Черный день пришел в Киев той ранней весной 1010 года, от рождества Христова. Тоскливо голосили колокола, не менее тоскливо вторили им голоса плакальщиц, наводнивших в тот день княжеский терем.
Князь Владимир сидел у гроба своей дорогой Анны и крупные мужские слезы стекали по щекам, утопая в густой бороде. Кроме Владимира и покойницы в горнице больше никого не было - всех услал князь, хотел побыть последние мгновения на едине с женою. Казалось, что княгиня Анна просто прилегла отдохнуть и скоро откроет глаза, побежит опять по своим многотрудным делам. Как родила Анна сыновей, Бориса и Глеба, как оправилась немного от родов, так и проснулся в ней источник кипучий, творить дела Богоугодные. Торопилась так, словно боялась не успеть. Всяк в Киеве знал - с бедою ли, с хворью, примет княгиня каждого, каждому поможет. Может благодаря тому и смирялись легко люди с новой Христовой верой, со строительством церквей и засилием попов, хлынувших на Русь из далекой Византии. Первый митрополит Киевский, Михаил, прибывший на русь вместе с Анной, умер несколько лет назад и на его место поставил Владимир Феодора, делами доказавшего усердие и рвение в вере. На помазание Феодора приезжал архиепископ из самой Византии и нарек Феодора Иоанном, не подозревая, что для него это имя было уже третьим. Под этим именем и узнала его вся Русь. Часто захаживал митрополит Иоанн в княжий терем, держать совет с княгиней Анной, чью мудрость и рассудительность почитал. Владимир знал, что сейчас Иоанн, вместе с остальными, дожидается снаружи дозволения войти, чтобы прочесть над усопшей все необходимые ее душе молитвы.
Владимир понимал, что пора уже дать совершить над женою требы и предать земле, но никак не мог заставить себя отвернуть от нее лицо. Он совершенно потерял счет времени и не представлял бдит ли он тут в одиночестве час, или несколько дней. Никто пока не осмеливался нарушить его покой и князь продолжал сидеть, глядя на любимое лицо.
Он не увидел, но почувствовал, как кто-то тихонько вошел в горницу. Повернул голову, собираясь уже отчитать того, кто осмелился нарушить его уединение, но увидел перед собой дочь, Добронегу, как величали ее все. Христианское имя Мария, так и не сжилось с ней, только Анна бывало, напоминала дочери, что крестили ее в честь самой Божией Матери.
-Батюшка! - прошептала Добронега и залилась горючими слезами, обратив взор свой к неподвижно лежащей матери.
Слезы младшенькой дочери были для Владимира стократ горше собственных. Он встал, сграбастал девочку в свои медвежьи объятий, повлек прочь.
Едва они вышли за дверь, как вой плакальщиц обрушился на них лавиною. Владимир повел дочь прочь. Хрупкое, совсем еще детское тело, сотрясалось от горьких рыданий, девочка дрожала, крепче вжимаясь в отца. Так и добрались до горницы Добронеги, не разжимая объятий. Мамки кинулись было принять княжну в свои руки, но Владимир цыкнул на них. Сидел с дочерью, пока слезы ее не начали утихать.
-Как же теперь, батюшка? Как без матушки жить будем?
Владимир не знал, что ответить, лишь по голове ее поглаживал.
Добронеге в ту пору исполнилось десять зим. В том возрасте, когда детские черты меняются на взрослые, каждому уже было ясно - будет она похожа на мать и лицом, и норовом. До этого дня, росла она счастливы ребенком, окруженным заботой и лаской, ни в чем не знающем отказа, в окружении роскоши и достатка. Детство ушло в один страшный день, когда княгиня Анна не смогла разрешиться от бремени. После Бориса и Глеба, детей у Владимира и Анны больше не было. И вот, когда уже и перестали надеяться, княгиня понесла. Вот только родиться этому ребенку было не суждено. Промучившись несколько дней, отдала Богу душу и княгиня Анна, оставив безутешными мужа и детей.
Святополк, с годами, все острее ощущал себя чужим в княжеской семье. По малолетству еще не понимал, в чем разница между ним и другими сыновьями князя Владимира, хоть о чувствовал ее остро. А с возрастом пропасть между ними росла, становилась очевидной. Хоть и звался Святополк сыном князя Владимира, никто не скрывал того факта, что рожден он был от князя Ярополка, что прослеживалось даже в его имени. Остальные сыновья Владимира, имена носили схожие меж собой. Вышеслав, Изяслав, Ярослав, Мстислав, Станислав, Судислав... Лишь меньшие, Борис и Глеб, имена получили греческие, но то и понятно - матерью их была византийка-христианка. Имя, схожие со Святополком, больше не носил никто. Много раз просил он мать рассказать ему о князе Ярополке и она рассказывала охотно, с годами приукрашивая образ князя чертами, которые вовсе не были ему присущи...
По мере взросления, росла в душе Святополка уверенность, что князь Владимир лишил его не только родного отца, но и возможности когда-нибудь править Русью. Не зря же услал он его наместником на самую границу Руси, в далекий Туров! Сейчас Святополк уже вошел в пору зрелости. Все ближе был час, когда князь Владимир, коему лет уж было не мало, отправится на вечный покой. Кто займет тогда княжеский престол? Уж не Борис или Глеб, которые все еще под боком у князя живут? Почему не отправил он их, уже достигнувших семилетнего возраста, как других своих сыновей, набираться опыта в волостях? Святополк был уверен, что у него, сына двух князей, больше прав на Киевский престол, чем у остальных княжичей. Кроме Бориса и Глеба, видел он соперником своим лишь Ярослава, сидевшего в Новгороде, где когда-то набирался ума-разума и сам князь Владимир.
А тут еще и наказ от князя Владимира пришел, мол возьми Святополк в жены дочь соседа своего, князя Польского Болеслава, дабы укрепить мир, установленный между Русью и Польшей. Для Святополка, вовсе не охочего до женского полу, женитьба на неизвестной девушке, была совсем не желательна. В отличие от любвеобильного князя Владимира, несмотря на уже приличные лета, Святополк не имел ни наложниц, ни детей внебрачных, и местная знать недобро косилась на него за это.
Поразмыслив немного, Святополк решил, что резон в требовании князя все же есть. Так он и шепотки за спиной закроет, и сможет в будущем рассчитывать на поддержку тестя при надобности, а силы у Польского князя были хоть и несравнимы с русскими, но все же внушительными. Свататься сам Святополк не поехал, отправил пышное посольство. И вот на днях, гонец привез весть, что невеста его, с трудным для языка именем Регелинда, уже на подъезде к Турову.
Княгиня Ирина, мать Святополка, вдали от Киева немного воспрявшая духом, сама вышла встречать невестку. Она радовалась этой свадьбе, надеясь, что хоть теперь заимеет внуков и будет ей отрада на старости.
Из кареты, задрапированной черной тканью, вышла высокая, худощавая девушка. Спину она держала прямо, нос высоко задран кверху. Чувствовалось, что привыкла к повелевать с детства. Была она русоволосой, с длинноватым носом. Окинула немного брезгливым взглядом терем княжича Святополка, словно не под стать он ей.
-Милости прошу! - приветствовала невестку Ирина, успевшая за время жизни в Турове, изучить местное наречие, на котором говорили и в Польше.
Регелинда слегка склонила голову и последовала за Ириной в отведенные ей горницы. До венчания ей предстояло жить под надзором матери Святослава.
В тоже время, в далеком Новгороде, сидел на княжении сын князя Владимира от княгини Гориславы, Ярослав. С той поры, как молитвами Феодора, прошла у него хворь в ногах, минуло много лет, но в душе Ярослава навсегда отпечатался след, того светлого чувства, что испытал он тогда, а Горислава, верная своему слову, отреклась от мирского и вместе со схимницей Анной, бывшей когда-то женой княжича Улеба, помогала всячески со строительством монастыря близ Полоцка. Вотчина Ярославу досталась богатая. Одной только дани в Киев, отправлял он до двух тысяч ногатов* в год, да пушнины, да медов разных, да иного товару, что привозили на Новгородский торг иностранные купцы.
Здесь и женился он на внучке воеводы Добрыни, который за несколько лет, вложил в голову Ярослава все знания, какие только мог и отошел на покой, доверив дом и хозяйство молодой своей супружнице, Ярке. Тяжело приходилось Ярославу и Добрыне в первые годы его прибытия в Новгород. Требовал князь Владимир насаждать новую веру на Руси. А в Новгороде народ своевольный, не раз заставлявший князей русских плясать под свою дудку! Ох и попотели они тогда, но все ж переломили, где силой, где уговорами. И над Новгородом зазвонили колокола и вознеслись к небу островерхие купола церквей.
Внучка Добрыни, в крещении Анна, как и жена князя Владимира, оказалась весьма плодовитой и каждый год ходила беременной. Да вот незадача - прибирал Господь детей в малом возрасте. Только старший, третий по счету ребенок, мальчик, нареченный Ильей, пережил младенчество и был отрадой для родителей, да три дочери подтягивались, как былинки в поле.
Весть о смерти княгини Анны опечалила Ярослава. Хоть и не знал он почти ту, ради кого отец оставил всех своих жен, в том числе и его мать, Гориславу, а все же именно с ней пришла на Русь истинная вера! Да и Ярка, много лет служившая при Анне, много хорошего о ней сказывала, когда помогала жене Ярослава руковОдить хозяйством в княжьем терему.
Долго думал Ярослав и наконец решил поехать в Киев, навестить отца, выразить ему сочувствие. Да и чего греха таить, давненько не бывал Ярослав в стольном городе. Только перед отправкой в Новгород, не на долго, приезжал он к отцу и поражен был величием Киева. Красив был и Новгород, да все не то!
Быстро собрал в дорогу малую дружину Ярослав, не ведая, что запустилась тем самым цепь событий, которые еще долго будут потрясать Русь, унесут за собой многие жизни и перекроят судьбы целых народов...
*Ногата - серебрянная монета, весом около 2,5 грамм.
