Автобус свернул с шоссе на грунтовую сельскую дорогу. До тупиковой деревни Захарово оставалось ехать около трех километров. В автобусе ехали только два пассажира: Галина и ее подруга Татьяна. Все остальные вышли раньше, у своих деревень.
— Ну, вот и наше Захарово скоро, — вздохнула Галина, — помнится: сколько же я тут своих каникул провела... Да, считай все школьные, а потом и студенческие, когда тетка жива была. Хорошо у нас тут было! Весело!
— Так это когда было? При царе Горохе. Теперь все отдыхать к морю едут, — сказала Таня. — Вот и мы с тобой, как продашь ты теткин дом, будем ездить каждое лето к морю, наслаждаться... Море — это тебе не речка Вонючка...
— Почему это Вонючка? — обиделась Галина, — наша река очень даже чистая. И рыба водится. И дно — песочек золотой, неглубокая, зато теплая.
— Да все равно с морем не сравнить, — не уступала Татьяна, — море — там курорт, а тут как была деревня, так и осталась.
— Если бы осталась, как была, а то все разъехались... — с сожалением произнесла Галина, — старики поумирали, вот и моя Алла Петровна тоже. А молодым не надо ничего. Ни бора соснового, ни яблок из своего сада, ни ягод, ни птичьего пения, ни свежего воздуха...
— Опять ты за свое. Считай, дом продала. И задаток взяла, так что хватит тебе ныть по прошлому. Его не вернешь. И зачем тебе этот дом? Ты что, одна тут жить собираешься, когда у тебя хорошая квартира в городе? — спросила Таня.
— Ну, деревня тут пока жилая… Многие по одному живут, — начала было Галина, — а мне через год на пенсию.
— Вот именно: пока жилая. А тебе свою жизнь не в отшельниках надо доживать, а на всю катушку: к морям ездить, может, и мужа найдешь. Поживи для себя. Дети выросли, устроены, — не успокаивалась Таня.
— Это да, конечно. Дочки замужем. У них все хорошо. А мне можно и одной пожить. Какое замужество в мои-то годы? — засмеялась Галина. — Ты сама одна сколько лет...
— Я старше тебя на пять лет, не сравнивай. И к тому же была замужем три раза. Четвертого мужа я не вынесу. И речь не обо мне. А ты у нас красавица и умница, характер покладистый. Тебе еще можно рискнуть, — Таня подмигнула Галине и стала смотреть в окошко.
Автобус подъезжал к деревне. Женщины подхватили свои сумки и вышли, как только водитель открыл двери.
В доме пахло сыростью. Но все также приветливо белели занавески на окошках, подзоры на кровати и кружева на иконах.
— Ах, как же тут хорошо... Надо печку протопить, а то спать будет неуютно, — сказала Галина.
— Ага, а я обедом займусь, — кивнула Таня и начала разгружать сумку с провизией.
— Надо на обед соседок позвать, готовь на всех. Ивановну и Семена Ильича, а еще Нину, — сказала Галина.
— Вот и уговорят они тебя тут остаться. Вечно у вас на эту тему задушевные беседы. Может, не стоит?
— Нет, обязательно надо. Отходную. И бутылочку мы же взяли по этому поводу.
— Ну, раз отходную, тогда ладно, — Таня, подхватив ведро, пошла за водой.
Галина затопила печь. Сначала неуверенно, а потом весело затрещали щепки, согревая и воспламеняя поленья. В доме сразу стало теплее от потрескивания дров, от скрипа половиц под ногами, от весеннего слабого и свежего ветерка, врывающегося в маленькую форточку.
Галя выдвинула ящик комода. Этот визит в деревню был последним. Ей хотелось забрать некоторые вещи тетки на память. Она в очередной раз заметила, какой порядок был повсюду у Аллы Петровны. Аккуратно сложенные в ящике комода полотенца, постельное белье и салфетки будто только вчера были тщательно выглажены и уложены в стопочки.
Галя вздохнула и глянула на фотографию тетки, висящую на стене. Та будто бы чуть улыбалась. Гале стало не по себе. Она чувствовала себя предательницей, продавая дом и сбегая с деньгами «на моря».
Открыв второй ящик, Галя увидела белье. Некоторые ночные рубашки и кофточки были куплены впрок, лежали еще с этикетками. Она провела рукой по уложенному белью и вдруг почувствовала под ним что-то твердое. На дне ящика лежала деревянная шкатулка. Галя вытащила ее и открыла. В ней лежали, связанные атласной ленточкой, письма.
Сев на диван, она развязала ленточку и, посмотрев на стопку писем, вздрогнула. Это были ее письма. Галя вспомнила, что в детстве она часто писала тетушке. Тогда не было мобильных телефонов, по стационарным-то и то сложно было дозвониться, поэтому все писали письма, открытки к праздникам.
То, что тетка хранила всю Галину корреспонденцию, для нее стало открытием. Она не удержалась и начала читать.
— Ты что там притихла? — спросила ее Татьяна, хозяйничая у плиты.
— Да, тут... разбираю тетины вещи, так, немного... — откликнулась Галя, едва сдерживая волнение. Она читала свое детское письмо тетке, написанное из пионерского лагеря.
В письме она жаловалась на строгий порядок в отряде, скуку и тоску по деревне.
— Смотри, мое детское письмо тетушке, — сказала она подошедшей Тане, — все-то она сохранила... я теперь вспомнила. Тот единственный раз, когда я ездила в лагерь. И после — только сюда, в Захарово. Ни за что не соглашалась ездить в лагерь.
Таня вздохнула, покачала головой и поторопилась на кухню. А Галина не могла оторваться от писем. Она сквозь слезы читала и читала свои послания тетушке, где жаловалась на долгую зиму, на то, что тянется невыносимо учебный год, и обещала с первых дней каникул приехать в любимое Захарово.
У тетки не было детей, Галя была ее любимицей. Галя помнила, как тетушка всегда говорила о наследовании дома, просила Галю поддерживать хозяйство в порядке и молить о спасении ее, тетушкиной души.
Сейчас эти просьбы Аллы Петровны всплыли в сознании четко, будто бы только что были по-настоящему услышаны.
Галина сидела на диване, складывая письма снова в стопочку, вытирая слезы и вздыхая. Таня подошла и села рядом.
— Ну, что ты, расклеилась совсем? Не надо больше сюда приезжать. Только память ворошишь. Все проходит. И время меняется, и жизнь наша летит вперед, — Таня гладила подругу по спине.
Продолжение читайте в сборнике рассказов Любови Курилюк, Марии Меньшиковой, Елены Шаламоновой и Саши Паулана «Дом, который дарит тепло: твой калейдоскоп счастья. Уютные рассказы» (16+): https://go.ast.ru/a00bs4e
