По тревожному выражению лица студентки Андрей Львович догадался, что её что-то не устраивает, но она боится ему об этом сказать. Никитин был уже весьма опытным преподавателем, к тому же про конкретно эту девушку его специально предупредили. У неё имелись свои странности, но потенциал её виден невооружённым глазом — даже кратковременного общения с ней Андрею Львовичу хватило, чтобы понять навскидку, насколько она перспективна.
В начале второго курса Женю Олифиренко к Никитину привёл Зернов, как принято в таких случаях говорить — за руку. Заставил её самостоятельно объяснить, чем бы ей хотелось заниматься. Андрей выслушал, и из этого понемногу родилось техническое задание. Руководство взял на себя сам Петя, объяснив это личной просьбой открывшего талант девушки Саши Неверова.
Это продолжение истории про студентку Женю, ещё школьницей попавшую в 2014 году из Луганску к брату в Санкт-Петербург. Повесть "Сепаратисты", в которой начинается её история: 1 часть. 2 часть. 3 часть. 4 часть. 5 часть.
— А чего он её к себе не возьмёт? — подозрительно уточнил тогда Никитин.
— Он бы и рад, но её интересы ближе к нашему профилю.
— Почему тогда он хочет видеть руководителем тебя, а не кого-нибудь поопытнее?
— Вот ты мне и скажи, что у тебя с ним стряслось, — усмехнулся Зернов. Он подозревал, в чём было дело, но делал вид, что ничего не знал.
Андрей не был особенно настроен рассказывать.
— Мы разошлись по богословским вопросам, — козырнул он известной цитатой.
— Неужели по-разному толкуете одно место у блаженного Августина?.. — картинно вздохнул Петя. Источник этой цитаты он смотрел, но не читал, и даже не был уверен, что в исходной книге эта фраза вообще присутствует.
Год спустя Женя уже оказалась в группе статмода, и на неё сразу обратили внимание все преподаватели кафедры. Зернову стали говорить, что ему очень повезло с первой студенткой в карьере; все стали наперебой давать ему какие-то советы. Пётр Алексеевич всегда был нагловат, поэтому игнорировал все эти советы чуть менее, чем полностью.
Андрей Львович читал у ведущей трети группы, у СМ-СМ, спецкурс по анализу данных на языке R. Женя не каждый раз посещала его пары, и к середине ноября у неё накопилось некоторое количество хвостов — первое домашнее задание она не успела довести до ума в срок, но с недельной задержкой его закрыла, а вот второе вообще не прислала.
Никитин, естественно, первым делом поинтересовался у Зернова, что происходит.
— Я не в курсе, — ответил Петя. — У меня она каждую среду бывает стабильно…
При очередной встрече он выяснил у Жени, почему она творит чёрт знает что со спецкурсом. Девушка смутилась:
— Я не понимаю ничего в этом R… Попыталась скачать какие-то видеолекции, ночами их смотрела, первое задание кое-как доделала — а на второе мне не хватает ни сил, ни времени.
— Работаете? — безошибочно определил Зернов. Она несмело кивнула. — Где?
— В Ланите, джуниором…
Это ему ничего конкретного не сказало.
— Сколько?
— Двадцать пять. Чистыми.
— Оформление?
Женя отрицательно покачала головой.
Картинка нарисовалась вполне детальная. Петя помнил, что девушка живёт в однокомнатной квартире с братом и его невестой, что их родители, оставшиеся на Донбассе, погибли там — содержать Женю больше некому. За год в школе у Неверова и два года на матмехе, а также год в CS-центре, она получила самый высокооплачиваемый в современном мире навык — не считая, конечно, госуправления и игры в футбол — умение программировать. Матмеховская фирма, уже давно дающая студентам матмеха путёвку в жизнь, сперва взяла её на стажировку, а потом предложила полставки джуниор-разработчика. Но времени работа отнимала прилично. Женя довольно быстро перестала справляться.
— У Неверова в школе тоже работаете?
— Уже нет. Было очень стыдно, но я ему объяснила, и он понял.
— Работу тяжело совмещать с эффективной учёбой.
— Я это понимаю… У меня вариантов нет.
— Варианты есть всегда, — возразил Пётр Алексеевич. — Вы вообще подумали, что могли бы иначе выкрутиться?
— Я долго думала прежде, чем соглашаться.
— А мне Вы почему ничего не сказали?
— Вы с Александром Ивановичем и так слишком много для меня сделали, — глядя куда-то в пол, проговорила Женя.
— Ну, блин, офигеть!.. — воскликнул Зернов, абсолютно искренне негодуя. — Что за синдром матери Терезы? Ты же не одна в мире!
Петя сделал вид, что случайно перешёл на «ты» на эмоциях, чтобы тем самым повысить авторитет своего предложения; правда, никакого предложения у него толком не было. Он пока не знал, что можно предложить. Ни за какие кружки студентке третьего курса двадцать пять тысяч никто платить не будет ни при каких условиях, об этом можно было даже не мечтать. Вписать третьекурсницу в грант тоже было проблематично — там и так три четверти списка это аспиранты и пятикурсники. Младше уже некуда.
Но Зернов не был самим собой, если бы не придумал выход быстрее, чем девушка поняла, что он не знает, что говорит. Не так давно Никитин рассказал ему, что один его знакомый банковский аналитик берёт хороших студентов к себе на практику. Помимо прочего, это будет ещё и отличная практика по R.
И вот теперь Женя стояла перед Андреем Львовичем и стеснялась докрасна. Ей казалось, что она не заслуживает той заботы, которую оказывают ей все вокруг. К тому же, накануне она разругалась со своим парнем, с которым до этого встречалась практически год. Тот умудрился обозвать её «древним укром» и наговорить кучу гадостей, не забыв упомянуть, что она «никому не нужная хохляцкая сиротка с завышенными ожиданиями от жизни». Когда не ожидаешь от человека подобной подлости, такие слова очень ранят. А если начинаешь задумываться над ними, то очень велик риск поверить, что эти слова правдивы.
Честно говоря, Женя давно и сама считала себя никому не нужной сироткой. Зачастую она не понимала, чего ради Неверов и Зернов так с ней носятся. Свои способности она явно недооценивала. То, что ей нравилось заниматься математикой, постоянно перекрывалось псевдо-рациональным суждением, что «это всё ерунда» и «этим на жизнь не заработаешь». А тут ещё язвительные слова от дорогого ей прежде человека.
Никитин предложил ей стажировку у его знакомого, как лучшей студентке группы. Определённая фальшь в его словах чувствовалась за версту. Тем не менее, Женя не могла ни согласиться, ни отказаться с гневным заявлением в духе «перестаньте делать вид, что Вам есть до меня дело». Да, именно это она сказала Александру Ивановичу на выпускном, но там была вполне конкретная причина — до поры девушка считала, что Неверов заботится о ней, потому что питает к ней не просто дружеские чувства. Поняв, что ошибается, она испытала такой стыд, что не могла не обидеть его резким заявлением. К счастью, а может и наоборот, поскольку стыд у неё никуда не делся, Женя не смогла задеть своими словами Александра Ивановича; он нисколько не обиделся на неё и продолжал опекать бывшую ученицу. Она сразу сказала ему, что вряд ли пойдёт к нему на вычи — Неверов поддержал её. Он же позвал её вести кружки в 219 школе, платя за это деньги, пусть и небольшие, хотя образование Жени оставляло желать много лучшего. Он видел, что она старается догонять то, чего не успела освоить по разным причинам.
Сейчас Женя очень хорошо понимала, что есть люди, которые бескорыстно помогают другим, просто если могут чем-то помочь. Но от того ей не стало менее стыдно принимать их доброту, зная, что она ничем и никогда не сможет им отплатить. Пётр Алексеевич сказал бы ей об этом, что «уже просто знать, что у тебя всё хорошо, несмотря на все сложности, будет достаточной наградой». Но он ей этого не говорил, потому что столь доверительных разговоров они пока не вели.
Она вообще ни с кем не вела доверительных разговоров. У Жени фактически не было друзей. Она не жила в общаге, как все иногородние, чтобы общаться с ними, а «городские» никогда не были особенно близки друг с другом. К тому же, она сама оставалась не совсем городской, хоть и жила с братом в его петербургской квартире.
В общем, практически все свои переживания Жене совершенно не с кем разделить. И это накладывало отпечаток на её психологическое состояние.
— Андрей Львович, это ведь Пётр Алексеевич Вас попросил за меня? — наконец набралась смелости на вопрос девушка.
— Вы же не думаете, что я порекомендую Васе абы кого? — обворожительно улыбнулся Никитин, прямо не отвечая на вопрос, подтверждая её правоту.
— То есть Вы полагаете, что я справлюсь?
— Не сомневаюсь. Вы весьма умны и способны.
— Спасибо, конечно, но…
— Вот только не надо думать, что у Вас есть выбор, — снова улыбнулся преподаватель. — Я Вас уже рекомендовал.
Иногда по ночам Женя Олифиренко мечтала убежать из этого мира добрых самаритян. Но, хотя она никогда не верила в Бога, определённый врождённый фатализм не позволял девушке даже помыслить о самоубийстве. Она размышляла о том, чтобы бросить учёбу и пойти куда-нибудь в официантки, но даже для этого требовалось больше душевных сил, чем у неё было.
Перед первым днём на новой работе Женя не могла заснуть, переживая, что ударит лицом в грязь и тем самым подведёт Зернова, Никитина и Неверова, которые так пекутся о ней. Никакие мысли о парне, который бросил её, вообще не посещали девушку — она мгновенно забыла его.
С утра Женя стала свидетельницей крупной ссоры брата со своей девушкой — она так и не поняла, в чём там было дело, но ругались громко, истошно и в непарламентских выражениях. Егор упрекал свою сожительницу в чём-то, а она явно не была склонна согласиться с его точкой зрения на это обстоятельство.
— Лина, чего ты тут кричишь? — осведомилась Женя у девушки брата, хотя кричала скорее не она. Полина не нашлась с ответом. Кричавший Егор на несколько мгновений замешкался, после чего обнял обеих девушек и примиряющим тоном произнёс:
— Давайте жить дружно.
Уйдя на работу, Женя была уверена, что в её отсутствие ссора продолжится. Впрочем, Лина никогда ей не нравилась. Два года жизни под одной крышей, даже в одной комнате, несколько смягчили первое негативное впечатление; девушки нормально общались, делили бытовые обязанности и не ругались, но Женя не любила Полину. Безо всякой на то причины. Просто не любила. Бывает такое, что объяснения неприязни к тем или иным людям не находишь — а всё равно они тебе неприятны. Чутьё.
К Егору Женя тоже не испытывала особенно тёплых чувств. Она очень стыдилась того, что живёт в его квартире и фактически за его счёт (лишь когда она сама тоже начала работать, Женя по крайней мере стала покупать продукты на свои деньги); очень уважала его за то, что он взвалил на себя тяжкое бремя в её лице, а заодно ненавидела себя за то, что никак не может полностью освободить его от этого бремени. Но при всём этом их отношения с братом не были тёплыми. Они были слишком разными по характеру, интересам и кругу общения; впрочем, у Жени и круга-то как такового не сформировалось.
В середине первого курса в жизни Жени появился её одногруппник Костя — питерский парень, выпускник 30 лицея, с редким для физматовцев отсутствием эгоцентризма. Эти отношения длились всего месяц и закончились взаимными признаниями в вечном расположении друг к другу — это почти как «просто расстаться друзьями», только уже по-настоящему. Если говорить о друзьях, любого пола и возраста, то Костя стал единственным другом Жени.
Но у него, в отличие от неё, с тех пор появилась нормальная девушка, с которой он вместе снимает квартиру в Старом Петергофе. Хотя об их отношениях Женя мало что знала: Костя особенно не делился впечатлениями о личной жизни, в отличие от неё самой — Женя о своих попытках построения романов рассказывала ему, словно лучшей подружке.
К слову, старшекурсника Колю, с первых же дней отношений Жени с ним, Костя записал в категорию парней хронически ненадёжных, опасных и подозрительных. Давать советы он не решался, но рекомендовал быть настороже — будучи шапочно знаком с Колей, Костя решительно сомневался в его адекватности.
Тем не менее, роман Коли и Жени длился больше года. Парень приглашал девушку в театр, в кино, в музей, водил её по ресторанам; где всегда сам платил за обоих, как и положено настоящему джентльмену. Женя никак не ожидала, что в итоге услышит от него про «никому не нужную сиротку», да ещё и с национальным подтекстом. А всего-то и вышла проблема — отказалась пойти с ним в театр, потому что нужно сделать домашнее задание. Коля раздражённо сказал, что у него билеты пропадают, а потом заявил, что она должна ему подчиняться. Тут, конечно, ссоры не избежать. Но ведь ссора могла быть локальной, после которой через недельку они бы возобновили отношения — а он такого наговорил, что не только отношений, но и просто посмотреть в его сторону Женя без дрожи не сможет.
А была ли любовь? В наше время многие даже не задумываются над этим понятием. Есть конкретные цели отношений: семья, дети — всё достаточно цинично. Но Женя иногда размышляла над возвышенными вещами. И приходила к неутешительному выводу — не было никакой любви. С другой стороны, при расставании как раз куда приятнее, если любви не было, чем если она была, но ты понимаешь, что её объектом оказался самый натуральный козёл…
Руководитель аналитического отдела, в прошлом однокурсник Андрея Львовича, Василий Григорьевич Герасимов, оказался улыбчивым толстяком (про таких говорят, что «хорошего человека должно быть много») в очках и просторном сером костюме. Верхняя пуговица его белой рубашки была расстёгнута, да и полы этой самой рубашки явно выбивались из брюк — аккуратность у него явно не в почёте. Определить его возраст по внешности было непросто, но Женя догадывалась, что Никитину немного за тридцать, а Герасимов, как однокурсник, должен оказаться более-менее ровесником её преподавателя.
— Вы Евгения? — официальным тоном спросил он, не прекращая улыбаться. Голос у него оказался на удивление приятным — это был бархатный баритон, если следовать музыкальной классификации. Женя ожидала услышать куда более высокий, противный, срывающийся на фальцет голосок, характерный для многих людей его комплекции. Она кивнула, справившись с удивлением. — Я Василий, вполне можно без отчества, ибо мы здесь не церемонимся особенно… Через полгодика привыкнете, будете Васей называть!
Она сомневалась, что так скоро привыкнет — десять лет разницы в возрасте не давали девушке права для такого панибратства. Здесь воспитание не давало сбоев, даже если со стороны сильно давили. Тем не менее Женя не стала ему возражать, в этом тоже воспитание сказывалось.
В первый день, по большому счёту, она ничего не узнала о реальной работе аналитического отдела — фактически, вместо этого у Жени было выездное индивидуальное занятие по R. В результате занятия она тем же вечером доделала и отправила Никитину второе домашнее задание, по которому давно нарушила все сроки. Судя по его ответу в третьем часу ночи, Андрей Львович увиденным вполне удовлетворился.
Ещё до второго прихода на практику к Герасимову девушка собрала все силы в кулак и уволилась из Ланит-Теркома — там все несколько прифигели от такого поступка, всего на третий месяц после того, как Женю туда приняли. Зернов потребовал личного отчёта об избавлении от обузы, поскольку именно он считал себя персонально ответственным за её успеваемость.
— Петер слишком ответственно воспринял новую роль, — шутила в приватной беседе Эржебет Пинтер, когда муж рассказывал ей про Женю и её злоключения.
— Ему вообще свойственны подобные вещи.
— Это точно! А что, девушка правда настолько способная?
— Помнишь Юлю Зорину? — вместо ответа спросил Андрей. Эржебет кивнула. — Очень похоже.
Одна из первых студенток Никитина теперь уже трудилась на кафедре. Её звали преподавать в ведущие университеты мира, но она только легкомысленно пожимала плечами и неизменно отвергала эти предложения. Приглашения прочитать парочку лекций она часто принимала, поскольку это было интересно как с точки зрения профессионального математика, так и чисто из соображений «мир посмотреть».
Её муж, тоже бывший студент Никитина, ушёл в промышленное программирование и к науке возвращался только тогда, когда Юле приходило время писать статью. Разумеется, эти статьи оставались совместными, и никто не удивлялся, что Круглов и Зорина продолжают совместную работу. Именно ранняя известность вынудила Юлю не менять фамилию при замужестве, ведь научный мир уже знал её под девичьей.
Сравнение с Зориной считалось очень лестным на статмоде. До сих пор ни один из студентов ещё этого сравнения не удостаивался. Женя Олифиренко однозначно удостоилась. И это был, в некотором роде, знак качества, ярлык, которому придётся соответствовать.
На самом деле, наверное, Женя всё-таки не была настолько талантлива, как Юля. Они обе сравнительно поздно пришли в математику — Зорина вообще в универе, а Олифиренко лишь годом раньше. Обе очень хорошо представляли себе реальную жизнь — именно этого часто не хватает способным учёным, особенно математикам. Но в них обеих было что-то заложено природой, что невозможно формализовать — то, что и принято называть талантом, способностями. То, чего никакие годы учёбы в маткружке заменить не могут.
Чем в своё время брала Юля — она по незнанию начала думать в том направлении, в котором, как всем казалось очевидным, ничего хорошего найти нельзя. А она нашла. И Андрей Львович до сих пор не понимал, как ему удалось не помешать ей — он ведь тоже был уверен, что это пустая трата времени, пока не просидел полночи в попытках найти ошибку в рассуждениях девушки, чтобы наконец убедиться, что она права, а он — и весь мир — нет. Задача, которую под чутким руководством Пети и Андрея сейчас решала Женя, была из той же серии — в ней было несколько путей, по которым могли бы пойти только дилетанты. Зернов, правда, уверял, что и сам бы проверил некоторые из них — но он это утверждал уже после того, как в задаче покопалась Женя.
Помимо курсовой работы, которая в первом семестре третьего курса попросту не имеет отдельного зачёта, учёба на статмоде таит множество других прекрасных моментов. Женя оценила это, когда до середины декабря вообще не имела ни одной свободной минутки дома — всё время уходило на домашние задания, работу или вялотекущую подготовку к теоретическим зачётам. Тут уж и от неврозов никуда не денешься.
Едва получив все зачёты в срок, безо всякой передышки начинаешь готовиться к экзаменам. Спецкурс Никитина как обычно сдавался перед Новым Годом. Для сдачи спецкурса нужно было обработать данные, которые каждому в группе выдавались индивидуально. Жене не досталось никаких данных, потому что ей полагалось отчитаться перед группой по реальным биржевым котировкам, с которыми она работала у Василия.
Кстати, как он и предсказывал, за месяц Женя действительно привыкла называть начальника по имени. И никакое воспитание не спасло.
— За что мне такая поблажка? — возмутилась девушка в частной беседе с Никитиным, когда он не выдал ей данных для обработки.
— Не надо стремиться к излишней справедливости, — мягко ответил Андрей Львович. — Я же вижу, что Вы и так на пределе! Спите-то часто?..
Женя вспыхнула так, что отвечать уже было совершенно не нужно. Всё и так понятно.
— Так что нечего мне тут истерики закатывать. Лучше идите поспите. Чтобы на свежую голову работу доделать. И не забывайте, что у Вас формально два штрафных балла висят!
— Как же я устала от постоянной опеки! — воскликнула студентка. — Да не заслуживаю я этого всего, ну когда же вы наконец выгоните меня к чёртовой матери?!
— Вам правда станет легче, если я поставлю Вам тройку за этот экзамен? — спокойно уточнил Никитин. — Двойку всё равно не поставлю, ибо плюсик за курсовую уже есть.
Женя в очередной раз почувствовала себя неблагодарной дрянью. Ей делают добрые дела, а она вместо благодарности возмущается. Тяжело принимать благотворительность, чего уж…
Через три дня Женя действительно рассказала одногруппникам обо всех интересных закономерностях, которые она нашла в клиентских базах своего банка. Например, рост общей суммы выданных кредитов за два — три последних года. Или средний срок кредитов — полгода. Около восьмидесяти процентов кредитов, взятых в этом банке, имели срок не более года. Женя даже попыталась выявить портрет потенциального клиента, но потерпела неудачу — заёмщики были совершенно разнообразных возрастов, полов, а также мировоззрений и конфессий. График по религиям, конечно, выдал нормальный колокол, с православным пиком, атеистами и мусульманами в квартилях и прочими религиями по краям. Пирамида по возрастам уже не отличалась нормальностью, выдав пики в окрестностях 20, 35 и 45 лет. Даже пол заёмщиков не смоделировал бернуллиевскую монетку — почти 70 процентов кредитов оказались выданы женщинам.
Во избежание лишних проблем Женя сперва представила свои наблюдения Василию и только потом уже выставила их на суд общественности. Герасимову особенно понравился колокол по религиям: там явно имелись следы подгонки, поскольку «прочие религии» были разбиты на две части и разнесены по краям. Это уже не статистика, это чистая социология.
Тем не менее эту картинку девушка показала товарищам, снабдив её цитатой из Тома Лерера:
— Although it’s only sociology! — именно эту строчку и пропел её начальник, впервые увидев красиво подогнанный график.
В общем, экзамен прошёл бодро и даже весело. Остальные одногруппники тоже не отставали от Жени по части шуток: статистика зарегистрированных в Америке НЛО была наложена на карту с космодромами, и пики уфологии действительно гнездились вокруг них, причём в некоторых местах руками проверенные даты фиксации НЛО чётко совпадали с датами запусков ракет-носителей.
— Пришельцы наблюдают за американскими пусками, — пошутил один из слушателей. Шутка зашла, все заулыбались. Вполне возможно, что так и есть, чего уж.
При разборе статистики рождаемости в разных штатах США процветали расистские шутки и подколы, но этого попросту не избежать, если учесть, что в самых «плодовитых» штатах преобладает «цветное» население, а в штатах с подавляющим преимуществом белого населения среднее число детей в семьях оказывается меньше двух.
— Мне в школе говорили, что для достойного воспроизведения должно быть не то 2.6, не то 2.7, — припомнил один из одногруппников Жени.
— В Китае, особенно в горных деревнях, по 10 примерно, — блеснул знаниями другой. — А в некоторых арабских странах даже официальный средний показатель около 5.
У Жени был свой особый взгляд на демографию: она считала куда более важным показателем смертность, нежели какую-то рождаемость, вытекающую из обсуждаемой фертильности. И по части смертности практически все европеоидные народы бегут впереди планеты всей. При наложении этого на действительно низкую рождаемость — а ведь редкий белый народ может похвастаться статистикой более двух детей на семью — получается вполне удручающая картина. В Латвии уже открыто говорят, что латыши полностью вымрут где-то через сто лет. Русские вымрут чуть позже, но тоже неизбежно вымрут, как и украинцы, и белорусы, и поляки. Немцы с французами поживут чуть дольше, но даже их коэффициента не хватит для того, чтобы полноценно воспроизводить нацию — особенно хорошо это иллюстрируют современные французские школы и детские сады, в которых негры и арабы уже составляют подавляющее большинство. Впрочем, в отличие от таджикских детей в школах Петербурга и Москвы, тамошние дети с нетрадиционной внешностью хотя бы достаточно сносно умеют говорить на французском языке.
-----------------------------------------------------------------------------------------
Первая повесть про Женю Олифиренко - "Сепаратисты".
Мою незамысловатую фэнтэзи-сказку можно прочитать на сайте author.today.
Мои опубликованные книги можно приобрести здесь.
Мой основной канал alexunited про математику и образование.
Мой второй канал про путешествия.
Мой канал в Telegram про математику.