Итак, пока наш Людовик II Анжуйский путешествовал со своим войском то в Италию, то обратно, а Иоланда то в Анжу, то в Провансе управляла делами герцогства и ожидала очередного малыша, французская история развивалась по своим, только одной ей известным законам. Впрочем, кое что происходило по законам обычной логики: если долгое время узурпировать королевскую власть, то когда-нибудь расплачиваться по счетам все же придется. Так что и для герцога Бургундского неожиданно наступили те самые не очень приятные времена: помимо привычного и уже устраненного врага Людовика Орлеанского, а также его подросших сыновей и их сторонников, в оппозиции к Бургундцу оказалась еще одна фигура, причем не самая последняя в политической колоде страны.
Речь идет о дофине Людовике, герцоге Гиени, который, хоть и был женат на дочери герцога Жана, принимать сторону свекра не желал вообще. Более того, дофин просто-напросто выставил из дворца протеже тестя, которого герцог Бургундский прислал на должность канцлера Гиени. Сложно сказать, приложил ли руку оскорбленный Жан Бургундский к тому, что случилось дальше или нет, но надо сказать, что все произошло очень вовремя для того, чтобы хорошенько проучить своенравного королевского отпрыска. (Хотя лично я склонна считать, что хитроумному Бургундцу просто повезло: увлеченный своими распрями и интригами, он забыл о своих обещаниях парижанам, а вот они ничего не забыли и решили получить свое.)
Так или иначе, но в Париже вспыхнул бунт, известный в истории как восстание кабошьенов, о котором я рассказывала в одном из предыдущих циклов. И если герцог Бургундский надеялся, что он может управлять этой человеческой стихией, то он здорово просчитался - опьяненная кровью толпа перестала различать, кто свой, а кто чужой. Так что Бургундский храбрец бежал в свои владения, Карл VI, периодически выходящий из сумрака безумия, тоже ничего не мог сделать, и единственный, кто не потерял голову в этом кошмаре, был Людовик Анжуйский. Бунт нужно было укрощать и герой нашей истории взял на себя эту обязанность. Войска из Анжера, Орлеана и других провинций спешно направлялись к столице, где парижане, уставшие от потоков крови, были рады, если все закончится. И когда в конце августа 1413 года Людовик Анжуйский, оба орлеанских принца, а также герцог Алансонский торжественно въехали в столицу, ее жители тут же сделали вид, что только об этом и мечтали, и никогда никаких претензий к арманьякам не имели вовсе.
Ну а Людовик II Анжуйский после этого восстания принял решение, которое определило всю дальнейшую политику дома Анжу: в знак окончательного и бесповоротного разрыва с бургундцами он приказал отослать обратно домой двенадцатилетнюю невесту своего сына, которая воспитывалась в Анжере вместе с его собственными детьми. В ноябре 1413 года бедняжку Катрин Бургундскую, которой не дали никаких объяснений по поводу такого решения, отправили с сопровождением в город Бове, где передали с рук на руки бургундцам.
Причем, любопытно, что в приданом юной Катрин, которое также следовало вернуть, бургундские дворяне из свиты не досчитались золотой короны, золотого блюда и кувшина и 13 серебряных кубков. Анжуйцам пришлось объяснять, что их сюзерен воспользовался недостающими ценностями, чтобы профинансировать свой итальянский поход, заложив их у ростовщиков. Разумеется, анжуйцы обязались все вернуть, только, я думаю, их обещание не принесло ни успокоения герцогу Бургундскому, ни утешения его плачущей дочери, которую, по сути, просто выставили вон.
Говорят, что позже, остыв, Людовик Анжуйский пожалел о своем решении, но исправить сделанное было уже невозможно. Ну а что было дальше, вы, дорогие читатели, узнаете из следующей части нашей истории, поэтому подписывайтесь на мой канал, чтобы не пропустить что-то интересное.
Та, что создала Францию (часть 19) Первые успехи и потери Иоланды Арагонской в роли правительницы
