Когда 4 августа 1919 года застрелили ее отца – Мишку Япончика, ей не было и года. И Украина как таковая тогда только проклевывалась на карте мира.
Но в нынешнем 2023 году у этой женщины сразу два юбилея – 105 лет со дня рождения и 40 лет – со дня смерти. Она родилась то ли 5 августа то ли 20 в сентябре 1918-го, когда новая страна на обломках уничтоженной Российской империи только начинала разбег.
А умерла относительно нестарой 29 ноября 1983 года, когда страна фактически стала на финишную прямую, ведущую к гибели.
Она не была королевной, но всю жизнь знающими людьми почиталась "дочерью Короля", который решил воевать за новую страну. Зачем-то. Ведь ему и в старой было неплохо. Он завоевал там относительно прочное и незыблемо признанное место. Его так и называли, и признавали Королем. Причем все! Правда, Королем уголовного мира Одессы и фактически всего юга России.
Однако сама свадьба Короля после падения империи, потом рождение дочери и уход на фронт на стороне красных командиром полка имени Владимира Ленина были ярчайшими свидетельствами его попыток не просто "завязать", но вписаться в новую жизнь в новой роли.
Сегодня эта попытка кажется бессмысленной. В мире, где он "королевствовал", вход – рубль, а выход – два, а то и целая сотня. Ставка – как для Короля. И не важно, что ты Король, богатый и могущественный, а слово твое непререкаемо. "Подкладка тяжелого кошелька сшита из слез", – заметил по этому поводу великий русский писатель Исаак Бабель.
И он был прав. Но время было такое, что рождало самые невероятные надежды и ковались самые неожиданные судьбы. И Король хотел проскочить. Да, верблюдом в игольное ушко. Но хотел. И не сумел. Хотя как славно попробовал. Но как бесславно закончил.
Однако мы сейчас о женщине. О его дочери. И вот обстоятельства, когда познакомились родители нашей героини, описал все тот же Бабель. И лучше, красочнее него это уже не сделать никому: "Во время налета, в ту грозную ночь, когда мычали подкалываемые коровы, и телки скользили в материнской крови, когда факелы плясали, как черные девы, и бабы-молочницы шарахались и визжали под дулами дружелюбных браунингов, – в ту грозную ночь во двор выбежала в вырезной рубашке дочь старика Эйхбаума – Циля. И победа Короля стала его поражением. Через два дня Беня без предупреждения вернул Эйхбауму все забранные деньги и после этого явился вечером с визитом. Он был одет в оранжевый костюм, под его манжеткой сиял бриллиантовый браслет; он вошел в комнату, поздоровался и попросил у Эйхбаума руки его дочери Цили. Старика хватил легкий удар, но он поднялся. В старике было еще жизни лет на двадцать.
– Слушайте, Эйхбаум, – сказал ему Король, – когда вы умрете, я похороню вас на первом еврейском кладбище, у самых ворот. Я поставлю вам, Эйхбаум, памятник из розового мрамора. Я сделаю вас старостой Бродской синагоги. Я брошу специальность, Эйхбаум, и поступлю в ваше дело компаньоном. У нас будет двести коров, Эйхбаум. Я убью всех молочников, кроме вас. Вор не будет ходить по той улице, на которой вы живете. Я выстрою вам дачу на шестнадцатой станции… И вспомните, Эйхбаум, вы ведь тоже не были в молодости раввином. Кто подделал завещание, не будем об этом говорить громко?.. И зять у вас будет Король, не сопляк, а Король, Эйхбаум…
И он добился своего, Беня Крик, потому что он был страстен, а страсть владычествует над мирами. Новобрачные прожили три месяца в тучной Бессарабии, среди винограда, обильной пищи и любовного пота...".
Красиво? Да, несомненно. Вот только звали нашего героя Короля не Беня Крик, а по паспорту – Моисей Вольфович. А если еще точнее, то вообще Мойше-Яков. По фамилии Винницкий. Боже, как необычайно актуально для сегодняшней Украины! Но в историю он вошел как Мишка Япончик, сын одесской Молдаванки из семьи еврейского мещанина, фургонщика Меера-Вольфа Мордковича Винницкого и его жены Добы (Доры) Зельмановны.
И она, наша героиня, всю жизнь тоже прожила Винницкой. Называли ее, правда, по-разному – по паспорту Удая или Удл, по жизни – Ада, Адель, Аделя, а после смерти – Ада-ханум. То есть по-тюркски, уважительно – госпожа, дама, красотка. Потому что похоронена она, еврейка по рождению, в Баку на мусульманском кладбище.
Как рассказал известному израильскому писателю и журналисту Владимиру Ханелису уже внук Адели Игорь Михайлович, тоже Винницкий, живущий сегодня в Израиле, "так захотела бабуля". И расшифровал: "Дело в том, что на еврейском кладбище, которое находилось далеко от нашего дома, у нас никто не лежит. А на мусульманском, близком от нас, были похоронены наши дедушка и бабушка – родители мамы. Аделя сказала маме: "Сима, похорони меня рядом с ними. Ты ведь будешь приходить их навешать – и мне положишь на могилу цветочек. А еврейское кладбище далеко. Никто ко мне не приедет". Мы выполнили волю бабушки. На ее памятнике написано: "Адель-ханум". Без фамилии…".
И правильно. Мир, за который погиб ее отец, должен был бы быть интернациональным, где ценность человека определяла бы не кровь по рождению, а поступки по жизни. Но она жила в мире, которым таким, как задумывался, не стал. Ой, как не стал. И даже ее единственный сын – тоже, как и ее отец, Михаил – долгое время носил фамилию... Алахвердиев. По фамилии жены – упомянутой Симы Алахвердиевой, азербайджанки, которую назвали по-еврейски по просьбе врача, принимавшего роды. Вот так вот все в этой семье перемешалось. Да и сидели в ней все. Кроме правнуков Мишки Япончика...
Но это уже, как говорится, конец жизни. Еще более крутым и запутанным было начало жизни Ады-ханум, дочери Короля – Мишки Япончика. Куда там знаменитому дому Облонских, где все смешалось! В те годы по всей Одессе был пожар в публичном доме во время наводнения после эпидемии бубонной чумы – так все смешалось, перекрутилось и завертелось в поисках выхода.
В год гибели Мишки Япончика умерла и его же единственная сестра – Женя. Та, свадьбу которой так живописно описал Бабель в рассказе "Король" и смерть которой так повлияла на судьбу нашей героини. С овдовевшим мужем этой Жени за границу уехала мать Ады – Циля Оверман (Аверман), тоже уже вдова Короля. Уехала без Ады, которую не отдала свекровь – Доба, мать Мишки.
За границей Циля вышли за мужа умершей сестры мужа – во как! -- и прожила довольно успешную и зажиточную жизнь. Сначала в Индии, потом во Франции, где у Цили были несколько домов, какой-то завод. "Она должна была уехать, иначе ее убили бы, как мужа", – рассказал Игорь, ее правнук.
По словам всех других правнуков, Циля все время пыталась забрать дочь Аду к себе, за границу. До 1927 года, пока окончательно не закрыли границу, она присылала деньги и людей, чтобы вывезти дочь. Но, повторяю, сначала не отпустила бабушка Доба, а потом, когда бабушка разобралась в какой стране приходится жить, это стало невозможно по советским законам.
Спасаясь от приближающейся Второй мировой войны бабушка Доба с внучкой перебрались в Азербайджан. В Гянджу, а потом в Минчегаур. Но еще в Одессе в 1937 году у Ады родился уже упомянутый сын Михаил, внук Мишки Япончика, названный, как вы понимаете, в его честь.
Кто стал ее избранником и отцом Михаила – страшная тайна этой женщины, которую никто из родных не знает до сих пор. О табу не сможет рассказать и сам Михаил – он умер через четыре года после матери, в 1987-м, совсем молодым, в 50 лет. И тоже в Баку.
Но он успел поведать, что его мать Ада была страшно обижена на одесских родственников за то, что не отдали ее матери во Францию. Всю жизнь она жила в Баку, там они принимала всех одесских родственников, ни разу не возвращаясь в Одессу.
Жизнь у Ады была несладкой. После Великой Отечественной войны она пошла по уголовным стопам отца-Короля. Торговала в Гяндже на рынке маслом, ей и пришили спекуляцию. После смерти Иосифа Сталина вышла на свободу. Михаил к тому времени жил у родственников в Одессе. А повзрослев, вернулся в Азербайджан. В Минчегауре женился на местной учительнице Симе Алахвердиевой и взял ее фамилию. В 1960 году у него родился сын Игорь. Потом дочери Лиля и Рада, правнуки Мишки Япончика. Семья перебралась в Баку, а там к ним присоединилась и бабушка Ада. "Трудно сказать, почему отец сменил фамилию и национальность… Чтобы, наверное, жизнь стала полегче. Хотя Азербайджан интернациональная страна, но лучше там быть азербайджанцем", – рассказал потом его сын Игорь, внук Ады и правнук Мишки Япончика.
В Баку Ада больше в тюрьму не попадала. Работала завскладом на вокзале и, по словам ее внучки Рады, "была очень сильным человеком". "Жила одна. Ни от кого не хотела зависеть. Работала завскладом на вокзале. Хорошо зарабатывала. Лихо командовала мужиками-рабочими. Жила отдельно, много готовила и любила угощать всех соседей. Когда по телевизору показывали фильмы о революции, она вздыхала и произносила одну и ту же фразу: "Как бы мы хорошо жили, если бы не они…", – рассказывала Рада Михайловна. Вот что значит кровь, обида и генная память. И тяжелый кошелек, чья подкладка сшита из слез...
Сын Ады, внук Короля Михаил тоже, увы, не миновал дедушкиного пути – был объявлен преступником. В Баку он работал водителем, возил азербайджанского министра соцобеспечения и параллельно занимался тем, что сейчас называют "бизнесом", а тогда, при СССР – "незаконной предпринимательской деятельностью". Жизнь была тогда такая: лучше жить хотели все, а потому завидовали тем, у кого это получалось. Михаила, скорее всего, сдали "люди будущего" – эти бдительные ревнители советского равенства в нищете. И в кармане у арестованного нашли несколько долларов.
Ему дали четыре года, а значит, еще хорошо отделался. Но нелюбовь к советской власти стала и его фамильной чертой. Как и у матери Ады, как у троих собственных детей.
И, в принципе, трудно их не понять в этой нелюбви. В семьях Винницких в Одессе и Алахвердиевых в Баку всегда знали и помнили, кто их брат, дядя, сын, дедушка и прадедушка.
Правнук Игорь Михайлович вспоминал "Узнал о Мишке Япончике еще пацаном. Мне бабуля все рассказала. У нас дома была фотография: Мишка Япончик в кожаной куртке, с большим маузером сидит на белом коне на площади перед Оперным театром. Этот снимок был сделан, когда его полк уезжал на фронт. Я гордился Япончиком. Но oтец строго предупредил – об этом нельзя рассказывать никому".
Знали и правнучки – Лиля и Рада. "Мне было семнадцать лет. Выходила замуж Света, дочь наших одесских родственников. Я с мамой поехала в Одессу. Пошли в Театр оперетты. Там показывали спектакль "На рассвете" об Одессе времен революции. Мишку Япончика играл знаменитый актер Михаил Водяной. Когда спектакль окончился, дядя Филя, отец Светы, посмотрел на меня и спросил маму: "Сима, она знает?". "Нет, – ответила мама, – мы ей ничего не говорили". И дядя Филя мне все рассказал. О нашей семье, о прадеде… Я была в шоке", – рассказала Рада.
И это притом, что у Мишки Япончика было четыре брата – Абрам, Григорий, Юда и Исаак. Все они выжили в огне гражданской войны и даже сталинских репрессий 30-х годов прошлого века. Но потом три первых погибли на фронтах Великой Отечественной войны, защищая Родину для своих многочисленных родственников, и сейчас еще живущих в том числе и в Одессе. На той войне погибли и несколько племянников Короля, некоторых его родственников уничтожили в одесском еврейском гетто. Брат же Исаак тоже воевал, но уцелел и прожил вообще удивительную жизнь, которую и закончил поразительно.
В Одессе он был человеком состоятельным, известным в деловом мире. И тоже отсидел срок, как тогда говорили, "за экономические преступления". А когда евреям разрешили уезжать из СССР, он отправил своих дочерей с семьями в США, а потом и сам в 1979 туда уехал.
В США Исаак дожил до глубокой старости в Бруклине, на Брайтон-Бич, 6-я улица. У него в Америке две дочери, два внука и четверо правнуков, тоже, наверное, знающих и помнящих, кто такой одесский Король Мишка Япончик.
Но в США об этом знают, увы, не все. Там, как у них, у бандитов, говорят, рамсы попутали. За год до смерти к Исааку в квартиру ворвались воры, которым, несмотря на свой возраст – 92 года от роду – брат Короля дал отпор – начал драться и был сильно побит.
Через два дня он скончался в нью-йоркской больнице. По-своему не посрамив имя брата, о котором он всем и всегда говорил: "Прошу учесть – мой брат не был бандитом. Он был налетчиком. А это не одно и то же…".
Правнуки же Мишки Япончика, внучки его дочери Ады – Игорь, Лиля и Рада – в конце прошлого века тоже уехали в Израиль. Уже из независимого Азербайджана. И, по словам правнучки Рады, "когда мы двенадцать лет назад стали собираться в Израиль, пришлось много побегать по архивам и ЗАГСам, чтобы доказать, что наш отец Михаил Алахвердиев, азербайджанец, на самом деле Михаил Винницкий, еврей".
А как они жили в СССР и после его развала, до эмиграции с такими знаниями о прошлом семьи? Во многом, как ни странно, – памятью и гордостью. За прадеда. И даже за прабабушку.
Правнук Игорь рассказывает: "В шестидесятых-семидесятых годах, когда уже за связь с родственниками-иностранцами не так преследовались, к нам от еврейских организаций стали приходить посылки. Значит, Циля была еще жива и не забыла свою дочь...". То есть Аду-ханум. А та невольно заложила и другую традицию этой семьи – сына, как известно, назвала в честь отца – Михаилом. И другие подхватили: с тех пор, делится сокровенным Рада, "в нашей семье имена повторяются, сына Игоря назвали Михаилом, а старшую дочь Лили, нашей сестры, Аделью".
А зачем, спросите вы, это нужно знать сегодня в Украине да и в России? Мне кажется, это очень внятно объяснила правнучка Мишки Япончика Рада: "Бабушка всегда говорила, что если бы ее отец вернулся живым.., то он бы стал, как Котовский, большим человеком".
Япончик действительно воевал под началом Григория Котовского, который тоже был знатным разбойником, раньше познакомился с "подчиненным" в тюрьме и, по заверениям многих, побаивался его и фактически обрек на смерть от руки чекистов. Потому что кто был в Одессе "бессарабский Робин Гуд" Котовский, а кто – ее Король, это, как там говорят, две большие разницы...
...Но это, как говорится, совсем другая история. Гораздо более важным мне представляется то, что, по словам Рады, "до конца жизни у бабули (Ады, дочери Короля. – Авт.), это очень странно, после стольких лет жизни в Баку, был одесский акцент, она говорила: "я ишла", "он ишол", "исчо", "семачки", "цепачка". Хотя и лежит она в Баку под могильным камнем как Ада-ханум. Такой себе печальный и прощальный привет солнечному Баку от солнечной Одессы. Без фамилии.
А зачем? Кому надо, знают…
