Я отвернулась к стене, прикрыла голову одеялом и тихонько заплакала. Слышала звуки старой пружинной кровати, которая прогибалась под весом Гриши, но не придала этому значения. Только тогда, когда он оказался рядом со мной на кровати, поняла, в чем дело. Варфаломеев лег рядом, обнял меня за живот и приложился к моей шее носом. Ничего не говорил, просто лежал рядом и гладил мой живот. Это успокаивало. Он давал маленькую, но надежду на то, что он все же пожалеет меня. Прощение невозможно, но хотя бы сожаление.
- Повернись ко мне - тихо попросил Гриша.
Я не ответила и не повернулась.
- Пожалуйста, повернись, Ань - попросил он снова.
Я все-таки сделала то, что он хотел. Спасало одно, что в комнате темно и он не мог увидеть моих глаз, которые я даже не должна была поднимать на него. Мне стыдно. Варфаломеев вытер мои слезы, тёплыми пальцами своих рук. Погладил меня по волосам и крепко прижал к себе. И казалось бы, вот оно, наконец-то. Я не одна, рядом сильное мужское плечо, только я этого совсем не заслужила. Я предатель. Я это знаю. Можно оправдывать себя сколько угодно, только это ничего не изменит. Я это сделала. Я знаю, что виновата. А что Варфаломеев плохого сделал мне? Ничего. Он мог прийти сюда и просто убить меня за предательство, но не сделал этого. После моего выстрела он мог стать злым, мог вести себя жестоко, но он лежит рядом со мной, вытирает мои слезы и держит меня, как самого важного человека для него. Как мне это выдержать? Как не винить себя за содеянное и не чувствовать, что совесть уничтожает меня?
- Не забирай у меня ребенка, Гриш. Пожалуйста, не забирай его - я попросила, всхлипывая все сильнее - Я знаю, знаю, что я предала тебя. Понимаю, что сделала тебе. Осознаю и принимаю, что тебе никогда не удастся простить меня... Но ради того, что было между нами, сжалься надо мной. Я не вправе просить тебя, я это понимаю, но я прошу. Прошу тебя не отбирать у меня ребенка. Пожалуйста - я просила о помиловании у Гриши, плача и задыхаясь от собственных слез.
Мне больше ничего не оставалось. Варфаломеев прижал меня еще крепче, гладил мою спину и волосы. Но он не ответил. Можно ли считать это ответом? Я просто обняла его и прижалась к его теплой и крепкой груди. Я так хотела, чтобы он меня понял. Но как это можно понять или простить?! Я бы простила? Если бы он поступил со мной так, как я поступила с ним, смогла бы я простить? Не думаю. Я бы не простила и никогда ему больше не поверила. Я слышала, как быстро билось его сердце. Он был так же неспокоен в этот момент, кто знает, что творится внутри него? О чем он думает? Смогла ли я достучаться до него? Я чувствовала запах его, его тепло. Ощущала его руки на себе. Я лежала, прижималась к нему и лишь сильнее плакала.
- Вот и все. Не рви мне душу своими слезами. Не надо! - сказал Гриша и перестал обнимать меня.
Я тоже убрала свои руки от него и легла на спину. Ему, может быть, неприятны мои прикосновения, а я об этом совсем не подумала. Может быть, я неприятна ему. Но эти его слова о душе... Могу ли я надеяться, что он все-таки что-то, кроме неприязни, чувствует к нему?
- Перестань плакать, не вреди ребенку. И не вреди себе - смягчая тональность голоса, сказал Гриша - Мы в забытой богом глуши. Если тебе станет плохо, здесь даже врача нет, слышишь? - попросил он - Перестань.
Я вытерла слезы и глубоко вздохнула. Действительно, нужно успокоиться. Я повернулась спиной к Грише, положила руку на свой живот и погладила его. Это помогло мне немного успокоиться. Ведь теперь мне нужно думать не только о себе, но и о ребенке.
- Отвернулась. Боже, даже сейчас ты не можешь быть нормальной, даже сейчас показываешь мне свой ужасный характер. Почему ты такая трудная? - сказал Гриша раздраженно.
- Я не трудная. Просто не подумала и коснулась тебя, обняла, прижалась. Извини. Потом поняла, что тебе это может быть неприятно. Я не должна была. Убрала руки и отвернулась - оправдывалась я.
Варфаломеев усмехнулся, повернулся снова на бок и прижал меня к себе. Положил руку на живот поверх моей.
— Да, Анна Самойлова, я с тобой точно свихнусь. Терпения мне. Много терпения, — прошептал Гриша. — Я поражаюсь твоей способности так делать, чтобы я чувствовал себя виноватым. Я клянусь, каждый раз так и чувствую.
— А еще что-нибудь ощущаешь?
— Что еще?! Очень много. Ощущаю, как ты заставляешь мое сердце биться быстрее. Ощущаю, что несмотря на то, что кажусь таким злым, я на самом деле не могу злиться на тебя. Хотя хочу, но не получается. После новости о ребенке я себя странно чувствую. Впервые в жизни испытываю страх, наверное.
— Страх?! — повернувшись, спросила я, оказавшись лицом к лицу с алмазом.
— Да, страх, Ань. Внезапно испугался, что я мог сделать глупости из-за гнева. Был так разгневан на тебя, не знал, что буду делать, когда увижу тебя. Но, когда увидел твой живот, осознал, каких бед мог бы навлечь на нас. Мог пострадать наш ребенок. Мой ребенок.
— Но ты же ничего не сделал, — коснувшись лица Гриши, успокоила его я. — Варфаломеев, послушай меня пожалуйста, ладно?!
— Ладно, — промолвил Гриша, улыбаясь. — Мне об этом говорить очень трудно и стыдно. Я никогда не смогу простить себе то, что сделала тебе. Никогда. Ты не должен прощать меня, это просто невозможно. Но дай мне пожалуйста один маленький шанс, чтобы я могла заслужить немного твоего доверия. Будет сложно для тебя. Сложно снова доверять человеку, который предал. Но если ты позволишь мне, я буду очень стараться, чтобы вернуть твое доверие и тот взгляд, с которым ты смотрела на меня в прошлом. Я не знаю твоих планов, но… Могу ли я попросить тебя не оставлять нас?! Оставайся с нами. Я пойду за тобой куда скажешь. Я постараюсь залечить все твои раны. Мы нужны друг другу. Я постараюсь, чтобы нас хватило. Останься с нами. Пройдет время, возможно, очень много времени должно пройти, я не знаю. Но я хочу верить, что однажды, хоть немного, но смогу искупить свою вину перед тобой, — быстро, словно на одном дыхании, сказала я Грише.
— Как прекрасно ты сказала. "Мы нужны друг другу". Никогда раньше такого не слышал. За душу цепляет, — ответил Гриша и поцеловал меня в губы.
Нежно, без настойчивости, с особым трепетом и нежностью. В этом поцелуе было столько значимости. Это был его ответ. Я смогла задеть его душу, достучаться до него. Эту ночь он не отпускал меня из объятий. Целовал, гладил, ласкал. Я чувствовала, как сильно мы нуждаемся друг в друге. Нам не требовалось говорить слова. Лишь касания и ласка друг друга. Утром я первая проснулась. Я лежала на его груди, а он обнимал меня. Возможно, это было лучшее утро за последние месяцы. Возможно, потому что моя ноша стала немного легче. Или потому, что Варфаломеев выслушал и постарался понять меня. Я прикоснулась своими губами к теплой груди Гриши. Вдохнула его запах. Он наполнял меня надеждой на лучшее. Казалось, что теперь вдвоем мы сможем справиться со всеми трудностями. Я медленно попыталась высвободиться из его объятий, забыв о том, что кровать старая и на пружинах. Конечно же, я разбудила его.
— Куда ты идешь?! — сонно спросил Гриша и вернул меня обратно к себе. Сонно поцеловал меня в шею.
— Пойду, приготовлю что-то. Какое блюдо ты на завтрак любишь?!
— На завтрак я люблю тебя. На обед и ужин тоже. И между ними тоже не отказался бы.
— Даже так?! Хорошо. Тогда у меня есть идея, какое блюдо подать тебе первым. Однажды ты сказал мне, что я готовлю его просто прекрасно.
— Какое блюдо?!
— Сейчас увидишь.
Я выскочила из-под рук Варфаломеева. Убрала с нас одеяло и села на Гришу. Началось проникновенное звучание. Я сигнализировала, что можем справиться с проблемами. Я постараюсь оберегать его от неприятностей. Мои губы нежно целовали его грудь, мой язык рисовал мокрые узоры, на голом теле Гриши. Я опускалась все ниже, оставляя мокрую дорожку. Варфаломеев не отрываясь с интересом смотрел мне в глаза. Он наблюдал за тем, что я делаю и как.
Продолжение следует…
