Жить вкусно

Марья вспоминала, как у нее это было раньше. Так отвлеклась с этими воспоминаниями, что даже не заметила, как Саня вышел из военкомата. Он подбежал к матери, увидел, что она какая то не такая. - Мам, ты чего? Чё с тобой. - Саня, ребеночек ворохнулся. Шевелится. Тихонько еще, но шевелится. Саня поглядел на мать и не понял. Ну и что тут такого, шевелится да шевелится. Чему она так радуется. Эх, Саня, Саня, молодой, глупый еще. Ничего то он не понимал. Тем временем Марья спохватилась. - А тебе...

Жизнь в доме Марье разделилась на две части. Она теперь уж почти полностью уверовала, что беременна. Но все равно еще иногда проскальзывало в голове, что может ей это только думается. Отчего она теперь ничего не чувствует такого, все вроде как всегда. Никаких изменений. Ведь не первого носит, она бы поняла уже. Она делилась своими сомнениями с Анной, хотя что та могла сказать. Не было у нее никогда такого, не пришлось испытать ей материнство. Так уж судьба сложилась. И письмо бы Роману надо было давно написать, а то ведь и не знает ничего...

Пришли мать с сыном домой. Нина еще на работе. Дома только Анна. Марья рассказала, как Романа проводили. Вместе порадовались, что не на войну пошел. На стройке то все поспокойнее. Вечером Нина с работы пришла. Увидела Саню, обрадовалась. Она боялась, что сразу его и заберут после экзамена. А узнав, что он еще по крайней мере месяц дома будет, так и вовсе закружилась возле него на одной ноге. - Хорошо то как. Потом , когда Нина осталась с братом наедине, она призналась , что стесняется по вечерам гулять ходить одна...

Марья с Федосьей шли с поля, где сегодня работали. Разговоры, как всегда крутились вокруг детей, семьи. У Федосьи мужик воюет. Был ранен, в госпитале подлечили да снова на фронт. - Петро письмо прислал, пишет, что уж снова воюет. Я то надеялась, что тоже хоть на сколько домой долечиться отпустят, да там видно по другому решили. - Так значит все ладно у него. Вот и отправили на войну. Подружка как то искоса поглядела на Марью. Хорошо ей говорить, Роман то вон уж сколько живет в Лисе. Даже рот было раскрыла сказать это, да опомнилась...

То ли солнышко стало пригревать, то ли Марья с Анной сильно постарались, то ли пришла пора идти на поправку, но через месяц Роман себя чувствовал значительно лучше. Он выходил на улицу и с палочкой прогуливался по деревне. А как подсохла дорога через мост к правлению, отправился туда. Гаврила Никитич оказался на месте. Увидев Романа на ногах, председатель обрадовался. Председатель поднялся ему навстречу, пододвинул стул поближе. Мужчины разговорились. Роман рассказал о своей хвори, а председатель жаловался, что не хватает ему людей, как воздуха...

Только смеркаться начало, улеглись спать. Роман с дороги, устал, чай. Пусть выспится хорошенько. Анна на печи, как всегда, Роман с Марьей на своей кровати. Раньше то все кто-нибудь из ребятишек с ними спал. А теперь вот вдвоем. Выспаться в ту ночь ни Роману, не Марье не пришлось. Оба удивлялись. Вон как соскучились друг без друга, по молодости такого с ними не случалось. А тут даже Марья всю осторожность потеряла. Даже не прислушивалась, как там Анна спит, ровно ли дышит. Может только притворяется...

Брат с сестрой увлеклись работой. Они даже не заметили, что сумерки опустились на землю. Только когда Нина начала возмущаться, что она не видит уже картошку, Саня отступился от работы. Он отпустил сестру домой, сам принялся перетаскивать мешки с картошкой. Надо прибрать сразу, пока сухо и нет дождя. Довольный, что хорошо поработал, зашел в избу. - Чё то матери сегодня долго нету. Совсем заработались видно- вроде как сама с собой проговорила Анна. А Марья вроде только и ждала эти слова. Почти сразу послышались ее шаги на крыльце, распахнулась дверь...

Продолжалось первое военное лето. Жизнь в деревне изменилась. Один за другим уходили здоровые, сильные мужики на войну. В Лисе, как и в других деревнях, бабы стали основной рабочей силой в колхозе. И работать теперь приходилось подольше, и никаких воскресений, и никаких поблажек. Плохо ли, хорошо ли, сенокос поставили. Вывезти сено только все не успели. Жатва подошла. Остались стоять стога на лугах. Теперь уж до зимы, до санного пути. Деревенским бабам к работе не привыкать. Раньше на себя так пластались, с утра до ночи, теперь на колхоз...

Все так же стояла деревня на берегу речушки. Все так же светило жаркое июньское солнышко. Все так же поспевала земляника на лесных опушках. Вроде и не изменилось ничего. Война была далеко. Там рвались снаряды, громыхало орудие. Самолеты с черными крестами заставляли сжиматься сердца людей от страха. А здесь тихо и спокойно. Невесомая красивая бабочка уселась на цветок и покачивается на нем. Мухи назойливо жужжат в траве. Тихо и мирно, и ничего не изменилось. Но это только на первый взгляд. Деревня вдруг словно съежилась, притихла...

Прошел год. Жизнь потихоньку начинала в деревне налаживаться. Люди привыкли работать в колхозе. Хоть и работали, почитай, за палочки, но все же иногда давали какие то деньги, а после того, как сдали государству положенное по плану, получали колхозники то, что насчитывали им за заработанные трудодни. Хоть и не больно много получалось, но все же хватало выживать. Да и люди научились выкручиваться. Мужики зимой на отхожие заработки ходили. Бабы вязали пуховые платки, продавали спекулянтам, ходившим по деревням...

Нина тоже непонимающе уставилась на мать. Что это она ревет то. И баба тоже, как будто горе какое. - Мам, вы чё ревете то? Че взялись в два голоса? - тормошила дочка Марью. Та притихла, только всхлипывала. Подумала , а вдруг девчонку они перепугают с Анной. Она хоть уж большенькая, но больно все к сердцу принимает. Вон как переживала перед праздником. Марья прижала Нину к себе. Как умела, принялась успокаивать. Говорила, что маленькая она еще, не поймет. Да и как она поймет, если в школе даже по праздникам в церковь не разрешают ходить, говорят, что Бога нет...

Дома Романа, как пирога из печи ждали две женщины. Не терпелось узнать, что же такое должно быть, раз даже бумагу написали. Роман только в дверь, а на него в два голоса вопросы посыпались. - Чё выходил то? Чё узнал? Чё там написано? Правду ли бабы баяли про двадцатку? Пока Роман ходил, Марья с Анной все припоминали, кто был в той двадцатке, кто подписывал документы с новой властью. Половину из них они уж и не помнили, а может и не знали вовсе. Люди то ведь не только из Лисы были, а и из других деревень, что к приходу относились...