31 января 1990 года некая Дина С. из Уфы, проживавшая на Коммунистической улице, отправила на адрес ленинградского рок-клуба (г. Ленинград, ул. Рубинштейна, 13) письмо Виктору Цою.
«Прежде всего надо сказать, что это письмо адресовано всем музыкантам группы «Кино». Извините, пожалуйста, за беспокойство. Не знаю правда или нет, но у нас вот уже полгода ходят упорные слухи, что вы вроде как собираетесь к нам на гастроли. Милые, дорогие, замечательные, очень прошу вас - не приезжайте к нам в Уфу. Очень прошу. Я не умею объяснить и убедить, но пожалуйста, не делайте этого. Вы ничего не потеряете, совсем ничего. Какая вам разница, куда ехать, в какую дыру, вроде нашей солнечной гостеприимной столицы езжайте хоть куда - вам везде будут рады. У нас дурная, невоспитанная и глупая публика, выступать Вы наверняка будете во Дворце Спорта - громкое название, абсолютно не соответствующее истине. Жутко не приспособленное к концертам и вообще к человеку место. Жить вы будете в какой-нибудь дурацкой гостинице по соседству с базарными торговцами. Ну что вам здесь может понравится, что вы здесь потеряли? Болото это. Я конечно, отговариваю вас не потому, что мне стыдно за условия, которые вас здесь ждут, (но и это тоже) не думаю, что у нас в Совдепии где-то лучше, просто хочу объяснить, что вы ничегошеньки не потеряете, если не приедете к нам. Оголтелым фанатам можно посоветовать вылить энергию в мирных целях, не переворачивая автобус с вами и не ломая и не кружа окружающие предметы. Они не вас любят, а себя на вашем фоне. Их не жалко. А настоящим вашим поклонникам совсем необязательно приобщаться к вам в орущей толпе, достаточно знать, что вы есть, слушать магнитофон или смотреть видяшник, можно и в Питер съездить на концерт, если уже так хочется. Вы приедете и уедете - а как потом жить?! Просто будет невыносимо жить после вас. Можно, конечно на время ваших гастролей уехать из города, но это тоже не выход, все пропитается вами, я просто умру. Если Бог есть, вы не приедете. Вполне возможно, что все эти разговоры о вашем приезде - туфта, враки как обычно. Я же считаю нелишним написать это письмо - вдруг когда-нибудь вам предложат эти гастроли, и вы заколеблетесь - я вам говорю - не надо, ни приезжайте, обойдемся без вас. Прекрасно понимаю, что это письмо - бред, шизофрения, глупость, но это мой последний отчаянный шанс, я и так все терпела, думала вы не такие дураки, чтоб к нам ехать, но тут вдруг все хором, с ума посходили - едут, едут - или в марте, или в апреле! Я не могу сидеть сложа руки. Мне просто плохо становится, как представлю что вы можете приехать. Прошу еще сделать скидку на то, что я просто балбесина, у меня мало мозгов, я совсем не умею писать, т.е. доходчиво и понятно формулировать свои сумасшедшие бредни и эмоции. Даже не знаю - дойдёт ли до вас мое письмо. Просто как бутылку в море бросаю. На волю уже судьбы. Я сделала все, что могла. Я вас очень люблю. Вы молодцы, здорово, что вы есть на свете. Только не приезжайте в Уфу. 30 января 1990 г. Дина».
Я уверен, что написавшая письмо девушка не могла себе даже представить весь масштаб всего того, что случилось с ее письмом. А случилось вот что…
Понятное дело, что письмо благополучно пришло в рок-клуб, Ольга Слободская его передала Марьяне, потом конверт с письмом был передан Цою в Москву. После трагической гибели Виктора письмо, как и многие иные, хранилось в архиве Наталии Разлоговой, и вот осенью 2021 года я извлек его из объемистого пакета с почтой, практически с самого дна. Письмо снова увидело свет. Начался поиск Дины. Поскольку фамилия отправительницы не была указана полностью, оставалось два варианта: либо написать письмо на адрес, либо, искать человека из Уфы, который мог бы пройти на адрес и выяснить насчет Дины на месте.
Сперва на адрес было отправлено письмо с просьбой откликнуться, которое ушло и обратно не вернулось. Оставался лишь второй вариант. Среди своих друзей в одной из социальных сетей я разыскал Рустама Биктимирова, жителя Уфы, который согласился помочь в этом нелегком деле. Как только я назвал адрес, указанный на конверте, выяснилось, что данные дома давно снесены (поэтому мое письмо и не вернулось). Еще чуть позже выяснилось, что Рустам сам проживал совсем рядом с указанным адресом, и его мать даже знает мать Дины. Удача!
В общем, совместными усилиями было установлено, что ныне Дина Садыкова (ныне – Богомазова) проживает в Ташкенте. Я связался с ней по указанному мне номеру телефона и наконец-то смог услышать ее голос.
Дина Садыкова:
Самое интересное, что я не писала Цою писем. Возможно, это мои подружки подшутили надо мной. Или это какое-то безумие было. Я в то врвемя была настолько далеко, чтобы писать письма...Не знала ни адреса, ничего. Я была на концерте Цоя, на Рубинштейна 13, в рок-клубе, в году так примерно 1987. Была на концерте в Уфе в 1990 году, но писать письма я не могла…Скорее всего, мои подружки подшутили. Я тогда училась и работала, много было смешных историй…
У нас был такой мальчик Марат Андарджанов и он был ужасно похож на Цоя. И когда он ездил в Питер, а тогда только все начиналось, это был 1985-1986 год, еще даже не было у Цоя такой бешеной популярности, и вот этот Марат приехал и говорит: «Ко мне на улицах подходят люди и автографы просят. Ну, я им и пишу: «Марат Андарджанов». У меня спрашивают, а почему вы так подписываетесь, Виктор? А он говорит: «Потому что у меня такое имя - Марат…» Мы уже тогда были все такие модные, знали, что и как. Был такой журнал «Родник», там Троицкий как раз писал историю русского рока, мы все его читали. Если честно, я была фанатом Насти Полевой, на самом деле. Свердловской рок-группы. И до сих пор я ее очень люблю, до сих пор слушаю…Когда я была на концерте Цоя на Рубинштейна, он еще не был бешено популярным. Но в Питере он уже был звездой. И он уже знал, что он звезда. Это прямо было видно. Он долго не выходил на сцену и было очень прикольно видеть публику.. Я сидела, рядом со мной было пустое место. Потом пришел парень с длинными волосами, сел, и положил на колени Библию… Представляете себе то время, все вот такие чудики, странненькие…Я среди них была самая такая провинциальная девочка, любопытная, с открытыми глазами, с текущей слюной, мне все нравится, мне все интересно – просто вау! Я была одета прилично, выглядела прилично. Словом, я была самым чудиком среди чудиков, потому что я была нормальная, обыкновенная, а они все были такие…чудные. И вот, в общем, Цой не выходит и не выходит. Зал начал кричать: - «Снеее-гуууу-рочкаааа!», «Елочка, зажгись!». Все начали шутить, шуметь, стали его вот так вызывать. И вот через минут сорок выходит Цой, с таким немножко недовольным лицом, не поздоровался, оглядел зал и сказал такую фразу: «О, даже есть свободные места...» И мы все поняли, что мы немножко обнаглели. Потом когда он уже в Уфу приезжал, было по три концерта в день, три дня подряд, это была уже совсем другая история. Это уже с Айзеншписом было…
Насчет письма очень странно. Кто-то от моего имени написал… Я допускаю, что это баловство какое-то было общее. У меня были очень смешные подружки рок-н-ролльные. И они запросто могли такое отчебучить, пошутить, побаловаться… В 1986 – 88 годах он же тоже не всем нравился, тогда он был как сейчас, к примеру, даже не знаю...Скриптонит. Не всем нравится тоже. И вот к Цою тогда примерно такое же было отношение, как к Скриптониту сейчас. Кто там такой этот азиат, например. И меня подруги любили провоцировать. У меня была такая точка зрения, что если что-то нравится – этого достаточно. И если мне кто-то говорил – а мне твой Цой не нравится – я всегда говорила, если он мне нравится – он уже не зря живет на свете. С таким вот высокомерием. И это очень сильно бесило моих рок-н-ролльных подружек, которые считали, что это прямо перебор. «Мы, конечно, знаем, что у тебя самооценка высокая, но это как бы слишком даже для тебя...» То есть они вполне могли вот так вот пошутить. Это все странно конечно, очень мне просто очень любопытно. Через столько лет… У меня подруга была, тоже Дина, жила на соседней улице. И вот Цой ей однажды приснился. Она пришла, говорит: «Твой Цой адресом ошибся». «Чего это мой-то?» «Ну а чей? Мне он никогда не нравился»…
На похоронах я не была. Нет. Потом у нас в Уфе долго собирались, цветами имя выкладывали... Но я была не про это. И к стене памяти на Арбате попала уже после переезда в Москву. Почерк в письме, кстати, очень знакомый, буду выяснять чей. Это очень похоже на наши подростковые экзальтированные заламывания рук! Нам тогда было по 19 лет. Котики-личинки. Сегодня я очень хороший психотерапевт, поэтому еще мне так удивительна вся эта история…
Вот такая вот история. Будем надеяться, что Дина сможет определить автора данного письма, и тогда история письма завершится…
