И вдруг ей стало страшно… Каким-то непостижимым девчоночьим чутьём – безошибочное это чутьё появляется в самых сокровенных глубинах сердечка, и, наверное, всего девчоночьего естества в самый момент рождения – уловила Любаня то извечное, сильное… мужское, что промелькнуло в глазах Стрижакова, когда он смотрел на её тяжело и мягко упавшие волосы… Любаня ещё не знала, лишь сердечком чувствовала, что такой мужской взгляд – начало всех земных начал…
И – будто жаром жарким плеснуло в девчонку. От испуга ослабели коленки, с которых она так смело и дерзко приподняла короткую юбку и выставила их под его взгляд.
Ромка Фомичёв тоже так смотрит на неё… Но на Ромкины взгляды Любаша отвечает обычным девчоночьим кокетством и насмешками – как и положено.
Это – Ромка Фомичёв. А Стрижаков…
Как хорошо, что теперь коленки прикрыты его курткой. Дрожащими руками Любаня быстро, как попало, собрала волосы, заколола их шпильками. Жалко и беспомощно взглянула на Александра Андреевича. А он тоже вспыхнул, – казалось, ещё больше потемнело его смуглое лицо… Понял, что происходит с девчонкой. Последними словами ругал себя, что так напугал её своим взглядом.
Потянулся за сигаретами, но курить не стал: Любаша прикрыла глаза. Пусть поспит девчонка, – ехать ещё около часа.
Остановил машину около шахтёрского общежития. Люба сдержала прерывистый, какой-то горький вздох. Подала ему куртку, сама открыла дверцу и спрыгнула на дорожку:
- Спасибо, Александр Андреевич.
И убежала в общежитие.
Стрижаков уехал не сразу. Курил в машине, смотрел на освещённые окна общежития.
А Любаша не включила свет в своей комнате. Чуть отодвинула занавеску, какое-то мгновение не дышала, – словно боялась, что он там, в машине, расслышит её дыхание. А потом не замечала своего отчаянно-умоляющего шёпота:
- Господи!!! Пусть он уедет! Господи!.. Пусть он поскорее уедет!..
А в душе у Стрижакова будто застыла какая-то неосознанная тревога, с которой он ничего не мог поделать.
Когда Стрижаков работал ещё горным инженером, на «Ясеневской» случился взрыв метановоздушной смеси. В пятой западной лаве почти сутки оставались мужики. Стрижаков с горноспасателями не поднимались на-гора, разбирали завалы. Тогда сердце тоже, казалось, заледенело от тревоги: не обрушилась, выдержала ли кровля…
(Кто уверен, что хорошо знаком с шахтёрской терминологией, – искренняя просьба: не злобствовать и не выражать яростную недоброжелательность. Просто пропустите примечания. Автор даёт их для тех читателей, кому не известно значение шахтёрских терминов. Лава – это подземная очистная горная выработка, в которой производится добыча угля. Протяжённость лавы – от нескольких десятков до нескольких сот метров. Один бок лавы образован массивом угля, другой – специально обрушенной породой; на-гора – исключительно шахтёрский термин. Не на гору! Слово гора в древнерусском языке обозначало вовсе не форму рельефа местности. Гора – это поверхность чего-то, всё то, что находится наверху. Так появился шахтёрский термин: на-гора, на поверхность угольной шахты. На-гора – это наречие, а не существительное гора с предлогом на. Поэтому пишем обязательно через дефис. Подняться на-гора – это подняться куда, а не на что, как можно сказать в случае – на гору. В известной шахтёрской песне есть слова: только тот любит солнце и высокое небо, кто поднялся с зарёй на-гора; кровля в угольной шахте – это горные породы, расположенные над пластом угля, – примечание автора)
Но та тревога была хотя бы понятной.
А теперь – вдвойне тяжелее от этой неосознанности…
В обеденный перерыв Стрижаков убеждал себя, что сегодня ему – ну, совсем некогда идти обедать. И правда, – находились такие дела, что прямо – срочные.
А после обеда в кабинет заглядывал довольный Шалыгин. Счастливо делился с голодным директором:
- Ох, и рассольничек сегодня был у Любани! А на второе – картошечка томлёная. Язык проглотишь. Степаныч правильно заметил.
- Рад за него, – Стрижаков сосредоточенно просматривал сводку ремонта шахтного оборудования.
Шалыгин усаживался напротив, любопытным взглядом окидывал директора:
- А ты чего дурака валяешь, Андреич? Чего в столовую не ходишь?
-Не видишь? Некогда мне, – не поднимал глаз Стрижаков.
Через несколько дней дверь в кабинет директора осторожно приоткрылась.
Густые Любашины волосы собраны под беленькую косыночку, в больших тёмно-карих глазах – будто вина… И – такая простая, ласковая девчоночья забота. А в руках Любаниных – поднос:
- Вот. Борщ не остыл ещё... И котлетки, – очень вкусные сегодня… Вы поешьте, Александр Андреевич.
Пока Стрижаков соображал, куда бы провалиться, она быстро и аккуратно убрала со стола документы, поставила тарелки. Сняла с плечика чистое полотенечко, положила рядом:
- Я потом за посудой зайду.
И вышла.
От запаха борща, от предчувствия того, какая хрустящая корочка у золотисто-румяных котлет мальчишеское счастье так и захлестнуло давно не обедавшего директора. Только взялся за ложку, – чертяка откуда-то принёс Шалыгина. Помощник директора по кадрам и быту удивлённо приподнял брови. Ухмыльнулся:
- Воот, значит, как нынче директора обедают!.. С доставкой, значит. Вот это Любаха. Ну и Любаха!.. Ты, Андреич, хорошо устроился. Барином зажил! А говорил, – с деда-прадеда шахтёр. Разобраться с твоим происхождением надо, Стрижаков.
А борщ красно-оранжево переливался вокруг островка сметаны в центре тарелки. Стрижаков положил на колени Любашино полотенечко:
- Иди ты, Мишка. Дай пообедать, – потом разберёшься с моим происхождением.
- Да я-то – ладно, – сочувственно вздохнул Шалыгин. – А ежели Танюха… Татьяна Павловна узнает, как тебя повариха… обслуживает?
- Не будешь буровить невесть что, – не узнает. О чём тут узнавать! Девчонка – по доброте душевной, а тебе непременно надо придумать. Смету на ремонт общежития составь. Ты давно там был?
- Нуу… – захлопал глазами Шалыгин. – Был… в общем.
- Ещё побывай. И через неделю – смету мне на стол.
-Любка чем-то недовольна? – в догадке сощурился Михаил Семёнович.
- Я недоволен. Там в комнатах побелка требуется. Отопление посмотреть. Снаружи – кое-где перештукатурить. Рамы покрасить. Где надо, – стёкла поменять.
Шалыгин поднялся:
- Да ты обедай, обедай, Андреич. Как там… ремонт ремонтом, а обед – по расписанию. Так ты – пока борщ горячий. А я пойду: дел – немеряно.
А Любаша безутешно плакала в кладовой шахтёрской столовой: ну, почему он – такой красивый, сильный… самый лучший!.. – не захотел, чтобы у него была дочь Любаша…
А раз не захотел… Вот и пусть… узнает! И Танюша его пусть узнает, – когда он… в повариху влюбится. А она как думала!.. Если он мать с Любаней бросил, то прямо её одну на всю жизнь полюбил!
А это мы ещё посмотрим. И в самую подходящую минуту так и скажем: здравствуй, папа…
Конечно, всё ограничится Танюшиными переживаниями про измену мужа. Потому что Любаша скажет: здравствуй, папа.
Но – и у Танюши, и у папы – появятся другие переживания: что вот есть она, Любаша…
И – нечего тут… сопли. Надо действовать по плану.
Марья Васильевна о чём-то горестно вздыхает – второй день. Сегодня устало присела у стола:
- Ну, вот надо ж такому.
- Снова на базу съездить? – догадалась Люба. – Я могу. Они там, поди, соскучились по мне.
- На базу, Любка. Только в этот раз – не за картошкой.
-Так морковка со свёклой и лук… и капуста у нас тоже есть.
-Через неделю на шахте – проверка из Управления.
- Пусть проверяют. У нас в столовой всё в порядке.
- Шахта – это тебе что: только столовая? ВШТ (участок внутришахтного транспорта, – примечание автора)будут проверять… системы вентиляции, водоотлива. Документацию.
- За нами – обед, – поняла Любаня. – Так мы ж постараемся.
- Не обед, а ужин, Любаша. Такая традиция: после проверки едут на нашу базу отдыха. Там и будет ужин. И готовить там надо будет.
Любаша с интересом слушала старшего повара. Про шахтёрскую базу отдыха девчонки в общежитии рассказывали: там всё – прямо по-царски…
- Справимся, Марья Васильевна!
- Справимся… У моего крестника – свадьба. Как раз в эти дни. Меня в Заярном ждут. А тут – проверка…
Любаша чуть растерялась:
-Нуу… Свадьба – дело серьёзное. Не переносить же её из-за нашей проверки! Вы, Марья Васильевна, поезжайте в Заярный: на свадьбу столько всего готовить надо! А я здесь… сама. Вы скажете, что готовить, и я… сама.
- Смелая ты, Любка. Это хорошо: значит, справишься. – Марья Васильевна строго свела брови: – Другое меня волнует, девка. Ты так и строишь глазки директору. Иришка, чертёжница, рассказывала недавно, что ты к нему в шахтоуправление бегаешь. Дойдут слухи до Татьяны Павловны.
Чего и надо, – скрыла усмешку Любаня. Скорее дошли бы до неё слухи.
И вдруг озарило Любаню... Там, на базе отдыха, обязательно будет момент, – после ужина-то, – когда она скажет Стрижакову: здравствуй, папа…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 6
Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)