Зима запорошила метелями да вьюгами. Морозы порой трещали, а порой так разненастится, что и на улицу страшно выйти. Ветер воет, метель в хороводе кружится. Кажется выйдешь, сдует тебя с ног. В такие дни председатель шел Любке навстречу. Разрешал дома оставаться. Да и другим женщинам-бухгалтершам тоже. Ничего страшного не случится, если они день другой дома посидят, переждут непогоду.
Снегу под самые окошки надуло. Иван даже в такие дни ходил в столярку на ферму. Не мог он дома сидеть. В один из таких ненастных дней пришел он домой не в настроении. Ни с того ни с сего накричал на Фросю. Та даже рот от удивления открыла. Что такое, никогда голос не повышал, а тут на тебе. Да ладно бы за что, так не обидно бы было. А тут просто так.
- Иван, ты чего это сегодня как с цепи сорвался. - Обиженно спросила жена. - Чего орешь то?
Иван опять разразился руганью. Единственное, что Фрося смогла понять, что не за это они воевали, что так нельзя делать. Как простым людям жить.
- Так чего все-таки случилось то. Хоть расскажи. А то ругаешься, а из-за чего не понятно.
- Сегодня в красном уголке на ферме народ собрали, кто был. Разговор шел, что страну надо после войны поднимать. Государство вроде как заем очередной раз придумали. Облигации надо будет выкупать. Поют красиво, говорят, что через два года обратно их можно сдать будет. И деньги отдадут назад, еще и проценты приплатят за это. Да вот не верится больно. Да и где эти самые деньги взять, если не дают их. Опять же говорят, что дело это добровольное, принуждать насильно никого не будут. Да кто добровольно-то последние копейки отдаст. У людей вон ребятишки в школу не ходят из-за того что одежонку не на что купить. Какие уж там облигации.
Иван еще долго ругался, досталось всем, и местному начальству, и правителям. Любка только в окошко поглядывала, чтоб не дай Бог кто придет, да подслушает его речи. Так ведь не долго до беды. И не посмотрят, что воевал, здоровье на войну положил отец.
- Тятинька, тише ты кричи. А ну как услышит кто, да донесет куда следует.
- Да пусть доносят, я уж ничего не боюсь.
Потом Иван замолчал. Сам-то он ничего не боится, пусть и на стройку куда сошлют. А Фрося с Любкой. Как они без него останутся. Видно все надо внутри себя держать. Не то время сейчас, чтоб вслух об этом говорить. И опять ему стало горько и обидно. Что за жизнь такая. Не об этом они думали, когда в бой шли, да жизни отдавали.
Как часто и раньше бывало, люди постепенно смирились с неизбежностью. Хоть и знали, что все это добровольное станет принудительным и попробуй не выкупи эти облигации. Житья не дадут.
В феврале распогодилось. Снег валить перестал. В город дорогу накатали. Лучше бы и не накатывали. На легковушках из города начальство зачастило. лекции разные, собрания. Рассказывали людям, сколько страна потеряла за годы войны, сколько много надо восстанавливать, возводить новые заводы. Про облигации вроде и не говорили особо. Так вскользь упоминали, что на таком-то заводе рабочие подписались на месячную зарплату, на другом предприятии - еще больше.
Колхозники слушали и вроде как совесть их мучить начинала. Вон люди, понимают, что страну поднимать надо. А они, что хуже что ли.
Весной в конторе появился такой начальничек. Весь гладенький, причесанный, в ботиночках да костюмчике. Говорил хорошо, вкрадчиво. Молоденький, лет тридцать, а то и меньше. Приехал он с целью колхозников подписывать на эти облигации. Получалось так, что государство пошло навстречу колхозникам. Понимая, что денег у людей в деревнях кот наплакал, разрешили покупать эти самые облигации в счет будущей оплаты, под зерно.
Павел Иванович, так звали этого сборщика, понимал, что работа здесь предстоит долгая, не один день придется потратить, чтоб уговорить расстаться людей еще даже с не заработанным, так сказать наперед. Перво-наперво пришел он в правление, составить списки. Не очень ласково встретил его председатель, ничем не обнадежил. Рассказал, что людям есть нечего. Но понимал он, что плетью обуха не перешибешь. В верхах так решили, а им только подчиняться приходится.
Повел председатель Павла Ивановича в бухгалтерию свою. Пусть там бабенки все списки, какие тому потребуются, напишут. Да еще и на постой надо парня определить. Людей подходящих найти, чтоб не семеро по лавкам было, а тихо да спокойно. Городской человек не привык жить в тесноте да шуме. Пока шел, подумал, что у Любки, пожалуй, самое то ему будет. Ребятишек в семье нет. Фрося бабенка аккуратная, Иван не пьет да не буянит как другие мужики.
Любка как только узнала, что будет делать Павел Иванович в деревне, да потом как услышала, что председатель предлагал ей взять на постой Павла Ивановича, так про себя и решила сразу. Вот человек, который просто подходит по всем статьям для осуществления ее мечты.
Конечно, она сразу же согласилась. Даже с матерью не посоветовалась. Знала, что та, считающая каждую копеечку, не откажет в постое городскому мужику, который обещал платить деньгами. С работы Любка ушла пораньше, чтобы приготовить постояльцу место, рассказала ему, как найти дом.
Фрося была уже дома.
- Мама, у нас постоялец будет жить. Не знаю пока сколько. Он то уезжать, то приезжать будет. Председатель попросил, я и согласилась. Да и деньги лишними не будут.
Фрося охнула, растерялась.
- А спать то куда мы его положим. Кровати то нету свободной.
- Ничего, тятинька на печи поспит, а мы с тобой. А его ко мне сюда за занавесочку. Тут он и поработать сможет, если надо будет. Лампу ему на стол маленькую поставим.
Фрося взглянула на дочку. Удивило ее, что та уж больно заботится о постояльце.
- Любка, сказывай, чего ты задумала. Вижу, что неспроста все это. С чего бы ты так печешься.
Любка обняла мать. Заглянула ей в лицо.
- Не переживай мама. Не знаю я, чего у меня получится. Я сегодня даже Вальке-продавщице позавидовала. Та бы мигом все дело обстряпала. А я не умею так. Может и не получится ничего. Ну ты понимаешь, о чем я говорю.
Фрося села на стул, горестно сложила руки на коленях. Лицо стало каким-то уставшим и печальным. Ну что за девка у нее. Ведь задумала чего, так и не отступается.
- А ну как отец прознает про твою задумку.
- Не прознает. Ты ему ничего не говори только. А то как поднимет шум.
Две женщины, как заговорщицы, еще долго шептались, Иногда у Фроси мелькало в голове, что неладно она делает, не по божески. Но потом вспоминались счастливые Любкины глаза которыми она смотрела на Фиркину Таньку, так здравый смысл отступал на задний план.
Потом пришел Иван. Любка все рассказала ему. Нет, конечно не все. Про свой план она разумно промолчала. Попросила отца, чтоб не приставал к человеку, не дай Бог, не ругал правителей и законы и вообще не высказывал свое отношение к происходящему. Может в душе он тоже против всего этого, но государственный человек, заставили, вот и приходится делать.
Иван только сердито раздувал ноздри. Потом велел Фросе кормить всех ужином. А постоялец придет, так и один поест. Павел Иванович пришел поздно. Он торопился выполнить свою миссию побыстрее. Поэтому и ходил по деревне, пока люди пускали в дома.
Павел Иванович постучался в дверь, прежде чем войти. Этим он несказанно удивил Фросю. В деревне не заведено было стучаться. Поздоровался. Представился.
- Павел Иванович, ты чай есть хочешь. Целый день на ногах. Не побрезгуй, поужинай нашей едой.
- Не откажусь. Мне жена с собой дала еды, так за день, пока бегал, все съел уже.
- Люба, поставь на стол ужин человеку.
Потом Фрося увидела, что постоялец в ботиночках, заохала.
- Ох мил человек, что это ты в деревню то в ботинках приехал. Ноги то, чай, все заморозил. Разувайся давай. На вот пока отцовские валенки одень. Согрей ноги-то.
Павел Иванович и вправду изрядно подмерз пока по деревне бродил. И ноги замерзли, да и пальтишко его модное не таким уж теплым было. Он даже переживал, как бы ему тут не расхвораться. Иван с печи наблюдал, как лебезит его Фрося перед приезжим.
- Вот бабы дуры. И чего она так пластается. Ишь, Любку заставила ужином кормить.
Фрося достала с печи подшитые валенки Ивана, забрала ботинки, поставила сушиться. Павел Иванович сунул ноги в сухое тепло валенок, вздохнул с удовольствием. Тепло-то как. Хорошо. Да и вообще все хорошо. Рядом с ним сидит красивая женщина, кормит его, подливает в стакан горячий чай. Явно смущается, что нет к чаю сахара, но зато подала сушеную свеклу да морковь.
Они разговорились. К тому же Люба оказалась приятной собеседницей. Мужчину даже удивила грамотная речь деревенской женщины. Она видимо много читала, к месту вставляла высказывания классиков. Разговор затянулся. Павел Иванович рассказал Любе о своей семье, о жене и ребенке. Люба осторожно спросила.
- А как жена-то Вас отпускает. Не боится, что измените вдруг ей на стороне или еще чего.
Павел Иванович рассмеялся.
- Я люблю свою жену и никогда ей не изменю.
Иван подал голос с печи.
- Ложитесь-ка спать. Завтра чуть свет вставать.
- И правда, что-то мы долго засиделись. Извините.
Люба показала, где приготовила постель для постояльца, оставила ему на столе зажженную лампу, сама пошла к матери на кровать. Скоро погасла лампа. Фрося уже спала, а может делала вид, что спит. Любка прижалась к матери, как в детстве. Вот было бы хорошо, если ее план удастся. Мужчина видный, аккуратный, умный.
Именно такого она хотела видеть отцом будущего своего ребенка. Только вот как осуществить задуманное. Ее разочаровал ответ, что он любит жену и никогда ей не изменит. Любка вздохнула. Да, соблазнительница из нее была плохая. Не умеет она, не знает, как это делается. Про себя решила, что просто постарается приручить его к себе. Пока ничего не будет предпринимать.
Судя по всему Павел Иванович приедет в деревню еще не раз. Из разговора Любка поняла, что день-то для него был не очень удачный. И народу подписалось совсем ничего. За такое там, в районе, его не похвалят. Только бы снова прислали его, а не другого человека.
На другой день Фрося решительно настояла, чтоб Павел Иванович надел валенки Ивана. Тот сначала упирался, а потом решил, что ну его этот весь форс. Здесь все так ходят, а ботинками своими он никого не удивит. И подписавшихся от этого больше не станет. Потом днем он не раз поблагодарил душевную женщину. Не приходилось приплясывать возле каждых ворот, пока он ждал, когда откроют их сердобольные хозяева. Иногда и не открывали. Тогда Павел делал пометочки, что в этот дом надо идти снова.
Прошла почти неделя. Павел Иванович с нетерпением ждал выходного дня, чтобы уехать домой в город. Он уже соскучился по жене. Хотелось обнять ее, подбросить вверх смеющегося сына. Единственное, что нравилось ему в деревне, это вечерние беседы с Любой. В девушке было что-то необычное, притягательное. Даже хромота ее не портила. Павел Иванович пугался иногда, что задумывается об этой деревенской девушке.
- А вдруг она колдунья - однажды подумал он и испугался. - А что, говорят, что в деревнях есть такие. Приворожит и все, пропал человек. А у него семья. И случись чего, по головке за это не погладят. Да и тесть не последнее место в районе занимает. Он быстро сможет с ним расправится. Пожалуй в следующий раз ему надо попроситься в другую деревню от греха подальше.
Павел Иванович тряхнул головой, отгоняя от себя такие мысли. Ну что за дурь на ночь глядя лезет в голову. Да и Люба не подавала никакого повода для таких дум. Даже какого-то намека не было в их беседах на что-то непозволительное. Павел Иванович задул лампу, повернулся на бок. Завтра еще один день работы в деревне и он поедет домой. И нечего глупостями голову забивать. Спать надо.
