Кристина Апанович
Адрес статьи: http://naukaverakuljtura.com/османская-империя-и-речь-посполитая-в/
К XVI веку территории, на которые распространялась юрисдикционная власть Восточных патриархатов, были захвачены турками и вошли в состав Османской империи. Согласно К.А. Панченко, «мусульманское завоевание … привело к неслыханной консолидации православных церковных структур… Военная экспансия османов в Восточном Средиземноморье автоматически означала православную духовную реконкисту»[1]. Следствием турецкого завоевания явилась также политическая зависимость Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского патриархов от патриарха Константинопольского, который был назначен султаном главой византийского миллета в пределах Османской империи. Восточные патриархи могли вести переговоры с Портой только через Константинопольского патриарха, который вследствие этого получил возможность влиять на принятие некоторых решений на уровне правительства, а также на замещение патриарших вакансий в Александрии, Антиохии и Иерусалиме.
В православном миллете, в целом, образовалась сложная структура политических, экономических, культурных и религиозных центров, тесно взаимодействующих друг с другом фактически без препятствий со стороны османской власти[2]. Иерусалимские и Александрийские патриархи часто посещали Константинополь и подолгу там жили, участвуя в различных церковных делах и Соборах, на которых решались канонические и богословские вопросы[3].
Время от времени между Восточными патриархатами возникали конфликты, соперничество за первенство и сферы влияния. В конце XVI в. вследствие смут во Вселенском патриархате ведущая роль перешла к Александрийским патриархам – Мелетию Пигасу (1590–1601) и Кириллу Лукарису (1601–1620). После избрания Кирилла Лукариса на патриарший престол Константинополя в 1620 г. туда же переместился и «центр силы» византийского миллета. В то же время самостоятельный центр силы представлял собой Иерусалимский патриархат[4].
Одной из главных проблем для Вселенского патриарха Кирилла Лукариса была «активизация римской курии в регионах, которые традиционно принадлежали к сфере исключительного влияния православной церкви»[5]. XVII век – время активной экономической и религиозной экспансии Католичества в Леванте. В период Контрреформации католический мир стремился укрепить свои позиции и компенсировать потери в Северной Европе за счет обращения в Унию восточных христиан. В марте 1583 г. папа Римский отправил на Восток посольство во главе с Леонардом Абелем, целью которого было склонить Глав Восточных патриархатов к воссоединению с Римом[6]. В этом же году в Константинополе была основана иезуитская миссия, которая укрепилась при поддержке Франции в 1609 г. Католики стремились усилить свое влияние в Османской империи посредством миссионерской деятельности, а также вмешательства в избрание Константинопольского патриарха. В 1624 г. Конгрегацией пропаганды веры в столице Османской империи была учреждена миссия капуцинов. В 1625 г. католическая миссия была учреждена в Халебе, крупнейшем экономическом центре Сирии. Помимо того в Риме были открыты коллегии (Греческая, Маронитская и др.) для подготовки папских «агентов влияния» из среды восточно-христианских народов. Зная о бедственном положении Православной Церкви, католические ордена строили в Леванте бесплатные школы для греческих юношей, библиотеки, госпитали, занимались проповедью, в результате чего постепенно складывалась прокатолически настроенная прослойка православного населения. Сеть римских епископий покрыла весь православный Восток[7].
Одновременно происходило экономическое проникновение в Левант европейских государств и «сложение арабо-христианской торгово-предпринимательской прослойки». Формирование нового купечества осуществлялось под покровительством европейских консульств, последствием которого являлось принятие Унии[8].
Православная Церковь оказалась безмолвной перед вызовом Католицизма. Тяжелый экономический гнет, которому подвергались православные (как, собственно, и мусульмане) в Османской империи, упадок церковного просвещения, с одной стороны, практически неограниченные полномочия греческой православной иерархии и фанариотов, явившиеся причиной деморализации отдельных представителей православного духовенства и злоупотребления ими властью, с другой стороны, привели к кризису Восточной Церкви. Богословская наука в Восточной Церкви пришла в упадок и не могла противостоять активизации католической миссии среди православного населения.
Кризисные явления в Восточной Церкви первой трети XVII в. оказали влияние на внешнеполитическую деятельность Константинопольского патриархата.
В Османской империи Вселенские патриархи имели неизмеримо большее значение, чем предстоятели других Восточных патриархатов – Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского. Однако «воплощать в жизнь долговременную политическую стратегию» в сфере внешних контактов с «северными единоверцами» более успешно удавалось иерархам с Арабского Востока. Внешнеполитической активности Вселенского патриархата препятствовали частые смены патриархов, борьба за власть архиереев и различных группировок, атмосфера интриг и доносов в Фанаре, в то время как положение, к примеру, Иерусалимского патриархата отличалось большей стабильностью[9]. Необходимо, однако, отметить, что внешние связи Иерусалимских и Александрийских патриархов были тесно переплетены с политикой Константинопольского патриархата.
С 1619 г. начинают возрождаться активные русско-восточные контакты. Отношения Московского государства с Восточной Церковью не ограничивались участием патриархов Леванта в русских церковных делах и царскими пожалованиями («милостыней») восточным единоверцам. Высшие иерархи византийского миллета поставляли в Москву информацию о положении дел в Восточной Европе и Средиземноморье, консультировали царских послов в Константинополе. Центральными фигурами в системе контактов Восточных патриархатов с Московским государством в данное время являлись Вселенский патриарх Кирилл Лукарис и Иерусалимский патриарх Феофан. Оба иерарха были лояльно настроены по отношению к османской власти и враждебно – к католическому миру, результатом чего явилось их содействие русско-османскому союзу против Речи Посполитой[10].
Антиохийский патриархат в первой трети XVII в. практически не был вовлечен в систему русско-восточных контактов, чем отчасти объясняется и отсутствие связей с Киевской митрополией. (Все посольства православных из Османской империи в Московское государство проезжали через восточнославянские земли Речи Посполитой)[11].
Контакты Восточных патриархатов и Киевской митрополии с Московским государством в первой трети XVII века имели исключительное значение. Утверждение царского титула за Иваном Грозным со стороны Константинопольского патриарха и Константинопольского Собора в 1562 г. означало признание ими русского царя законным преемником и наследником византийских императоров. Это влекло за собой новые обязательства русского самодержца – сохранение православной веры и борьбу с её 3врагами. Согласно Н.Ф. Каптереву, с этого момента «все народы православного востока стали смотреть на Московского царя, как на главу и представителя всего Православия, как на их единственную и естественную опору и защиту; на нем опочили теперь чаяния покоренных турками народностей о возвращении себе прежней свободы и независимости»[12]. Таким же образом воспринимало русского царя православное население на восточнославянских землях Речи Посполитой. Подтверждение в Москве патриаршества Константинопольскими Соборами 1590 и 1593 гг. усилило восприятие Москвы в качестве Нового Константинополя – столицы православного царства и всего христианского мира, а Московского государя – как Нового Константина. Не случайно в это время окончательно утверждается аналогия Москвы с Третьим Римом и сопоставление Московского патриарха с Папой Римским до его отпадения от православной веры.
Все это вызвало опасение королевской власти Речи Посполитой по поводу возможного отторжения восточнославянских земель и присоединения их к Московскому государству и в какой-то мере обусловило введение Брестской Унии (1596 г.) в Речи Посполитой[13].
[1] Панченко, К. А. Ближневосточное Православие под османским владычеством. Первые три столетия. 1516–1831 / К. А. Панченко. – М. : Индрик, 2012. – С. 102–103.
[2] Там же. С. 290.
[3] Там же. С. 291.
[4] Там же. С. 297.
[5] Асташин, В. В. Константинопольский патриархат в международных отношениях первой трети XVII века : дис. … канд. ист. наук : 02.00.03 / В. В. Асташин. – Волгоград, 2001. – Л. 51.
[6] Панченко, К. А. Ближневосточное Православие под османским владычеством… С. 428.
[7] Асташин, В. В. Указ. соч. Л. 42, 46; Панченко, К. А. Ближневосточное Православие под османским владычеством… С. 423–425; Bouman, C. A. Kościoły pochalcedońskie w Imperium Osmańskim / C. A. Bouman // Historia Kościoła : w 3 t. / H. Tuchle, C. A. Bouman ; kom. red. : L. J. Rogier [et al.]. – Warszawa, 1986. – T. 3 : 1500–1715. – S. 279.
[8] Панченко, К. А. Ближневосточное Православие под османским владычеством… С. 425–426.
[9] Там же. С. 297, 346.
[10] Панченко, К. А. Ближневосточное Православие под османским владычеством… С. 355–359.
[11] Там же. С. 361, 406.
[12] Каптерев, Н. Ф. Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях / Н. Ф. Каптерев. – М. : тип. Л. Ф. Снегирева, 1885. – С. 30.
[13] Успенский, Б. А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление) / Б. А. Успенский. – М. : Языки русской культуры, 1998. – С. 517, 495–496.