Андрей незаметно перевёл дыхание. А потом, когда сидели за столом, казалось, не мог избавиться от навязчивых Димкиных слов: отказала ему Верка… Сначала захлестнула какая-то мальчишеская радость: Вера, Верка!.. Ну, разве она могла выйти замуж – за кого-то другого!..
Впервые Чебышев ждал облегчения от самогонки. А с каждой выпитой рюмкой на сердце всё упорнее опускалась, всё сильнее давила какая-то тяжесть. И не пьянел Андрюха, только угрюмее становился.
Лишь через несколько дней, когда поднялись на-гора (на-гора – не на гору! – чисто шахтёрский термин, означает – на поверхность шахты. В древнерусском языке словом гора называли всё, что находится наверху, – примечание автора), и он привычно нашёл окна шахтного коммутатора, вдруг понял, отчего так тяжело на сердце… Лучше бы Вера вышла замуж. Лучше бы согласилась выйти замуж за инженера Коломенцева! С её замужеством определилась бы чёткая грань, за которую нет и не может быть возврата, – грань между прошлым и настоящим… ну, и будущим. А пока Вера не замужем, – прошлое не становится прошлым.
Совершенно не помня строгое предупреждение жены, – если я узнаю, что ты снова видишься с Веркой… – Андрей дождался Веру у коммутатора. Шагнул навстречу:
- Здравствуй, Вера.
Вера растерянно, как-то испуганно оглянулась:
- Мне… идти надо.
-Я сказать хотел… Коломенцев… Анатолий Михайлович, в общем… Он – замечательный человек, Вера. Я слышал, – он тебе…
-И – что из того? – горько перебила Вера.
- Я сказать хотел… У нас с тобой всё в прошлом, Вера. Ничего не исправить… не вернуть ничего. Вот так сложилось. У нас с Леной скоро дочь… ребёнок скоро родится. И тебе надо выходить замуж. А Коломенцев… Анатолий Михайлович… у вас будет хорошая семья.
Андрею казалось, что он говорит очень правильные, убедительные слова. А Вера усмехнулась, пальчиками коснулась ресниц:
- Про Анатолия Михайловича я сама всё знаю. Только… я тебя люблю, одного тебя. Зачем же я буду обманывать его, – хорошего человека… зачем буду обещать ему счастье, которое никогда не сбудется.
- Вера!.. Тебе надо… нам надо забыть…
- Забыть?.. Ты забыл? – Вера подняла на него потемневшие от слёз глаза.
- Значит, забыл, – глухо признался Андрей. – И я, Вера… Я семью не брошу.
-Знаю, что не бросишь. Я просто не могу… до сих пор не могу поверить… Так быстро всё случилось…
-Всё пройдёт, Вера. И… выходи замуж за Коломенцева. Ты полюбишь его.
- Ты полюбил Лену?
Андрей вспыхнул, отчаянно взъерошил волосы:
-Ты не сравнивай. Лена беременна. И наш с ней ребёнок ни в чём не виноват.
Лучше бы она заплакала… Лучше бы пролились эти слёзы, – а то из-за них синие Верины глаза казались непривычно тёмными… А она улыбнулась:
- Знаешь, Андрюша… Я вот только сейчас поняла: если бы ты бросил Лену с ребёнком, я бы не вышла за тебя замуж. Понимаешь?.. Это был бы уже не ты. И, наверное, я бы не смогла любить тебя. Не потому, что не смогла бы простить, – смогла бы… и простила. А любить тебя, – такого… Быть твоей женой и знать, что рядом живёт женщина, которую ты бросил, – с ребёнком…
-Ну… Я ж и говорю: ты другого полюбишь. Обязательно полюбишь, Вера.
- Но ты же не бросил её. Ты не стал другим. И я не могу разлюбить тебя.
- Вера… Не надо об этом думать. И говорить об этом не надо. Всё пройдёт, – повторил Андрей.
Вера хотела что-то ответить, но торопливо застучала каблучками по дороге к посёлку.
… Работали в четвёртую. Самая тяжёлая смена: ночная, и основное рабочее время – после полуночи. Даже бывалые шахтёры, давно привычные ко всему, втихомолку матерятся: кажется, – будто день с ночью местами поменялся, и спать хочется – просто немыслимо.
-Мужики, а там, наверху, снег идёт, – радостно, как пацан, сообщил горный мастер Санька Астафьев. – Я сейчас с диспетчером говорил, с Дрёмовым. Он и сказал, что уже с час идёт, и только гуще становится. Террикон побелел.
И Андрей обрадовался, – и тому, что снег идёт, и какому-то своему предчувствию. Представлял, как невесомые снежинки ложатся на степь, как искрятся на терриконе… А когда время к рассвету близилось, диспетчер Мишка Дрёмов передал в забой, что у Чебышева дочка родилась. Мужики окружили Андрюху, хлопали по плечам, наперебой говорили какие-то простые, но самые добрые и самые нужные ему слова…
И до конца смены была целая вечность. А ещё – доехать до подъёмного ствола, подняться на-гора, сдать в ламповую шахтёрскую лампу и самоспасатель, потом – в душ, потом – автобус в посёлок… В общем, ещё одна вечность, – целую вечность не видеть дочь!.. И Лену. Андрей знал, какие слова скажет жене. Он никогда не говорил ей этих слов, а сейчас ему очень хотелось, чтобы сейчас, в палате родильного дома, она расслышала его шёпот – отсюда, с километровой глубины, сквозь грохот шахтёрской смены:
- Ленка! Лена, Я люблю тебя. Я люблю тебя…
И по-другому быть не могло: этой метельной ночью Лена родила дочку. Снег словно скрыл всё, что у них было до рождения дочки. А весной снег растает, и ручьи бесследно унесут прошлое…
Отец ждал Андрея у шахтоуправления. Обычно скупой на улыбку, сейчас батя сиял:
-Еле уговорил мать с Катериной!.. А им же не терпится, – увидеть кроху! Я уж им – и так, и этак втолковывал, чтоб подождали: надо, чтобы отец первым увидел дочку.
Заехали домой, – мать с Катюшкой ждали их. Катерина повисла на шее у брата:
- Андрюшка! Девочка, девчонка! Я так и знала, что девочка родится!
От мужиков Андрей не раз слышал, что новорождённые дети бывают такими крошечными, что их страшно брать на руки. Сейчас он не помнил эти рассказы, не думал ни о каком страхе, – просто держал на руках дочку, замирал от счастья, – слышал, чувствовал, как стучит её сердечко…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Навигация по каналу «Полевые цветы»