Собираясь за столом, пили, пели и дрались, как когда-то их убитые мужья. Только выли по-бабьи, и рыдали потом, расплевавшись на всю жизнь, и снова собирались по праздникам, сбитые вместе одиночеством и горем.
Под Рождество, в Сочельник, сошлись к вечеру у Клавдии, стол накрыли. Немного их со двора собралось – четверо бездетных баб – другие на смене ишачили или в свободные часы по родне разъехались. Да и праздник никакой, не из газеты. Все свои, кроме приблудной Лизы. Всегда её на посиделки звали, тихая такая женщина, за столом молчит, а певунья первая.
– Это, бабоньки, ночь особая, как чую, – заявила Настя, кутаясь зябко в светлый пуховой платок.
Холодно не было, угля Клавдия не пожалела для буржуйки. Но к лицу Насте платок этот был, последний мужнин подарок.
– Что ж, не иначе как Бог мужика тебе пошлёт? Да героя, не иначе. С руками и ногами.
– Может, и ещё с чем, – добавила Ксения, и бабы фыркнули.
– Пошлёт, – уверенно ответила Настя. – Я уже со своим Игнатом договорилась, позволил он мне.
– Это он с того света с тобой разговоры ведёт? – спросила Ксения.
– С того, а что?
– Ничего. Мой вот не отвечает.
– А ты говори с ним, Ксюша, не оставляй, он и ответит, – уверила Настя.
Водки на столе была бутылка, а самогона – трёхлитровая банка, деревенская родня у Клавдии гостила.
– Ну, за Бога, хоть он бы помог.
Чокнулись, выпили, – родился всё же. После войны и за Бога вроде разрешили.
– Хорошо бы помог, да не с нами он, – сказала Манька, женщина отвлечённая. – Нагрешили мы супротив него, вот и отвернулся. Будь с нами, так не допустил бы…
– Это ты у старухи Матвеевой поспроси, та расскажет.
– Да она из ума выжила.
– Вот-вот, кто из ума исходит, сразу верить начинает. Ты приглядись, там, у Сокола, церковь попустили, так кто туда ходит? Больные да блаженные.
– Да уж, конечно, партейные не сунутся.
Водку выпили под винегрет, банку на четверть опустошили.
– Споём, бобылки, – сказала тихая Лиза и затянула звонко, будто другой человек в ней очнулся: – Как во поле…
Отдышавшись, помолчали и снова налили.
– Тихий ангел пролетел, – сказала Манька в повисшее молчание.
– Давай за него, пущай с нами и тихий будет, – отозвалась Клавдия.
Выпили за ангела.
– Пойду я, – сказала Настя и поднялась.
– Куда это ты на ночь глядя? У меня ещё и бутыль не почата. Завтра – выходной, гуляй, бабы, до утра!
– В церкву зайду, к Соколу, недалече тут. Праздник у них, служба. Тятя с мамкой всегда ходили. Схожу и я, благо беспартейная.
– Да холодно, Настя, куда ты!
– Платок у меня, – ответила.
Смотрели бабы, как накинула Настя тулупчик и платком подвязалась, да подбоченилась, да притопнула.
– Хороша? – спросила и рассмеялась.
– Пьяная ты, Насть, не ходила бы лучше.
– Ноги несут, значит, знают.
Пили и пели бабы, своё друг другу про вдовью жизнь втолковывали, Настю, гулёну, осуждали привычно, без злобы. Ксения с Клавдией поцапаться из-за карточек успели, хоть до драки и не дошло. Крик стоял в натопленной комнате, шум, дым коромыслом.
И тут Настя вошла с военным. Как умерли все, дышать забыли.
– Вот, бабоньки, познакомьтесь. Олег, старший лейтенант, лётчик. В церкви мы встретились.
Налили военному бабы и наблюдали, оцепенев, как он Настю за руку держит зачарованно, словно невесту, и глаз с неё не сводит.
– Валенки, валенки… – снова занялась Лиза, спасая баб от невмещаемого молчания, – и стронулось всё.
– Ночь под Рождество, – заговорила Клавдия сквозь песню. – Бог чудеса вершит, значит…
– Вершит! Ну, ты загнёшь! – перебила Ксения. – Да что-то не всем он вершит, Бог твой.
– Оно по вере, – заметила отвлечённая Манька.
Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"
Автор: Андрей Назаров
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.
