А Демид сам вышел. Отряхнул со штанов и косоворотки муку. Красивая светловолосая девка будто невзначай уронила глиняную чашку, – прямо на камень. Чашка разлетелась вдребезги. Девка испуганно прижала к груди кулачки, сокрушённо головою покачала:
- Оой, Демид Фёдорович!.. Кваску холодненького – только что из погреба!.. – хотела Вам… А чашка-то… На счастье, видно!
Демид поднял стоящий на траве кувшин с квасом:
- Прощения просим, Глафира Герасимовна: мы – люди простые… и без чашки напьёмся.
В несколько глотков опустошил кувшин, утёрся рукавом. Как ни в чём не бывало, – ровно лишь вчера виделись… – кивнул Захару:
- Здорово дневали, земляк. Как оно?
- Спаси Христос, Демид Фёдорович. Слава Богу… Живём.
-Супруга моя, Дарья Степановна, как поживает?
- С Божьей помощью… – Захар не сумел скрыть растерянность.
Краем глаза взглянул на эту… Глафиру Герасимовну, заметил, как на её красивых губах тоже задрожала растерянная улыбка… Демид подал ей пустой кувшин, – она и его уронила. Демид усмехнулся:
- Счастье-то куда девать будем.
-Демид Фёдорович… Сказать бы Вам, – Захар неловко переминался с ноги на ногу.
- Так говори.
- Отойдём, может?
- Незачем. Глафира Герасимовна не чужая мне, – вроде сестры: они с её матушкою, Марфой Платоновной, вылечили меня, – когда азовская волна в шторм выбросила меня на здешний берег. С такою раной, какая у меня на виске была, не живут добрые люди. А я, видишь, стою перед тобою, – жив-здоров. Говори.
Захар решился:
- Слышал, – люди в Чайкино говорят… Говорят, будто ты на дочке Панкрата Егоровича жениться собираешься.
Демид не удивился:
- Языки не купленные, вот и говорят. Ты-то знаешь, Захар, что мы с Дарьей Степановною – венчаные супруги. Какая ж женитьба… – Демид вприщур окинул взглядом Захара: – Или, к примеру, – какое ж замужество, Захар Ефимович?..
Глафира взглянула на Демида, потом – на Захара… И убежала.
Захар вспыхнул:
- Что же ты… что же ты домой, к жене-то, не возвращаешься?
Демид тоже покраснел. Свернул самокрутку, протянул Захару кисет с табаком:
- Это наше с нею дело. Тебе говорю затем, чтоб ты не надеялся понапрасну. Видел я вас с Дарьей… на берегу в Новоникольском.
Захар не отвёл глаз:
- Что ж: не скрою, – люба мне Дарья. Только перед тобою нет моей вины. Ежели видел ты нас с нею на берегу, то знай: я к ней и пальцем не прикоснулся. До того шторма… Я и не помышлял, чтоб смотреть на неё, на чужую жену. Кто ж знал, что таким милостивым к тебе окажется Азов. Дарья – в глазах всего посёлка!.. – вдовою осталась.
Демид сжимал ладонью высокий стебель чертополоха, молчал.
- Говоришь, – чтоб не надеялся я понапрасну… Тогда и я тебе скажу: не давала мне Дарья надежды. С самого начала речи её больно странными были: о тебе она говорила, – ровно о живом. И о себе, вдове, что она – венчаная жена, и другого мужа, кроме тебя, у неё не будет. Не раз дожидался я её у калитки… На Троицу, считай, до рассвета просидел, – батю этим разгневал… Ни разу она ко мне не вышла.
В хмурых и насмешливых Демидовых глазах мелькнуло какое-то неожиданное мальчишеское счастье… Он даже дыхание затаил:
- Так и говорила, – словно о живом?
- Тебя вот девки тут… квасом холодным поят. А про Дарью в Новоникольском бабы говорят, что она с нечистым знается. С дедом, Макаром Парамоновичем, видится… И – что ты… – в общем, в шторм сгинувший, – приходишь к ней по ночам. Оттого, мол, и замуж она не идёт. Хотя – ничего зазорного, когда вдова рыбака замуж выходит… А ты – живой и здоровый, не сгинувший… – отчего-то ни ночью, ни днём к ней не приходишь.
Демид усмехнулся:
- Сам говоришь: отчего-то… – В глазах его всколыхнулась неизбывная горечь: – Ты ж всего не знаешь, Захар. Потому – не суди. Спаси Христос, что рассказал мне про неё. Только… Это наше с нею дело. Прости, что не оставил тебе надежды.
- Что ж тут прощать, Демид: Слава Богу, – что жив остался… А Дарья тебя одного любит. И ещё: малого вашего спасла она, – тонул мальчишка. Незнамо как, дошла к нему на глубину, – саженей десять от берега. Подняла Сёмку из воды, а до берега он сам доплыл. А она рядом шла. Про это в Новоникольском тоже говорят.
…Катерина Никифоровна присмотрелась и к той кадочке, что побольше была. Взглянула на мужа:
- А что, Панкрат Егорович!.. Как раз такая мне нужна: огурцы солить.
- Берём, Катя, – важно махнул рукою Панкрат Егорович. – И эта, что самая большая, тоже мне пригодится.
Когда Захар уезжал из Чайкино, почему-то оглянулся: будто чей-то взгляд почувствовал. С крыльца высокого и добротного дома смотрела ему вслед Глафира Герасимовна, Глаша… В Захаровой груди поднялась ещё неясная радость… Оттого, наверное, что теперь он знает, где живёт Глаша. Он кивнул ей, и она ему рукою помахала.
…На заработанные деньги Демид купил коня: не всё ж Соколка просить у Герасима Евсеевича… Обещал Панкрату Егоровичу, что к следующему выходу в море вернётся… И тронулся на Новоникольский: сердцем знал, что Дарья ждёт его на берегу. Там и встретились, – где всё случилось у них…
Вечерело, когда Демид подъезжал к знакомому берегу. Дарью увидел издалека. И она его узнала. Демид остановил коня, спешился. Так и смотрели друг на друга, и шли друг к другу. Демид обнял Дарью, прижался губами к её волосам, что пахли полынью и азовской волной. А Дарья сбросила юбку – ту самую, с прошивками… В одной рубашке вошла в море. И – повторилась та их ночь. Ласково и тихо плескалась волна, – будто смывала горькую девчоночью обиду…
- Дарья!.. Дарьюшка!..
Дарья приложила ладошку к его губам:
-Я ждала тебя. И ждала эту ночь. А на рассвете ты скажи… а на рассвете ты скажи мне, что я была тебе люба, – скажи, что тогда, в ту ночь… я была люба тебе.
-Дарьюшка!..
- На рассвете. Потому что… я так ждала эту ночь.
А когда над Азовом предвестием зорюшки плеснулась густая синь, Демид снова, как в ту ночь, поднял Дарью на руки:
- Ждал я, Дарьюшка… Ждал, пока вырастешь ты… Девчушкою была ты. А мне – такою любой, что не сдержался я. До времени… взрослой тебя сделал. Не дождался, – прости меня… Прости, что обидел тогда.
-И ты прости… Что не сказала… не успела сказать, что простила обиду… Не успела сказать, что люблю. А теперь – знаешь, что я скажу тебе? - Дарья свела брови, неслышно шевелила губами, – загибала пальцы: – Я тебе ребёночка рожу, – в исходе будущей весны.
Так и вышло, – по Дарьиным словам: цвели по степным балкам дикие яблони, пламенела воронцами приазовская степь, когда родила она мальчишечку. Жили они с Демидом в Чайкино: забрал Демид Дарьюшку на этот берег, построил здесь большой и красивый дом.
А Захару пришлась по сердцу Глашенька: оказалась она вовсе не строптивою и не упрямой, – лишь поняла, что один Захар ей люб… Свадьбу ещё в ту осень сыграли, на Казанскую. А нынешним Покровом дочушку Захару родила.
И Марусеньке, подружке Глашиной, жених нашёлся, – двоюродный брат Захара, Никита, новоникольский рыбак. Предстоящею зимою, после Святок, – свадьба.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Навигация по каналу «Полевые цветы»