прерываю его немного бестактно. Однако считаю, что имею на это право, учитывая наши особые отношения.
– Что? – Гаранин таращит на меня глаза. – Ты снова беременна?!
Мне становится смешно.
– Если и да, то уж точно не от тебя, Никита, – и хихикаю, прикрыв рот ладошкой.
– Тогда от кого? – ошеломлённый, он даже не садится в кресло, так и оставшись стоять.
– Да не обо мне речь! – прерываю его бурные фантазии.
– А о ком? И при чём тут я?
– Как это при чём? – поднимаю брови. – Довёл девушку до интересного положения и в кусты?
– Да я вообще не понимаю, о чём речь! – Гранин начинает психовать.
– Не о чём, а о ком. Об Ольге Тихонькой!
– Не понял… – растерянно произносит Никита и наконец заполняет своё кресло. Узнаю эту массивную деталь интерьера: она появилась в клинике, когда его назначили главврачом, и потом её просто забрал сюда. Представляю, как бесился Вежновец.
– Чего ты не понял? Скажи ещё, что после того, как мы расстались, у тебя с Ольгой ничего не было, – бросаю ему в лицо слова, прищурившись.
Гранин отводит глаза.
– Было, но недолго. Только всё это давно в прошлом! И если бы она тогда ещё забеременела, то уже ходила на шестом месяце. Насколько понимаю, у неё более ранний срок? – говорит Никита, и теперь настала моя очередь удивляться.
– Тогда кто же…
– Не знаю! – чётко и убеждённо говорит Гранин. – Только не я! И вообще, давай оставим этот разговор. Я тебя позвал по другому поводу.
– Слушаю.
– Наша дочь…
– Разговор окончен, – прерываю его, встаю и иду к шкафу, чтобы забрать одежду.
– Да послушай же ты меня! – с надрывом кричит Никита. Никогда не слышала, чтобы у него в голосе было столько мольбы. Это заставляет меня остановиться и развернуться. Он выходит из-за стола. Подходит ко мне, а потом неожиданно встаёт на одно колено и протягивает синюю бархатную коробочку. Раскрывает её, и там вижу золотое кольцо с крупным бриллиантом, окружённым россыпью изумрудов. В голове проносится мысль, что эта вещица стоит, как моя квартира.
– Эллина Печерская, выходи за меня замуж, – говорит Гранин, глядя снизу вверх и протягивая кольцо.
Я не могу распознать всю гамму чувств, которая сейчас бушует в моей голове. Это и какая-то безумная радость, и злость, обида, счастье, страх, – они сменяют друг друга, как осколки в калейдоскопе. Только там, внутри маленького приборчика, получаются красивые узоры, а у меня абстракция.
– Никита… – говорю, ощущая порыв взять кольцо и надеть. Только примерить! Но разум отказывается выполнять эту просьбу моей эмоциональной части. Прочищаю горло. – Никита Михайлович, встаньте.
– Элли, прошу тебя, – умоляет Гранин. – Ни одной женщине на свете я не говорил таких слов. – Никогда! За те месяцы, что мы с тобой порознь, я обо многом подумал. Пришёл к выводу, что был полным кретином. Но ты же всё ещё любишь меня, Элли. Я ощущаю. Просто это чувство ты запрятала очень глубоко, даже себе боишься в нём признаться. Но поверь: я тебя очень люблю.
«Сейчас начнёт говорить об Олюшке и о том, что ей нужен папа», – разумная часть меня начинает брать верх. К моему удивлению, Гранин ни словом не упоминает ни нашу дочь, ни всего остального, что связано со словом «родители», и мне… становится обидно даже.
– Встань, Никита, – говорю ему, делая шаг назад. Это происходит спустя несколько секунд, во время которых в кабинете царит полная тишина. Даже тиканья часов не слышно или шума за окнами. Словно снаружи замерло всё в ожидании моего ответа.
– Элли…
– Никита Михайлович, я ничего вам отвечать не стану, – говорю, взяв себя в руки. – Ни положительного ответа вы от меня не получите, ни отрицательного.
– Но почему? – столько грусти и боли в его голосе. «Неужели Гранин настолько хороший актёр?» – думаю о нём.
– Потому что у нас с вами исключительно рабочие отношения, как вы того сами и захотели некоторое время назад, – отвечаю, а потом беру одежду и покидаю его кабинет.
Уже стоя в лифте, прикладываюсь лбом к холодной металлической панели. Лицо горит, словно два часа у плиты простояла. Мне душно, и потому спешу поскорее на улицу, чтобы хватать воздух широко раскрытым ртом. Умеет же этот Гранин, чёрт бы его побрал, всю душу вынуть наизнанку! Я даже близко предположить не могла, что этот рабочий день закончится его предложением руки и сердца!
Но самое ужасное в другом. То ли правда «лучшие друзья девушек – это бриллианты», и в таком случае я обычная меркантильная баба, которая едва не повелась на дорогую вещицу. То ли правда ещё люблю этого гада, который у меня столько крови выпил. То ли одиночество моё и неопределённость в личной жизни так достали, и в самом деле хочется уже возвращаться не просто в квартиру, а домой, к семье… Но факт остаётся фактом.
Я едва-едва сдержалась, чтобы не принять кольцо и не сказать «Согласна»!!!
Боже, как мне стыдно за свою секундную слабость! Чувствую себя отвратительной, жалкой, слабой. Пусть даже не сделала ничего, но ведь порыв-то был! Сажусь в машину, злобно хлопаю дверцей. Включаю двигатель, машинально начинаю движение… И резко жму на педаль тормоза, потому что… впереди снова та самая парочка! Майя с мужчиной в том самом пальто, чтоб его волки съели!
Не выдерживаю. Выскакиваю из машины и твёрдым шагом иду к этим двоим, чтобы наконец выяснить тайну. Подложу, и так получается, что они меня не видят: Майя скрылась за широкими плечами, о чём-то воркуют, голубки. Но с каждым шагом, чем ближе я становлюсь к ним, у меня внутри начинается какая-то странная… как бы её назвать? Нечто вроде тремора. Лихорадка, проще говоря. Всё потому, что я вблизи начинаю узнавать этот рост, плечи, затылок… Подойдя, останавливаюсь в паре шагов.
Майя каким-то чудом замечает меня. Парочка перестаёт миловаться. Мужчина разворачивается и, увидев меня, делает огромные глаза.
– Привет, сестрёнка…
Дима. У меня от такого открытия во рту всё пересыхает и горло перехватывает спазмом. Смотрю на него, и всё, что могу, только моргать. Это длится несколько секунд, а потом прихожу в себя.
– Здрав… ствуй… – выдавливаю.
– Добрый вечер, Эллина Родионовна, – скороговоркой произносит Майя. Не дожидаясь, пока ей отвечу, быстро чмокает Диму в щёку, произносит «Я тебе перезвоню» и быстро-быстро уходит с парковки. Мы с братом остаёмся вдвоём.
Я ненавижу сюрпризы. Особенно такие.
– Что ты здесь делаешь? – задаю первый и, конечно же, очевидно глупый вопрос.
Дима мнётся. Отводит виновато глаза в сторону.
– Слушай… Ты понимаешь…
– Нет, не понимаю. Садись в машину, поехали.
– Я на своей, – и он показывает серый автомобиль рядом. Тот, у которого я парочку и застукала.
– У тебя же внедорожник?
– Я его Алле отдал.
– Поехали ко мне. Я не прошу, братец. Требую, – говорю ему голосом, который не предполагает отказа.
Конечно, это всегда срабатывает, когда я на рабочем месте и руковожу отделением. Но Дима – старший брат, и ему мой командный тон, что слону дробина.
– Прости, но мне нужно возвращаться домой, – отказывает Дима. – Я скоро снова буду в Питере, встретимся и поговорим.
С этими словами, даже не поцеловав меня по обыкновению и не обняв, он садится и уезжает.
«Да что, ёлки зелёные, творится с этим миром?!» – хочется мне закричать на всю парковку.
Еду домой и долго и мучительно переживаю события этого вечера. Дима! Как он может?! Трое детей, Алла…
***
– Чья больная в коридоре! – кричит на всё отделение Катя Скворцова. Голос у неё зычный, таким можно и ротой солдат командовать.
Я от её вопроса вздрагиваю и выхожу из кабинета.
– Катя, что случилось?
– Да вот, посмотрите, Эллина Родионовна! – гневно говорит медсестра, показывая на каталку, на которой под простынёй угадывается человеческое тело. – Бросили прямо в коридоре, ну что за бардак?!
– Её привёз лаборант из рентгена, – сообщает Дина Хворова.
– А ты почему ничего никому не сказала? – Скворцова смотрит на неё гневно.
– Да не успела просто, – пожимает администратор плечами и спешно уходит.
– Странно, – подхожу к каталке. – Карты нет. Отбрасываю простыню. – Господи… – вырывается у меня. Под тканью, на боку, очень бледная, лежит девушка лет 20-ти. Голова запрокинута назад, а самое ужасное – всё тело покрыто крупными синяками. Так, словно её десять человек пинали ногами, куда придётся.
Это читать интересно!
Проверяю пульс.
– Она не дышит! Быстрее в палату! Нам нужна помощь!
Катю как ветром сдувает, – уносится звать подмогу.
– В чём дело?! – спустя несколько секунд подлетает Артур.
– Неизвестная больная, – сообщаю ему. – Остановка дыхания. Следы избиения. Набор для интубации.
– Подключить монитор, – распоряжается Куприянов. – Что с ней?
– Возможно, удушение. Её нашли лежащей в коридоре. Похоже, её избили.
Артур осматривает несчастную и узнаёт ещё нечто неприятное:
– На ней совершили насилие.
– Я вошла. Качай мешок.
– Нужно сделать снимок, – говорит Куприянов.
– Давление 110 на 80, кислород 97.
– Нужны томограммы черепа и живота.
– Рёбра сломаны, – замечает Артур. – Что, она вот так просто лежала в коридоре на каталке?
– Да, – отвечает Катя Скворцова. – Администратор видела, как её привёз лаборант.
– Лаборант или санитар? – задаёт Куприянов уточняющий вопрос.
– Не знаю, я его раньше не видела.
После того, как состояние незнакомой девушки стабилизировалось, поднимаюсь в терапию. До этого Дина обзвонила несколько отделений и обнаружила, что именно там произошла пропажа. Общаясь с лечащим врачом, спрашиваю, когда они хватились.
– Утром, в десять, – отвечает коллега. – Мы с ума сходили, не понимали, как она могла исчезнуть. Она лежала у нас в терапии, а тут во время обхода вдруг выяснилось: пропала.
Говорим на эту тему ещё немного, после спускаюсь, мне сразу же звонит начальник службы безопасности.
– Эллина Родионовна, – говорит Аристарх Всеволодович, – я прошу вас собрать своё коллектив и аккуратно, негромко то есть, предупредить всех: человек, который привёз ту девушку в ваше отделение, не является сотрудником клиники. Он выдаёт себя за санитара и может быть опасен. Но давайте избежим паники.
Внимательно слушаю Грозового, затем иду в ординаторскую, куда созываю всех коллег и передаю им информацию.
– Что, больным не говорить? – спрашивают меня.
– Пока незачем.
– Да он давно сбежал, – звучит предположение.
– Всё равно. Не оставляйте больных без присмотра и не передавайте никому, кого лично не знаете, без предъявления документов, – говорю коллегам.
– А если сомневаешься?
– В каждом коридоре дежурит охранник. Позовите его. При необходимости вызывайте полицию, – отвечаю и иду проведать несчастную девушку.
Нам уже доставили из терапии её карту. Тамара Симоненко, 20 лет.
– Её лечащий врач сказала, что девушка исчезла до обхода? – спрашивает Артур.
– Она сейчас даёт показания. Грозовой вызвал полицию. К сожалению, в терапии никто не видел того человека, которого видела Дина Хворова.
Продолжаю слушать Тамару.
– Она так и не очнулась, – вздыхаю.
– И вряд ли очнётся, – замечает Куприянов. – Я почитал её карточку. Она поступила после автотравмы десять дней назад. С нулевой энцефалограммой.
– Боже мой… – произношу расстроенно. Такой показатель означает лишь одно: у девушки не функционирует мозг.
– Семья согласилась, чтобы её отключили от аппарата искусственного дыхания и перевели на длительный уход, – рассказывает Артур. – Они надеялись на чудо. Послушай, может, стоит проверить по камерам видеонаблюдения?
– Беда в том, что они хоть и стоят, но запись не ведётся. Как назло, что-то там случилось пару дней назад с сервером, мне Грозовой рассказал, – отвечаю. – Я спросила Дину, как тот тип выглядел. Сказала, среднего роста, лет 30-35.
– На томограмме небольшой разрыв селезёнки, – говорит Куприянов. – Я звонил по этому поводу в хирургию. Там хотят сделать ревизию.
– Будут оперировать?
– Девушке это мало поможет. Но Заславский боится судебного иска. Сам посуди: за жизнь пациентки мы несём полную ответственность, а тут такое…
– А ты что думаешь?
– Это лучше, чем ничего, – отвечает Артур.
Мы вызываем младший медперсонал. Они увозят Тамару в хирургическое отделение.
– Эллина Родионовна, Ларисе Романовне, той старушке с особыми духами, стало хуже. Доктор Званцева хочет сделать томограмму, – приходит медсестра.
Спешу в палату. И что же? Маша стоит с флакончиком в руках, нюхает его и спрашивает:
– А это как называется?
– Блин, забыла… – пациентка берёт пузырёк, тоже принюхивается. – На языке вертится…
Прерываю их светскую беседу. Отзываю Машу в сторонку.
– Лариса Романовна меня тревожит. У неё немного спутано сознание, – говорит она. – Хорошо бы сделать томограмму. Прости, мне надо уйти, у меня ещё больные…
– Хорошо, я посмотрю.
– До свидания, Лариса Романовна, – говорит Маша.
– Близость.
– Что?!
– Это название препарата, – улыбается старушка, демонстрируя флакончик.
Маша хихикает и уходит. Качаю недовольно головой. Какой только ерундой люди ради заработка и от скуки не занимаются!
– У вас болит голова? – спрашиваю Ларису Романовну.
– Здесь душновато.
– Ваши духи лучше убрать. У некоторых слишком сильный запах.
– У вас очень узкий нос, – говорит старушка.
– Правда?
– Всё понятно, – кивает она седой головой. – Размер ВНО зависит от объёма носовой полости.
– Что это такое? Вомероназальный орган – это узкие мешочки длиной в несколько миллиметров, выстланные чувствительным эпителием. С его помощью человек улавливает гормональные сигналы, – поясняет пациентка. – Вас привлекает противоположный пол?
– Скажем так: я его замечаю, – стараюсь не улыбаться слишком широко.
– А на привязанность вы способны? – интересуется она дальше.
– Следите за пальцем, – вожу им туда-сюда мимо её глаз. – Вы не чувствуете слабость? Онемение?
– Люди со слабым ВНО часто не реагируют на окситоцин, а это гормон, который влияет на…
– Знаю, – прерываю её. – На половые функции, уровень доверия, сердце, мочевыделение и так далее.
Старушка морщится, несколько раз мотает головой. Видя это, назначаю МРТ головного мозга. Вдруг пациентка пристально смотрит на меня.
– Доктор Печерская? Вас кормили грудью?
Ничего не отвечаю. Улыбаюсь и ухожу.
