Шаман бубнил заклятия, призывая духов даровать здоровья и много детей Мансуру и его новой жене. Мирослава, одетая в красный, вышитый узорами, халат, стояла возле костра, выдыхая дым трав, которыми окуривал ее шаман. В этот момент она понимала, что прошлая жизнь навсегда уходит. Теперь она связана со степью и с Мансуром навеки. К горлу подступала горечь, и она ничего не могла с этим поделать. Не было на ее свадьбе никого, кого она знала до плена. Никто не радовался за нее, разве что Алима, да несколько служанок. Да и они радовались больше потому, что надеялись на ее заступничество, успев узнать ее добрый нрав. Каймишь глядела на нее злобно, с трудом пытаясь придать своему лицу хотя бы равнодушный вид. Дава-хатун сидела на помосте, рядом с Азамат-ханом, напротив стоящих у костра новобрачных, и на ее лице тоже не было радости. Вокруг ханского помоста толпились жены, дети и внуки хана. Их лица слились для Мирославы в одну серую массу. Сам хан добродушно улыбался, щурился, от чего глаз его почти не было видно. Морщинистое лицо было нездорового желтоватого оттенка, а руки заметно подрагивали.
«Веселая у меня свадьба!» - подумала Мирослава с грустью, вспоминая, как праздновали создание новой семьи в ее деревне. Вспоминала песни, что пели женщины, шутки и подтрунивания над женихом и невестой. Здесь не было ничего этого.
Шаман наконец закончил свои ритуалы и все поднялись. Азамат-хан первым подошел к молодым. Мирослава и Мансур склонились перед ним низко. Он положил руки им на головы, произнося благословение. Потом, по очереди, подходили остальные. Каждый дарил новобрачным что-нибудь полезное для дома. Циновки, посуда, одеяла, шкуры высились горой, сложенные в одну кучу. Потом был пир, на котором Мирослава ощущала себя совершенно чужой, а когда уже настала ночь, Мансур взял ее за руку и повел в ее юрту. До свадьбы он туда не заходил и теперь с интересом осматривал уютное убранство, которое Мирослава постаралась придать своему жилищу. Внутри все было не так, как привык Мансур, но ему понравилось. Стены Мирослава украсила вышивкой, которой они с Алимой занимались длинными днями. Низкий стол она покрыла скатеркой. На столе красовался расписной кувшин, а в нем букет полевых цветов. В юрте пахло пряными травами. Здесь Мирослава чувствовала себя защищенной и спокойной, и вторжение в ее жилище мужчины, теперь уже мужа, ее не радовало.
-Ты не рада, Оджин? - спросил Мансур, наблюдавший за любимой весь день и чувствуя ее настроение.
-Рада…Вот только никак не могу привыкнуть.
-Это пройдет! - Мансур притянул ее к себе. Он долго ждал этого момента, едва сдерживал себя, но теперь чувства захлестнули его с головой.
Лежа рядом со спящим Мансуром, Мирослава не понимала, как такое может быть? Еще несколько часов назад, она была несчастна, но стоило Мансуру с нежностью прикоснуться к ней, как земля уплыла из под ног и водоворот нежности и любви, затянул ее в омут из которого она никак не могла выскользнуть. Невольно ее пальцы протянулись к щеке Мансура. Она легонько погладила его, ощущая рукой тепло обветренной на солнце кожи. Нежность, так долго скрывавшаяся где-то внутри вдруг пробудилась в ней и она не понимала, нравится это ей или пугает.
Несколько дней Мансур провел у Мирославы, наслаждаясь ее ласками и покоем, которые давало ему ее присутствие. Но у него был долг, были дела и настала пора возвращаться в ним. А еще была Каймишь, которая не заслуживала, чтобы ее забыли и не уделяли внимания. Глядя, как Мансур одевается, чтобы уйти, Мирослава сказала:
-К вечеру я приготовлю ужин из блюд, которых ты еще не пробовал!
-Не сегодня, Оджин! Сегодня я буду ночевать у Каймишь.
Мгновение, и радость испарилась. За эти дни она совсем забыла, что у Мансура есть еще одна жена. Ей казалось, что теперь она каждый вечер будет встречать его, как матушка встречала отца - вкусным ужином, уютом в доме и радостью. Лицо залило краской гнева и стыда, и Мансур сразу заметил это.
-Так заведено, Оджин! Я не могу нарушать традиции. Но в моем сердце ты главная, не забывай этого!
Он подошел, чтобы поцеловать ее, но Мирослава увернулась от его ласки. Мансур не стал настаивать, решив дать ей время все обдумать, и вышел. Посидев немного в одиночестве и смакуя свою ревность, Мирослава поняла поняла, что ей надо с кем-то поговорить. Она пошла к Алиме. При виде ее девушка вскочила на ноги и бросилась было к ней, но осеклась увидев выражение лица вошедшей.
-Что случилось? - спросила она.
-Мансур объявил, что сегодня будет у Каймишь! - выпалила Мирослава.
-Конечно, она же его первая жена!
Не получив желаемой поддержки, Мирослава нахмурилась еще сильнее.
-Мансур скоро снова придет к тебе! А у меня и этой радости нет…- печально сказала Алима и Мирослава вдруг поняла, что не только она страдает.
-Скажи, Оджин, если бы Мансур пришел ко мне, ты тоже сердилась бы? - внезапно спросила Алима.
Этот вопрос застал Мирославу врасплох. Ведь Мансур и правда мог так сделать и что тогда? Станет ли она так же сердиться на Алиму, с которой успела подружиться?
-Я не знаю…
-Прошу, если вдруг так случится, не отталкивай меня. Не лишай радости дружить с тобой! У меня ведь больше никого нет!
-Я постараюсь! - пообещала Мирослава, дав себе слова именно так и поступить. Что поделаешь, в этом диком краю так заведено.
Месяц после свадьбы пролетел быстро. Почти все ночи Мансур был с Мирославой, лишь иногда навещая Каймишь. Две жены за это время почти не видели друг друга и ни одна не огорчалась по этому поводу. Уже чувствовалось приближение осени. Пожухли степные травы, ночи стали холодными и очаг в юрте почти не затухал. По утрам Мирослава тесно прижималась к Мансуру, наслаждаясь его теплом и лишь мысли о том, что может быть завтра утром к нему вот также будет прижиматься Каймишь, продолжали вызывать в ней глухое раздражение, как ни старалась она себя успокоить.
Серое, хмурое утро, огласил отчаянный крик. Мирослава и Мансур резко поднялись.
-Что случилось? - испуганно спросила Мирослава, глядя как поспешно натягивает штаны Мансур.
-Сейчас узнаем! Оденься, но не выходи наружу! - велел он и выбежал наружу, прихватив меч.
Мирослава его не послушала. Осторожно высунув голову в дверь, она увидела, как по становищу мечутся люди. Она не понимала причины такого поведения. Пожара не было видно, чужаков тоже, но почему на лицах ясно читается паника? Мимо пробегала служанка и Мирослава остановила ее, схватив за рукав.
-Что стряслось?
-Азамат-хан умер!
Мирослава ахнула. Она представила, каково сейчас Мансуру и сердце сжалось от сострадания и печали. Мирослава решительно направилась в сторону ханского шатра. Она жена ханского сына и должна быть рядом с мужем в трудную минуту! По пути она столкнулась с Каймишь, которая спешила в ту же сторону. Девушки сухо кивнули друг другу.
-Жаль хана…- сказала Мирослава, нарушая нелегкое молчание.
-Пожалей лучше всех нас! Теперь наступят трудные времена! - резко ответила Каймишь.
Мирослава не поняла ее тона. Люди умирают, но жизнь то идет своим чередом. Со смертью одного, ничего не меняется в этом мире.
-Что ты имеешь ввиду? - не выдержав, спросила она.
-Умер хан, а значит будет новый. И кто им станет и как - неизвестно!
Мирослава припомнила разговоры взрослых о том, что когда умер старый князь Рязанский, его сыновья устроили промеж собой сечу. Значит и тут так же! А Мансур сын хана и это коснется и его!
-Пошли, раз уж пришла!- одернула растерявшуюся Мирославу Каймишь и больше не глядя на нее решительно зашагала дальше.
Они вошли в ханский шатер. Азамат-хан лежал на своей большой кровати, укрытый до подбородка одеялом. У изголовья сидела Дава-хатун. Она словно разом растеряла свою стать и властность, вмиг превратившись в обычную пожилую женщину, убитую горем. В ногах кровати, сбившись в плотную кучку, сидели три младшие жены хана. Они тихо и заунывно скулили, покачиваясь из стороны в сторону. Сыновья хана стояли по бокам. Мирослава увидела Мансура. По его лицу катились слезы. Он неотрывно смотрел на отца. Каймишь низко склонилась перед телом хана и Мирослава последовала ее примеру. Постояв немного в скорбном молчании, Каймишь направилась к выходу. Чувствуя себя лишней, Мирослава пошла за ней. У входа толпились слуги.
-Не стойте тут! - сказала им Каймишь громко и уверенно, - Нашего хана надо достойно проводить в последний путь! Вы, - она указала рукой на нескольких мужчин, - Режьте баранов! Вы, - она повернулась к женщинам, - Принимайтесь за стряпню! Надо приготовить много кушаний, особенно тех, что любил хан Азамат. Да побольше арака!
Мирослава поразилась, с какой легкостью Каймишь отдает распоряжения. В ней чувствовалась сталь, сродни Даве-хатун. Она была дочерью хана и это теперь видели все. Не прекословя и не переспрашивая, слуги отправились выполнять поручения.
-А мне что делать?- спросила Мирослава, невольно признавая в Каймишь главную.
-Ступай к себе и надень, что-нибудь траурное. А потом приходи на кухню, проследишь, чтобы служанки поторапливались и не болтали по пустякам.
Похороны хана получились пышными, достойными великого человека. Все, даже Дава-хатун признали, что Каймишь потрудилась на славу. Сама Каймишь похвалы принимала сдержанно, с достоинством и Мирославе невольно захотелось быть такой же. Ревность никуда не ушла, но она признавала, что Каймишь заслуживает уважения.
На поминальной трапезе сыновья хана сидели отдельно от остальных. Сначала между ними царило молчание, но по мере того, как они чашу за чашей осушали арак, полились разговоры. Вначале это были воспоминания об отце, о его походах в молодости, о том, как он собрал под свою руку окрестных ханов, какое уважение имел среди них.
-Кто же из нас теперь займет его место? - спросил захмелевший Аслан и сразу между братьями повисло напряжение.
-Не время сейчас! - ответил Мансур.
-А мне кажется, что самое время! Людям нужен хан и как можно быстрее! - встрял в разговор старший брат Улугбек, сын Давы-хатун.
-Уж не ты ли метишь в ханы? - резко высказался Аслан, сын от второй жены, немногим старше Мансура.
Улугбек вскочил на ноги. За другими столами притихли жены и невестки Азамат-хана, с тревогой прислушиваясь к начавшейся перепалке.
-А ты, Аслан, считаешь меня не достойным? Я самый старший!
Теперь вскочил и Аслан. Оба рослые, широкоплечие, с горящими глазами, братья волком смотрели друг на друга.
-Не ссорьтесь! - сказал им Мансур, - Отец говорил мне, что надо курултай собрать!
Братья, включая и младших, не доросших еще до возраста, когда можно стать ханом, разом загалдели.
-Курултай? Где каждый хан сможет предложить себя? Мы сыновья Азамат-хана и править одному из нас!
Дава-хатун тяжело поднялась и подошла к ним.
-Вы что тут устроили! Тело вашего отца еще не остыло, а вы уже затеяли ссору!
Юноши пристыженно замолчали.
-Мансур прав! Азамат-хан и мне говорил о курултае! Исполните его последнюю волю!
Она отвернулась от них и никто не посмел больше возражать…
