(«Правда - хорошо, а счастье лучше»)
«Сила Ерофеич Грознов, отставной унтер-офицер, лет 70-ти» - так указано в списке действующих лиц, с весьма существенным дополнением: «в новом очень широком мундире старой формы, вся грудь увешана медалями, на рукавах нашивки, фуражка теплая» («новый мундир старой формы» явно говорит о сроках службы, ну, а увешанная медалями грудь, думаю, в комментариях не нуждается). Конечно, очень выразительны и имя, и фамилия, да и сам этот персонаж, хотя отведено ему автором и совсем немного места.
Какую роль этот персонаж выполняет в пьесе?
Если смотреть только на событийную канву, то, кажется, всё просто: садовник заявляет: «А только я вам вот что скажу: нам без ундера никак нельзя… У ворот поставить… Кто идёт — он опрашивает: к кому, зачем; кто выходит — он осмотрит, не несёт ли чего из дому. Как можно! Первое дело — порядок, второе дело — вид. Купеческий дом, богатый, да нет ундера у ворот — это что ж такое!» (зачем ему, ворующему хозяйские яблоки, понадобился «ундер у ворот», трудно сказать – возможно, чтобы было на кого свалить вину). Филицата разыскивает Грознова: «Вот видишь ли: хозяева наши хотят ундера на дворе иметь, у ворот поставить… Вот я и ездила за ним».
А вот тут уже начинается нечто весьма интересное! Ведь полностью фраза няньки звучит так: «Вот я и ездила за ним, у меня знакомый есть». А про этого «знакомого» раньше говорилось как про «колдуна», который «слово знает» («Не поможет ли он моей Поликсене?») И очень скоро поймём мы, что «ундер» и «колдун» в одном лице должен стать своеобразным «тузом в рукаве», с помощью которого решатся все проблемы. Конечно, Филицате судьба помогла, дав предлог ввести Грознова в барабошевский дом.
А что можно сказать о самом «ундере»? «Я про сражения-то уж плохо и помню, давно ведь это было. Прежде хорошо рассказывал, как Браилов брали, а теперь забыл. Я больше двадцати лет в чистой отставке; после-то всё в вахмистрах да в присяжных служил, гербовую бумагу продавал», - рассказывает Грознов о своей жизни. Турецкая крепость Браилов была обложена русскими войсками 1 мая 1828 года, а сдалась 7 июня (полагаю, мои читатели согласятся, что речь идёт именно об этом периоде, а не о взятии крепости во время Прутского похода Петра Великого). Упоминание об этом событии позволяет нам кое-что уточнить.
Судя по обрывочным фразам подгулявшего «ундера», его «амуры» с Маврой (тогда ещё не Барабошевой) начались ещё до войны («Только давно это было… перед турецкой войной…», «И услали Грознова под турку… А Грознов стал воевать…»). Видимо, попал молодой Сила под рекрутский набор в начале войны («Тогда этот турка взбунтовался, а мы его били… за это…» - в то время Османская империя объявила себя свободной от договорённостей с Россией и выслала русских подданных из своих владений. Война была объявлена 14 апреля 1828 года).
С 1834 года солдат увольняли в «бессрочный отпуск» после 20 лет службы. Видимо, так был уволен и Грознов (следующее сокращение срока службы – до 15 лет – было в 1851 году). Значит, произошло это увольнение примерно в 1848 году, а время действия пьесы – около 1870-го (написана она, напомню, в 1876-м)
Первое появление Грознова, его приветствие («вытягиваясь во фрунт», провозглашает: «Здравия желаю!») заставляет вспомнить солдат – героев русских сказок (или для меня, как, наверное, и для многих, с детства любимого солдата из «Марьи-искусницы»), которые и с нечистой силой сладят, и кашу из топора могут сварить. Способствуют этому впечатлению и его воспоминания: «В Курске яблоки-то хороши… Бывало, набьёшь целый ранец… Ежели в саду, так солдату задаром, а с прочих не знаю; а на рынке тоже не покупал», «Я всё, бывало, так-то и смолоду: когда нужно повидать либо вызвать кого, так кумом сказывался».
Очень трудно понять, когда Грознов шутит, а когда говорит всерьёз (С.Ю.Юрский рассказывает о своей трактовке интересно, но не бесспорно). Например, не совсем ясно отношение Силы Ерофеича к деньгам. Сначала охотно примет «рублевую бумажку» на угощение будущих сотоварищей («Я так и сделаю, я люблю в компании-то, — особенно ежели на чужие-то…»), хотя чуть позже гордо заявит: «Вот у меня и много, а я не дам… Говорю: денег много, а не дам». – «Жалко». – «Денег-то?» - «Нет, вас… Я проценты очень большие беру». А потом будет советовать не отдавать долг (тем более богатому купцу) и даже не жалеть сына, которому грозит яма: «Что его жалеть-то! Посидит да опять домой придёт. Деньги-то жальче, они уж не воротятся, запрёт их купец в сундук, вот и идите домой ни с чем. А спрятать их подальше да вынимать понемножку на нужду, так на сколько их хватит! Ну, пропади у вас столько денег, что бы вы сказали?» - «Сохрани Бог! С ума можно сойти». – «Украдут жалко; а своими руками отдать не жалко. Смешно. Руки-то по локоть отрубить надо, которые свое добро отдают». На самом деле считает так или проверяет людей, все ли они готовы продаться за деньги? Видимо, автор предоставляет исполнителю самому решать этот вопрос.
Вот в сцене с Барабошевой уже всё ясно - она душу свою давно продала, а потому и припугнуть её можно и нужно. Может быть, почувствовал он это тогда, в то далёкое свидание, когда пыталась она откупиться от него («И деньги-то мне тычет… и перстни-то снимает с рук, отдаёт, я все это беру… Дрожит, вся трясётся, так по стенам и кидается; а мне весело»). Наверное, именно потому взял он с неё «клятву страшную», напомнив о которой, сейчас и потребует: «И сундук ты тот, железный, ко мне в комнату под кровать поставь». А припугнув, спокойно сказать: «И денег мне твоих не надо, у меня свои есть. На что мне? Я одной ногой в могиле стою; с собой не возьмёшь». Но, тем не менее, упорно настаивать на жалованье за труды: «Четырнадцать рублей двадцать восемь копеек с денежкой, я на старый счёт… И денежки не уступлю».
А нужно ему человеческое отношение: «Угол мне нужен — век доживать, угол — где-нибудь в сторожке, подле конуры собачей… Да покой мне нужен, чтобы ходил кто-нибудь за мной: тёпленьким когда напоить, — знобит меня к погоде». Нужно ему уважение – не может он снести оскорбление Мухоярова («Куда нам такую ветошь? У нас не Матросская богадельня. Разве для потехи?»), всё время будет поминать его, даже подвыпив, ведёт с ним воображаемую беседу: «Ты смеяться надо мной? Ах ты, молокосос! Что ты, что ты! Ты знаешь ли, что такое Грознов… Сила Грознов?.. Грознов герой… одно слово… пришёл, увидел, ну, и кончено». А вот его угроза («Поживи-ка с моё, так сам в богадельню запросишься, а я ещё на своих харчах живу. А у Барабошевых тебя держать станут ли, нет ли, не знаю; а я жить буду. А коли будем жить вместе, не прогонят тебя, так ты мне вот как будешь кланяться. Не больно ты важен, видали почище») практически полностью реализуется – скажет же Мавра Тарасовна: «Я тебе, Ерофеич, весь наш дом под присмотр отдаю: смотри ты за чистотой на дворе, за всей прислугой, ну и за приказчиками не мешает, чтоб раньше домой приходили, чтоб по ночам не шлялись. (Мухоярову.) А вы его уважайте!»
А возможно, нужна ещё и любовь. Очень показателен диалог при встрече с Маврой: «Да как же ты жив-то? Я давно, как ты в поход ушёл, тебя за упокой поминаю. Видно, не дошла моя грешная молитва?» - «Я добрей тебя, я молился, чтобы тебе Бог здоровья дал, чтобы нам опять свидеться. Да вот и дожил до радости».
«Давай жить да друг на друга любоваться», - предложит он. И кто знает, что будет?
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского здесь
