В совместном советско-американском фильме «Великая Отечественная» есть такой кадр. На весь экран — клочок бумаги с рваными краями, с неразборчивым текстом. Диктор сообщает, что это записка, написанная советским солдатом в начале войны, и найдена она на территории Белоруссии, в гильзе. Больше диктор ничего не мог сказать: когда создавался фильм, неизвестно было, кто же оставил нам это письмо из 41-го.
СЛУЧИЛОСЬ это во время похода красных следопытов 130-й школы Минска. Шли они по тем местам, где летом сорок первого года наши воины держали неравный бой с гитлеровцами на берегу Березины. В одном месте ребята обнаружили ходы сообщения. Вот и блиндаж, заросший густым мхом. Совсем рядом шоссейная дорога Минск — Могилев, за полкилометра мост через Березину. В траве, как немые свидетели былых боев, зеленели гильзы от противотанковых ружей. Часть их ребята захватили с собой для школьного музея.
Когда школьники вернулись, учитель Иосиф Романовский, руководивший походом, поручил Инне Лазаревой и Жанне Гарон очистить гильзы, выбить из них песок. Вскоре девочки, взволнованные, прибежали к Романовскому.
— Я очищала эту гильзу, — сказала Инна Лазарева, — и вдруг из нее выпала какая-то пробка. Встряхнула гильзу — и вот эта бумажка. Мы ее, Иосиф Иосифович, даже не разворачивали, боялись — рассыплется...
То была записка. Бумага пожелтела, почти истлела от времени. Слова написаны не карандашом, а чем-то красным, с ржавым оттенком. Как ни старались прочитать текст — полностью не смогли: на записке был густой желтый налет. Разобрали лишь отдельные слова: «из батальона...», «держим оборону...», «танки все лезут...». Сомнений не оставалось: записку писали те, кто сражался на том месте, где найдена гильза.
Романовский сразу же обратился в Музей истории Великой Отечественной войны. К сожалению, там не смогли помочь. Учитель собрался в Москву. Сотрудники научно-технического отдела Управления внутренних дел Мосгорисполкома с профессиональным умением обработали клочок бумаги. В лаборатории судебной экспертизы его очистили от желтого налета, проявили текст. И вот что прочитали:
«Из батальона осталось три человека. Не, уже два. Сашок ранен. Сам я из деревни Заврутки. Мы держим оборону за рекой Березина. Реку перешли, а... фашисты. Помер мой друг Александр Бручкин. Я остался один. Осталось шес... гранат. Но танки все лезут. Перебили... ногу. Скоро не бу... меня. Товарищи, отомстите за нас. Мы не отступили. Сражались до последней капли крови».
Поразило то, что записка сохранилась, не истлела за много лет в гильзе. «Видно, солдат вкладывал записку в горячую гильзу, — пояснили специалисты. — Поэтому глина, попавшая в гильзу, плотно ее закупорила и образовалась естественная пробка. А внутри гильзы — вакуум. Вот и сохранилась бумага».
Так к юным следопытам совершенно неожиданно попало письмо из 41-го года.
НЕСМОТРЯ на все старания экспертов, полностью текст восстановить не удалось. Четко читается одна фамилия — Александр Бручкин. В конце можно было еще прочесть то ли Лаговин, то ли Лягевич. Но в какой части служили эти бойцы? Не вызывало сомнений лишь одно: писал записку белорус. Да еще называлась деревня — Заврутки. Значит, надо быстрее узнать, есть ли такая деревня в Белоруссии. Была ли? Ее, как и сотни других, гитлеровцы могли сжечь в войну.
Запиской заинтересовался Центральный музей Советской Армии. Руководство музея попросило следопытов школы продолжить поисковые работы в месте, где обнаружили гильзу. И вот ребята в дни весенних каникул вновь отправляются к реке Березине.
— Работа предстояла нелегкая, — рассказывает Романовский. — Во-первых, мы должны были более детально изучить местность, где нашли гильзу.
Провести там раскопки, побеседовать с местными жителями, свидетелями тех боев на Березине. Сотрудники Центрального музея Советской Армии просили нас начертить схему местности, указать хотя бы приблизительные координаты. В поход отправился весь наш 7-й класс «А». Мы тогда решили: право на участие в походе каждый школьник должен завоевать отличной учебой и примерным поведением.
С того времени эти привольные поля, опоясанные лесами, на берегах Березины стали для школьников священным местом прикосновения к самой истории Отечества, к ее героическому прошлому. Особенно памятной была встреча с местным старожилом И. Жуковским. Он живет в деревне Лешница, за три километра от моста через Березину.
— Все помню! — говорит Иван Петрович. — Мост до войны через Березину был деревянный. Вот туда, на тот берег реки, еще по мосту успели проскочить два немецких танка, но их сразу же подбили наши. Обломки после войны долго валялись прямо за мостом. После сюда пришла наша машина, и солдаты стали выгружать бочки. Катили их по мосту, поливали его бензином. Я стоял недалеко, все видел. И вот пламя охватило мост. Горел он быстро. Солдаты крикнули нам: «Уходите быстрее! Сейчас здесь будет сильный бой!»
Советские воины защищали рубеж на восточном берегу Березины буквально в 500 метрах от реки и в километре от шоссе Минск — Могилев. А раз оборона была на восточном берегу, значит, события относятся к июню — началу июля 1941 года. Выводы эти подтвердили, помимо Жуковского, и другие местные жители. Как свидетельствуют архивные документы, даже в то время, когда передовые соединения танковых групп Гудериана переправились через Березину и вышли к Днепру, в приберезинских лесах еще продолжали вести бои дивизии 13-й армии и сводные отряды многих соединений фронта. «Мы не отступили. Сражались до последней капли крови», — эти слова, оставленные на клочке бумаги умирающим солдатом, лучше всего говорят, как выполнили здесь приказ и свой воинский долг наши бойцы. И, как вспомнил Жуковский, там же, у окопов, и похоронили тех солдат, которые стояли здесь насмерть и которым деревенские мальчишки, невзирая на опасность, прямо на боевые позиции приносили хлеб и молоко.
Кто же были эти солдаты? Школьные следопыты послали запрос в архив Министерства обороны СССР на Александра Бручкина. Одновременно узнали, что деревня Заврутки, из которой родом автор записки, находится в Мядельском районе Минской области. Сразу написали, попросили сообщить, призывался ли кто-нибудь из Завруток по фамилии то ли Лаговин, то ли Лягевич. Ответ пришел скоро: нет, в Заврутках вообще никогда не было жителей, носящих такие фамилии.
— И все-таки Заврутки мы не оставляли, — рассказывает Романовский. — Решили съездить в ту деревню, показать старожилам фотокопию записки. А вдруг кто-нибудь из них по почерку узнает автора?
Для самого Иосифа Романовского походы, в которые он увлек ребят, — не просто учительская обязанность. Это и его сыновний долг перед отцом, Иосифом Федоровичем. С первых дней войны ушел отец на фронт, а после Победы получила семья Романовских извещение, что он погиб при взятии Кёнигсберга.
В ОДИН из летних дней следопыты 130-й школы вновь отправились в Заврутки. Когда здесь узнали, что пришли школьники из Минска, принесли с собой записку, написанную кем-то из бывших жителей деревни, все в Заврутках, от мала до велика, были взволнованы этой новостью необычайно. Люди собрались в просторной избе Бородича, одного из старожилов деревни.
Игнатий Бородич посмотрел записку, снял очки, положил на стол и сказал твердо:
— Только Алексей Валлюк из нашей деревни мог так писать — по-русски, печатными буквами. Мы вместе с ним когда-то учились в польской школе, за одной партой сидели. Наши места до 1939 года были под панской Польшей. Но писать и читать учились тайком по русскому букварю.
Каким же он был, Алексей Валлюк, оставивший нам письмо из 41-го года? Его родители жили за две хаты от Бородича. Они погибли в войну, им поставили памятник.
— Они были коммунистами? — спросили ребята.
— Нет, беспартийные, — сказал Леон Иванович Андрон. — Но семья — вся большевистская. Отец Алексея, Николай Тадеушевич, был самым уважаемым человеком в деревне. Добрый, внимательный, все наши Заврутки к нему тянулись. И то сказать — хата Валлюков стояла у деревенского перекрестка, как центр наш, знаете. Мы Николая Тадеушевича и депутатом своим в сельский Совет избрали. И сын, Алексей, в отца пошел. Вот как он здорово воевал, не посрамил наши Заврутки. — Андрон тяжело вздохнул, смолк на мгновение, затем медленно произнес: — Спасибо тебе, Алеша...
Алексей Валлюк был парнем удивительно любознательным, сам, например, смастерил радиоприемник. Друзей у Валлюка — вся деревня. Его так и звали ласково: наш Алеша. В армию он был призван в 1940 году. «И меня вместе с Алешей взяли в армию, — вспоминает Владимир Косяк. — Да пути наши разошлись сразу».
Возвращались после окончания войны в Заврутки солдаты. Подходили к калиткам родных хат, обивали фронтовую пыль у порога, обнимали жен и детей. Пришел и родной брат Алеши — Петр. Он еще не знал, что от рук фашистов погибли его отец, мать и сестра. Когда услышал это от сельчан, на некоторое время будто лишился рассудка. И остался Петр одиноким, он и сейчас живет в Белоруссии, на Витебщине. Ждал родного брата, ничего не было слышно об Алексее. Молчал Алеша. Все эти годы молчал. И все эти годы на берегу Березины лежала в гильзе записка, оставленная им...
Такова тайна найденной гильзы. Правда, до конца она еще не раскрыта. Неизвестно, в какой воинской части воевал Алексей Валлюк. На все запросы минских школьников ответ один: «Сведений об Алексее Валлюке нет».
Тот бой на Березине, что вел Алексей Валлюк, — маленький эпизод большой войны. Война была всенародной. Потому и встал сейчас на том месте, где были позиции погибшего батальона, обелиск. И кажется — во всю свою мощь поднялся здесь советский парень Алеша. Поднялся над рекой, в имени которой живет вечный символ России и Белоруссии — нежная береза. Как будто вернулся он на свои боевые позиции. Неизвестный солдат, отныне ставший известным.
М. ШИМАНСКИЙ (1984)
