Воспоминания о войне для читателя – возможность взглянуть на то, чего сам никогда не видел, для автора - попытка выговориться, «выскрести из души ту грязь и мерзость, которые засели глубоко и бередят душу даже спустя годы».
Как поход к психотерапевту рассматривает свои воспоминания и рядовой Николай Никулин, исповедуясь бумаге. Свою рукопись он считает возможностью самому себе ответить на те вопросы, ответов на которые не нашлось во время войны.
Он не историк и не писатель. Он даёт военным событиям субъективную оценку простого человека, способного ошибаться, бояться, ненавидеть. Потому его воспоминания такие живые: порой комичные, порой заставляющие улыбаться сквозь слёзы, порой удивляющие, насколько вынослива человеческая природа и непредсказуемы повороты судьбы.
Николай Никулин – воплощение облика солдата, далёкого от общепринятого правильного образа русского богатыря. Скорее - полная противоположность ему. Тощий доходяга, неспособный думать ни о чём, кроме еды, изнывающий от зуда – вши с самого начала войны стали его верными боевыми спутниками. Измученный бессонными ночами – не все могут привыкнуть к бесконечным разрывам и уханью снарядов.
Карл Великий сказал, что война – достойнейшее из занятий для мужчин. Наверное, так, коли наблюдаешь за войной со стороны. А для Никулина всё сводилось к одной молитве: «Господи, Боже милосердный! Вытащи меня из этой помойки!»
Не складывалось у Никулина ни с геройством, ни с несением воинской службы – постоянные зуботычины от начальства, выговоры. Не солдат, а недоразумение и головная боль командиров!
Доклады на рядового летели один за другим. Наконец, устав читать бесконечные жалобы, вышестоящее начальство отправило приказ: «Извольте-ка, рядовой Никулин, явиться на ночную выволочку к руководству!»
Чтобы привести в чувство нерадивых солдат, начальство время от времени устраивало для них эдакий квест-зарницу – доберись в глухой ночи под несмолкаемым огнём противника из пункта «А» в пункт «Б».
Координаты Никулин, конечно же, получил. Но, то ли внимание было рассеяно, то ли командование решило проучить, усложнив задачу и запутав, дорогу к командному пункту рядовой отыскать не смог.
Стоял декабрь, морозы нешуточные, снега – по пояс. Всё усложнялось ещё и тем, что линия фронта не была сплошной: она напоминала заячьи следы – цепочки опорных пунктов (и наших, и немецких) в хаотичном порядке. Так что, на кого Бог пошлёт.
Отправившись в 3 часа ночи, Никулин быстро сбился с пути. Побродив кряду часа два, он решил, что ещё 10 минут – и обратно: уж лучше получить взбучку от командования, чем попасть в плен к немцам.
Оказавшись в зарослях густого кустарника, Никулин снял с плеча винтовку и, выставив её штыком вперед, стал с её помощью прокладывать себе путь. Взобравшись на небольшой пригорок, он увидел тропинку. В этот момент небо осветила вспышка очередного снаряда – как раз осмотреться.
Буквально в нескольких метрах от него стоял, нахохлившись, как воробей, укутанный в бабий шерстяной платок немец, увешанный флягами, с походным мешком в руках. Как говорится: «Вот и встретились два одиночества». Задохлик русский и несуразный фриц.
Времени схватиться за оружие у немца не было. Увидев наведённую на него винтовку, он тут же сдался – видно, посиделки в лесу и для него стали занятием не из приятных. Взяв «языка» на мушку, Никулин отправился в обратный путь - замаливать грехи перед начальством.
Командование готово было расцеловать Никулина – впервые за всё время службы. Сколько ни гонялись за «языком» и целые отряды, и группа опытных разведчиков, - всегда возвращались пустыми. А здесь – нечаянная радость.
Боец-неудачник сделал то, что не удавалось целой армии! Лучшей наградой для Никулина стало прощение прежних провинностей и возможность попробовать наваристый немецкий гороховый суп на сале.
