Разбудил меня Дима, который уже принес завтрак.
- Просыпайся, сейчас сестра с капельницей придет, а ты заснешь на сутки голодная.
И вообще, много было в этом мужике хорошего. По крайней мере там, для меня. Ему совершенно не тяжело было проявить заботу, помочь , поддержать. Я не знала, какой он за стенами больницы. Единственное , что я поняла, так это то, что лечат его серьезно, и никто не знает, что может произойти вследствие терапии. Я наблюдательная, всегда Димины выкрутасы были сюрпризом для Сергея Ивановича.
От и сейчас он трес меня за плечо, протягивал мне руку, и уже принес мою кашку с омлетом. И вроде все хорошо. А ведь он мог в любой момент сделать шаг к холодильнику, и налить себе того, от чего его лечили. Я видела, что спирт стоял в холодильнике, видимо, как провокация. И вдруг я неожиданно спросила его:"Слушай, а тебя спирт в холодильнике вообще не смущает?"
- А чего это тебя вдруг заинтересовало?
- Ну зачем то он там стоит. Значит нужен.
- Да, это часть терапии. В прошлый же раз я на него среагировал. Для врачей это какой то знак. Для наркологов. Я не хочу в этом разбираться. Я же стал не наркологом, а хирургом, пусть Серега с мамочкой мозги ломают.
Слово "мамочка" было произнесено отвратительным тоном, как будто Дима говорил про самого ненавистного человека в мире. Я прямо зависла. Ни фига себе! Вот это любовь. Она старается сделать как лучше, а он прямо в открытую ее не переваривает. Правда это он первый раз не сдержался. Наверное потому, что решил, что я должна об этом знать. А я наоборот решила, что мне хватает своих личных заморочек, а все остальное пусть идет мимо. Хватит того, что я уже пару раз слушала Димину мать. Откровения Димы мне совсем ни к чему. Это будет капитальный перебор, не могу я всем сочувствовать.
Дима помог мне одеться и ушел, видимо за чаем. Слава тебе господи, не прорвало. Но настроение у него было гадостным, это было видно. Хотя по идее должно быть совсем другим. Ведь раннее утро было в Димином стиле. Для него это было важно. Что тогда такой дерганный, но пытается изо всех сил это скрыть. Дима вернулся с кружкой какао, и поставил его передо мной.
- Давай ешь, утро доброе!
- Что то у тебя оно совсем не доброе, если судить по голосу. Так что как то измени свое утро.
- Хорошо, как скажешь. Тогда пойду принесу тебе капельницу, доброе дело сделаю.
- Правильно, займи себя чем нибудь, отвлекись от проблем.
- Да если бы можно было отвлечься от этой проблемы, я бы отвлекся, но как то не получается. Но я не знаю, что с этим делать. Бежать куда то надо. Вот об этом надо подумать.
Я молчала, как партизан, в надежде на то, что он сейчас замолчит или переведет разговор в другое русло. Еще я сильно надеялась на то, что сейчас придет сестра и поставит мне капельницу, и я не услышу очередного человеческого откровения. Такое ощущение, что я сосуд для слез. Скоро не останется в Иркутске людей, которые бы не пожаловались мне на свою.жизнь. А мне кому жаловаться? У кого спросить совета? Сейчас мне этот совет особенно нужен. Но кандидатур нет. Потому что совет может дать только тот, кто был в твоей шкуре. Я таких не встречала. А очень жаль, я с удовольствием бы воспользовалась их опытом.
Дима убрал все за мной и унес посуду. И настроение его совсем не улучшалось. Мне было жалко его. Нас наверное поэтому и свел случай, поплакаться некому. Но у меня все таки есть мама, хоть она меня иногда и бесит, а у него оказывается мама враг. Или мне показалось. Дима вернулся и сел на стул, было такое ощущение , что сейчас у него из глаз покатятся слезы. Ну прямо засада какая то. Что может случится в закрытом отделении психушки, чтобы человек прямо с самого утра не находил себе места. А Дима выглядел именно так.
