Мы вам действительно надоели? Да, на сей вопрос Михаил Афанасьевич просто обязан был ответить утвердительно 18 апреля 1930-го в своей маленькой московской квартире. Обыски, необъективная критика театральных произведений, бедность, преследования и, наконец, вердикт Главреперткома: снять с репертуара МХАТа все пьесы М.А. Булгакова!
Мистический и непринятый писатель начала двадцатого века был обречён на нищету и ненависть. А кого винить, если не генерального секретаря ЦК? Писатель не сомневался в причастности Иосифа Виссарионовича к его беде и потому отчаянно пытался достучаться до Сталина. Булгаков писал письма напрямую, требовал эмиграцию, но всякий раз получал отказ. Спасала только работа. Михаил Афанасьевич трудился над первой редакцией «романа о дьяволе», над автобиографической повестью «Тайному другу» и пьесой «Кабала святош». Именно пьеса о творце, который не вписывается в рамки государства, должна была помочь писателю выйти из тени.
Однако драматурга не просто не допустили к сцене, но ещё и обманули. Разрешив «Кабалу святош» к постановке в конце 1929-го, Главрепертком уже 18 марта следующего года изменил своё решение и дал отрицательный ответ. Этот приговор стал чуть ли не смертельным для Михаила Афанасьевича. Меньше, чем через две недели униженный писатель собрался с мыслями и набросал большое письмо, выдержки из которого ясно дают понять и боль, и деспотизм, и равнодушие – всё то, что цепями сковало талант запрещённого писателя.
«Увы, глагол «хотеть» напрасно взят в настоящем времени. Его надлежит перевести в плюсквамперфектум: М. Булгаков стал сатириком как раз в то время, когда никакая настоящая (проникающая в запретные зоны) сатира в СССР абсолютно немыслима»
«Р. Пикель заблуждается. Погибли не только мои прошлые произведения, но и настоящие, и все будущие. И лично я, своими руками бросил в печку черновик романа о дьяволе, черновик комедии и начало второго романа «Театр». Все мои вещи безнадежны»
«Я прошу принять во внимание, что невозможность писать для меня равносильна погребению заживо»
«Если меня не назначат режиссером, я прошусь на штатную должность статиста. Если и статистом нельзя — я прошусь на должность рабочего сцены… у меня, драматурга, написавшего 5 пьес, известного в СССР и за границей, налицо, в данный момент, — нищета, улица и гибель…»
Возможно, направляя конверт с письмом действующему правительству, Булгаков уже и не имел надежды на обратную связь. Скорее, это была попытка высказаться самому себе. Попытка, которая могла стоит жизни.
«Что, мы Вам очень надоели?» – голос генерального секретаря ЦК раздался в телефонной трубке и смутил великого писателя. Жена предупредила – будет говорит сам Сталин! Но разве можно подготовить себя к такой беседе? А как ответить? Только сердцем.
БУЛГАКОВ: Я очень много думал в последнее время – может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.
СТАЛИН: Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?
БУЛГАКОВ: Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.
СТАЛИН: А Вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с Вами.
БУЛГАКОВ: Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с Вами поговорить.
СТАЛИН: Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю Вам всего хорошего.
И хорошее, действительно, случилось с Михаилом Афанасьевичем, иначе не довелось бы нашему прекрасному писателю довершить (ну или почти закончить) свой самый известный роман «Мастер и Маргарита». И я, на правах автора данной статьи, от всей души желаю каждому читателю всего самого чудесного в этот июльский день такого странного лета, что безжалостно бросает нас то в жар, то в холод. Сама не знаю как, но и я, словно на крыльях ветра, залетела на просторы Дзена. Погреюсь тут, поживу, а там – посмотрим…
Ваш Алинчик
