"Будем бороться за каждый день", - сказала Анна Владимировна, когда зашла в палату утром на следующий день после второй отслойки. Вчера я весь день провела в родильном, меня стабилизировали, и вот я снова на дородовом, буду сохранять беременность, если удастся.
Впрочем, она, как всегда, была сдержанна в высказываниях, осмотрела меня, послушала сердцебиение малыша, забрала свою стопку историй болезни, и продолжила обход, пошла проверить других своих пациенток.
Потом в палату зашла Татьяна Георгиевна, заведующая дородовым, она сказала, что ситуация сложная, говорила, что вес, конечно, важен, но более важен срок, на котором родился ребёнок, поэтому будет хорошо, если удастся продержаться ещё несколько недель. Чем больше ребёнок проведёт внутри, тем больше у него шансов на нормальную жизнь.
После неё пришла заведующая родильным Наталья Леонидовна, «Очень я за тебя переживаю, сказала она, «у тебя всё осложняется ещё инфекцией, попробуй ещё немного продержаться, не ходи, вставай только до туалета. У нас в прошлом году была женщина с отслойкой, ей удалось протянуть до 31 недели»…
Я не плакала, слёз уже не было, я просто слушала, что говорили мне врачи и думала о том, как же мне ещё продержаться, если бы это от меня зависело. Максимум что я могу, это не реветь, чтобы матка не напрягалась, не было тонуса, чтобы не навредить малышу.
На самом деле у меня было ощущение, что все доктора, которые приходили ко мне в то утро, хотели мне что-то сказать, но не решились.
По телевизору шла какая-то передача, я смотрела в экран, но не видела, что там, я не могла ни на чём сосредоточиться. Старалась не думать, что будет если опять начнётся кровотечение. Старалась думать о чём-то отвлеченном, в какие-то минуты мне казалось, что я вообще зависла и ни о чём не думаю…Книгу и телефон взять привычным способом я не могла, как только я брала в руку телефон и поднимала руку, чтобы поднести его к уху, матка начинала напрягаться и становилась деревянной, поэтому, когда созванивалась со своими из дома, брала трубку, чтобы ответить, затем клала телефон к уху на подушку, а руку опускала вдоль тела. Так я существовала несколько недель, потом капельницы и уколы сделали своё дело, и тонус стал меньше, стало полегче.
Вечером пришёл муж, мы с ним смеялись, он рассказывал что-то смешное по работе, как кто-то из сотрудников чудил, и что-то про Тонечку, как она занимается в садике.
Затем меня ждал ужин и вечерние капельницы, после всего этого наступала ночь и вот тут подступал страх, который днём отходил на второй план. Соседей у меня, с тех пор как у меня нашли инфекцию, больше не было, так что доброй ночи пожелать было некому. Я не выключала свет на ночь, одной в палате было не по себе. Я закрывала глаза и молилась, чтобы сегодня ночь прошла спокойно, и больше не было кровотечения. Иконка Ксении Петербургской, которую принесла мне мама после второй отслойки, стояла на тумбочке и приглядывала за мной, она то, наверное, знала, что будет дальше…