Глава 66
Моё предположение настолько не даёт покоя, что, когда останавливаюсь на парковке возле дома, сразу звоню Борису. Мне почему-то кажется, это именно его пальто я видела возле клиники. Интересно, каков будет его ответ? У него с сестрой настолько нежные отношения? Меня даже в дрожь бросает от подобного предположения. Фу!
Борис отвечает практически сразу, и я слышу фоном стук колёсных пар.
– Да, привет, – говорит он сонным голосом. – Что-то случилось?
Здороваюсь и отвечаю, что просто соскучилась и захотела позвонить. Попутно спрашиваю, где он.
– Еду в Москву по делам. Хотел на самолёте, но билетов не было. Пришлось на поезде. Вот, скоро уже буду в столице. Ты прости, что мы с тобой так редко видимся последнее время. На работе такой завал…
Я говорю, что прекрасно понимаю. Мол, у самой то же самое. Желаю удачи, прощаюсь. Кладу телефон в сторону. Вот значит как. Получается, на парковке был не Борис. Тогда кто? Попутно продолжаю заниматься домашними делами. После няни осталась небольшая гора неглаженого детского белья, – Роза Гавриловна спешила на день рождения, – поэтому беру утюг и привожу вещи в порядок, попутно пытаясь разгадать секрет пальто.
Но в голову так ничего и не приходит. Перебрав несколько фамилий, оставляю эту идею в покое. Может, завтра получится.
***
– Захар Молочников, 32 года, колотая рана груди, – рассказывает медсестра, когда вхожу в палату на следующее утро. – Упал на арматуру во время бега трусцой. Давление 95 на 65, пульс 120. Слева дыхание ослаблено.
– Дышать больно, – слабым голосом произносит мужчина.
– Будем делать плевральную пункцию, – сообщаю коллегам.
– Где моя жена? – интересуется пострадавший.
– Не волнуйтесь, мы её уже вызвали. Едет сюда.
– Это она виновата, – говорит Захар недовольным тоном.
– Кто?
– Моя жена. Заставила меня бегать по утрам. Лучше бы лежал на диване.
– Лена, набор для пункции, – прошу медсестру.
– Заладила: «В такой чудесный денёк нельзя сидеть дома», – мужчина произносит цитату нарочито писклявым голосом, видимо пародирует свою вторую половину. – Последний раз её послушал!
– Захар, расслабьтесь, – прошу его, видя, как мужчина явно слишком злится.
– Что здесь? – входит Данила Береговой.
– Колотая рана в шестом межреберье.
– Может быть затронута брюшина, – задумчиво произносит коллега. – Нужен ультразвук.
– Живот мягкий, безболезненный, – делаю пальпацию. – Здесь только плевральная.
– Точно неизвестно, – качает головой Данила.
– Я пунктировала. Дренажный мешок.
– Давление 110. Селезёнка не может быть задета, – рассуждает Береговой.
– Лучше перестраховаться, – замечаю я.
– По дренажу отошло двести кубиков, – показывает медсестра.
– В брюшной полости жидкости нет. Ну, что я говорил? – улыбается Данила.
Какое-то сегодня у него соревновательное настроение.
– Скажи, у тебя есть пальто? – спрашиваю будто между прочим.
– Нет, я такое не ношу, – отвечает Береговой. – Почему спрашиваешь?
– Да так просто… Подумала, у меня тоже нет. Может, купить? Ладно, не обращай внимания. Всё-таки мне кажется, – показываю на пострадавшего, – что может быть задета диафрагма.
– Я этого не исключал, – парирует Данила.
– Так мы везём его в оперблок? – спрашиваю его.
– Я сделаю лапаротомию и проверю диафрагму.
Пока мы перебрасываемся репликами, Захар с интересом переводит взгляд с одного врача на другого. При этом даже немного улыбается. Кажется, наш диалог его скорее забавляет, чем настораживает. Обычно происходит иначе: чем больше говорят доктора, тем сильнее начинает нервничать пациент. Особенно если в речи звучат термины на латыни.
– Лапароскопию делать намного безопаснее, – замечаю Даниле.
– Так можно пропустить ранение органов малого таза, – отвечает он.
– Может, вы наконец договоритесь? – не выдерживает и спрашивает медсестра.
Переглядываемся с Береговым. Да, верно. Кажется, увлеклись. Нам удаётся прийти к общему знаменателю, сразу после этого заглядывает человек, увидеть которого здесь я ну совершенно не ожидала.
– Эллина Родионовна, можно вас? Мне нужна помощь.
Ольга Васильевна Тихонькая собственной персоной! Надо же. Выхожу и спрашиваю, что случилось. Она смущается, скрестила пальцы перед собой и мнёт их, похрустывая суставами.
– Что случилось?
– У меня болел живот, а теперь ещё кровь.
– Это не месячные?
– Нет, я беременна, – отвечает Тихонькая, отводя глаза. – Простите, что обращаюсь к вам…
– Почему не к специалисту? Я же не гинеколог.
– Понимаете… я много раз слышала о вас только положительные отзывы, – смущённо и нервно произносит Ольга. – В общем, я больше никому не доверяю.
– Хорошо, пойдёмте, – веду девушку на осмотр.
Укладываю её, начинаю делать УЗИ.
– Ну, что там? – Тихонькая продолжает мучить свои тонкие длинные пальцы.
– Не могу сказать. Плохо видно, – отвечаю ей.
– Говорите, Эллина Родионовна, что есть, – с большим волнением произносит девушка.
– Ещё рано делать выводы, – говорю спокойным голосом. – Слишком небольшой срок для этого метода. Я запишу вас на более детальное исследование, хорошо?
Тихонькая берёт протянутую мной салфетку, стирает гель с живота. Он у неё совсем ещё плоский, беременность пока абсолютно незаметна.
– Так вы собираетесь его выносить? – спрашиваю её.
– Надеюсь, – робко улыбается Ольга.
– Что говорит ваш молодой человек? Или вас можно поздравить с женитьбой?
Эти вопросы явно ставят Тихонькую в тупик.
– Я не замужем, – отвечает она после короткого раздумья. – А мой парень… Я решила пока подождать. Пусть пройдёт первый триместр. А то вдруг случится выкидыш? Зачем говорить зря.
– Он всё равно хотел бы знать.
– Да, я скажу, скажу. Скоро. Просто сама хочу к этому привыкнуть. У нас всё… очень непросто.
– Хорошо.
Я звоню в гинекологическое отделение, узнаю, когда Ольге могут сделать внутренний ультразвук. Сообщаю ей и отпускаю свою неожиданную пациентку. Лишь когда дверь за ней закрывается, меня осеняет: почему же я не спросила, кто отец ребёнка?! И тут меня словно молнией ударяет: у Ольги же был роман с Никитой Граниным и Данилой Береговым! Получается, кто-то из них в обозримом будущем станет отцом?! Это открытие удивляет меня почти так же сильно, как и желание разгадать, кого я вчера видела в том самом пальто.
Иду в регистратуру, беру следующего пациента. Годовалый малыш с игрушкой в руке, на коленях у молоденькой мамочки, ей на вид лет 20, не больше. Он смотрит на меня с интересом, его мама, как и все родительницы в таких ситуациях, немного нервно и с надеждой. Мы знакомимся, малыша зовут Петя, его маму Людмила.
– Он часто плачет? – спрашиваю её, осматривая ребёнка.
– Довольно-таки, – соглашается она. – Как-то… куксится. И срыгивает часто. Наверное, животик болит.
– В весе потерял?
– Думаю, да. Правда, я не взвешивала. Но заметила: раньше штанишки сидели туго, а теперь болтаются.
– Где вы живёте?
– На Четвёртой Советской, около Овсянниковского сада. В шестиэтажке.
– Дом старый?
– Да, начала XIX века. Потомственные тараканьи владения, – смеётся Людмила.
– Краска отстаёт? – спрашиваю её.
– Повсюду, – слышу в ответ. – Уж мы что только не делали. Пробовали обои, отваливаются из-за сырости. Пришлось красить, так и она не слишком держится.
– А Петя любит брать её в рот, верно? – делаю неожиданное предположение.
– Иногда случается, – продолжает улыбаться мамочка. Кажется, само присутствие их в больнице уже поправило ей настроение. Надежда на помощь – вещь сильная.
– Его проверяли на свинец? – задаю следующий вопрос.
– На свинец? – удивляется Людмила. – Нет.
Улыбка пропадает.
– Что с ним, доктор? – спрашивает уже чуть тревожно.
– Мы сделаем анализы и постараемся это выяснить, – пишу назначение и отдаю медсестре. – Не исключено, что Петя отравился свинцом, которого много в отстающей краске. Результаты будут завтра, но кое-что мы поймём уже по общему анализу.
– Как скажете, – соглашается Людмила. – Только вылечите его, пожалуйста.
– Мы сделаем всё возможное, – отвечаю с ободряющей улыбкой.
Этот случай мне становится интересен с клинической точки зрения. Потому спустя некоторое время иду в лабораторию, а заодно приглашаю с собой Майю. Цель двоякая, естественно. Во-первых, пусть учится дальше, поскольку здесь она практикант, а не Мата Хари. Во-вторых, вероятно, мне удастся с её помощью раскрыть «тайну тёмно-синего пальто», как я прозвала её про себя.
Оказавшись в лаборатории, смотрю в электронный микроскоп и объясняю Майе:
– Высокая концентрация свинца может вызвать нарушение морфологии клеток крови. Вот она, видишь? – показываю практикантке.
– Не совсем понимаю, – честно признаётся она.
– Эритроциты бледнее, чем в норме, – поясняю. – Это признак анемии, то есть…
– … снижения уровня гемоглобина в крови, – продолжает Майя, стараясь видимо мне доказать, что не зря получила высшее медицинское образование. – Это происходит из-за недостатка железа.
– Верно.
– Железо необходимо, чтобы доставлять кислород в ткани.
– Точно. У анемичных детей железа мало, и поэтому свинцу легче прикрепиться к эритроцитам. Как видишь, дети вроде Пети подвергаются двойному риску.
– Почему?
– У многих ребятишек анемия из-за неправильного питания. Они же часто вступают в контакт со свинцовой краской.
– Потому что живут в старых домах, – предполагает Майя.
– Да.
– Значит, у мальчика отравление свинцом?
– И, похоже, довольно сильное, – делаю окончательный диагноз.
Поговорить о том, что было вчера на парковке, не удаётся. Я слишком хорошо воспитана, чтобы лезть к человеку в личную жизнь. Это бестактно, и сама очень много пострадала от этого в те времена, когда половина Волхова шушукалась за моей спиной, а вторая презирала за интерес к «сыну мэра», называя «меркантильной дрянью из нищебродской семейки, решившей поправить своё финансовое положение за счёт богатенького мажора». Мне порой подобное говорили в лицо, и это было страшно обидно.
Потому просто возвращаюсь в отделение, и когда сижу в кабинете, дверь осторожно приоткрывается. Заглядывает Карина с малышом на руках.
– Эллина Родионовна, – говорит шёпотом.
– Что случилось? – смотрю на девушку с опаской. Вдруг у неё снова приступ шизофрении?
– Если я сделала что-нибудь не так, вы же меня полиции не сдадите? – с опаской спрашивает она, втекая в кабинет.
Машинально смотрю на маленького. Он розовый, упитанный, сопит носиком, – спит. Значит, с ребёночком всё хорошо.
– Мне никто не показал, как его купать, – признаётся Карина с виноватым видом. – Я смотрела ролики в интернете, но… мне страшно. Я не знала, как быть и что делать. Боялась глупо выглядеть.
– Вы сделали всё правильно: пришли и спросили.
Вызываю к себе Катю Скворцову. Объясняю ситуацию и прошу показать Карине, что и как делать. Девушка, счастливая, что ей помогли, уходит. Я думаю о том, как всё-таки у нас всё неправильно в плане образования: роженицы всё должны узнавать из интернета. А ведь там много всякого, порой вредного. Лучше бы в старших классах школы рассказывали и показывали. Как пеленать и купать малыша, например.
Ловлю себя на мысли, что бурчу, как старушка на лавочке у подъезда. Становится смешно. Но радоваться долго не получается. Звонит Ольга Тихонькая. Я думала, что по делам клиники, она всё-таки заместитель начальника отдела кадров. Выясняется: боится идти на исследование и просит меня морально поддержать. Что ж, коллегам отказывать у нас не принято. Даже тем, с кем раньше были шероховатости в отношениях.
Поднимаюсь в отделение гинекологии. Ольга, увидев меня, радостно и облегчённо улыбается. Доктор готовит её к процедуре. Пациентка стоически его переносит, хотя видно по лицу, – волнуется.
– Вот оно, – показывает диагност на монитор. – Ясное сердцебиение.
– Вы уверены? – робко спрашивает Тихонькая.
– Безусловно.
Девушка выдыхает с улыбкой.
– Слава Богу!
– Гарантию успеха дать не могу, но это добрый знак, – замечает врач.
Прощаюсь с Ольгой, пожелав ей удачи. Интересно всё-таки, кто её?..
Иду по отделению, останавливаюсь около приоткрытой двери одной палаты. Оттуда доносятся какие-то странные запахи. Захожу. На койке сидит симпатичная старушка, рядом на тумбочке чемоданчик, в нём множество красочных пузырьков с яркими наклейками. Вокруг сгрудились медсёстры, вижу ещё Машу и Лидию Туманову. Что-то обсуждают с улыбками, хихикают, как школьницы.
– Это феромоновая приманка, – рассказывает незнакомка. – Она без ароматических добавок. Чистые синтетические феромоны для максимального усиления биологических сигналов.
– Надо испытать это на моём, – говорит одна из медсестёр.
– Нет, – говорит старушка. – Для мужа лучше подходит вот эта вещь, – показывает флакончик в виде пирамидки. – У него сандаловый аромат, но эффект очень сильный.
– Приятно, – замечает Маша. – А ведь вообще-то я духи не люблю.
– Это не духи, – разубеждает её незнакомка. – Это вещества информационно-химического воздействия!
– Именно из-за феромонов нам нравятся определённые люди, – в качестве ликбеза говорит Лидия.
– Что здесь происходит? – подхожу ближе.
Стайка медработников тут же испаряется. Остаётся только Маша.
– Это Лариса Романовна, 73 года, – начинает докладывать она. – У неё был приступ одышки. В анамнезе мерцательная аритмия и эмболический мозговой криз два года назад. Сейчас получает два сердечных препарата, они там указаны.
– У меня был малюсенький инсультик, и всё, – добавляет старушка. – Я тогда курила, как паровоз. Просто переволновалась, у меня сегодня встреча с директором супермаркета.
– Лариса Романовна хочет уйти, но я бы положила её для наблюдения, – говорит Маша. – Одышка ушла, но возможна стенокардия.
– Ну что вы, – замечает пациентка. – Говорю же: я молода для этого.
– Думаю, госпитализация пока ни к чему, – делаю вывод. – Но мы сделаем ЭКГ и понаблюдаем вас, а также сделаем некоторые анализы.
– Но как же моя встреча? Понимаете, я сама делаю духи и продаю их.
– Чем больше вы заняты, тем вы им интереснее, – говорю в ответ.
Интересно, зачем Маше понадобились духи с феромонами? Неужели попытается их каким-то образом использовать, чтобы вернуть Данилу? Она, как медик, должна бы знать, что нет сведений, что кому-то удалось получить человеческие феромоны в чистом виде. Поэтому все подобные «примочки» – это лишь маркетинговый ход для заработка на доверчивых людях.
Сегодня у меня уже три вопроса скопились. И ни одного ответа. Ну, по крайней мере, Борис остался вне подозрений. Зато под них, уже по поводу Ольги, попали другие люди. Как же хочется расспросить Данилу! Вдруг он догадывается, что станет отцом? Нельзя. Если об этом узнает Маша, их отношениям, и без того испорченным, конец. Мне бы очень этого не хотелось. Они прекрасная пара, и у них есть перспективы, я уверена.
– Элли? – из задумчивости меня выдёргивает голос Гранина.
– Да, слушаю, – машинально отвечаю в смартфон.
– Зайди, пожалуйста, разговор есть.
Час от часу не легче.