Мир перестал быть страшным и незнакомым, он понемногу превращался в доброжелательного друга, на которого можно положиться. Варвара Степановна перевела Иришку в другую школу, поближе к дому. Там никто не знал девочку испуганной и забитой, неуверенной и нервной. Её скромность списали на обычную стеснительность новичка, и помогли это преодолеть. Вскоре у Иришки появились подруги, и даже сложились приятельские отношения с некоторыми учителями. Раньше девочка не могла и помыслить о таком, и ей долгое время было странно, что со взрослым человеком, с учителем, можно говорить свободно, выражать свои мысли, не соглашаться, и даже спорить. И спор этот не закончится наказанием или скандалом, а будет вестись в рамках нормального диалога. Все эти открытия восхищали и воодушевляли Иринку. Она с восторгом рассказывала о них Варваре Степановне, а по телефону делилась ими с тётей Галей и Сашкой Бабарыкиными. И жалела только об одном – что ими нельзя поделиться с мамой.
Ольга полностью устранилась из жизни дочери. Почти все свободное время она проводила в обществе «Братьев и Сестёр» — спешила туда по вечерам после работы, пропадала там все выходные. Все свободные деньги она направляла на нужды общины, и была этим чрезвычайно горда. Она бы уже пожертвовала «Братьям и Сёстрам» свою квартиру, но останавливали органы опеки. В квартире была прописана Иринка, и до её совершеннолетия девочку нельзя было выписать, а значит и свободно распоряжаться жильём не представлялось возможным. Ольга пару раз закидывала удочку матери, чтобы та прописала внучку у себя. Но Варвара Степановна понимала, чем это может обернуться, и отказывалась наотрез.
За годы, прожитые с бабушкой, Иринка видела мать раза четыре, и от силы раз десять разговаривала с ней по телефону. Варвара Степановна как могла объясняла внучке такое поведение Ольги. Она рассказывала ей про секту, говорила, что мама попала под слишком сильное чужое влияние и не принадлежит себе. Убеждала, что Иринка ни в чем не виновата – есть проблемы, с которыми могут справиться только взрослые, детям они не под силу. У девочки не получилось бы уберечь мать от общины отца Михаила, что бы она ни делала, как бы себя ни вела. Единственное, что сейчас может Иринка – это надеяться, что мама одумается, и продолжать её любить. Ну, или хотя бы уважать за то, что та подарила ей жизнь, растила, кормила и одевала столько времени – вот так примерно говорила Варвара Степановна. Иринка старалась ей верить. По матери она скучала всё детство, вплоть до семнадцати лет.
Закончив школу, Ира Селиверстова поступила в техникум на бухгалтера. Они с бабушкой так решили – надо сначала приобрести какую-то профессию, с помощью которой можно прокормиться, а потом уже приступать к высшему образованию. Иринка прекрасно понимала, почему бабушка на этом настаивает. Они вдвоем жили на небольшую пенсию Варвары Степановны, и её стало ощутимо не хватать. Девушка подрабатывала, когда предоставлялась такая возможность, но её заработки были настолько малы, что не могли спасти положение. Пару лет, необходимых для учебы в техникуме, они с бабулей еще протянут, но пять лет в университете – уже нет.
Варвара Степановна умерла в начале сентября. Иринка пришла домой после техникума и обнаружила бабушку, сидящую за швейной машинкой. Девочка с порога стала что-то рассказывать старушке, одновременно переодеваясь, включая чайник на кухне, расхаживая по квартире… Лишь через несколько минут она заметила, что бабушка почему-то ей не отвечает.
Врачи потом сказали – оторвался тромб, такое бывает. Смерть наступила мгновенно, Варвара Степановна не мучилась, и это немного успокаивало Иринку. Девушка позвонила Ольге, чтобы сообщить новость, но как обычно не застала её дома. Рабочего телефона матери у неё не было. Пришлось звонить Бабарыкиным и просить тётю Галю передать матери информацию. Соседка перезвонила уже под вечер.
— Ириша, я Ольге все рассказала, как ты просила, — сказала она, – она кивнула, сказала «спасибо» и ушла к себе. Больше ничего не могу тебе сказать.
Мать не перезвонила ни в тот день, ни на следующий. Деньги на похороны были, бабушка не раз предупреждала Иринку, что они лежат в шкатулке в серванте. Платье, тапочки, полотенца, платки и всё прочее, необходимое для погребения, хранилось там же. Плюс, каждая из сердобольных соседок и приятельниц Варвары Степановны, пришедших на похороны, сунули Иринке кто сотню, кто пятисотку, а кто и тысячу. Приехала и тётя Галя. Сказала, что у Сашки какие-то дела, и он вырваться не может, но передает Ирочке искренние соболезнования. И тоже сунула в карман небольшой конвертик. Ольга так и не появилась.
Вернувшись с похорон и поминок в разорённую квартиру, Иринка пересчитала наличность. Получалось, что все расходы на ритуал полностью отбились, даже с лихвой. На сумму, выданную сердобольными соседками, можно было жить месяца четыре, а если поджаться, то и с полгода. «Черт, похороны, оказывается, неплохой способ сбора денег с населения», — саркастично подумала девочка. И разрыдалась, сидя на полу около бабушкиного дивана. Жить было можно, но как жить, она не понимала.
Дозвониться до Ольги Иринка так и не смогла. Зато с тётей Галей беседовала каждый вечер. Раза два-три в неделю девушку навещали бабушкины приятельницы, все по очереди. Они привозили ей какие-то пирожки и прочую домашнюю снедь, проверяли состояние квартиры, вели с Иришкой долгие тёплые разговоры обо всем на свете. Понемногу горе девушки притуплялось, она снова стала смотреть на мир с прежней уверенностью. Занятия в техникуме она не пропустила ни разу, и была там на хорошем счету. Иринка нашла себе небольшую подработку, пусть уборщицей, но надо же с чего-то начинать. Она следила за квартирой, старательно поддерживала в ней чистоту и порядок, чтобы не ударить в грязь лицом перед бабулиными приятельницами. Она даже приняла пару приглашений на свидания от мальчишек с параллельного курса. Так понемногу прошло шесть месяцев, а потом Иришкина спокойная жизнь рухнула окончательно.
Интересно ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк и подписка.
