Она писала на фронт длинные, грустные письма. Он отвечал через раз коротко, с юморком, но за шутками сквозило отчаяние.
Ему уже тридцать шесть. На фронте хроническая нехватка людей и гребут всех подряд. Добрались и до интеллигентов. И тут уж каждый за себя. Есенину вот повезло - оказался в санитарной роте. Ещё бы – любимчик царской семьи! Добился-таки тёплого местечка и Маяковский, устроившись по своим каналам служить чертёжников в Петрограде при пулемётной роте. Вроде и при армии, да подальше от передка.
К 1916 году он, Блок – первый из первых. Это его величают приемником Пушкина, рукоплескания, раскупленные сборники стихов. И тут на тебе - мобилизация и проклятый русский вопрос – что делать?
Войну империалистическую, лицемерную, жестокую, безбожную он считал откровенным злом. Смысла в ней не видел. Точнее видел нечто большее, ибо истинный поэт – пророк! Он говорит не своё и не сам, через него до нас, простых смертных доносится шёпот Вселенной.
С началом войны Блок замолчал. Стихи и война – понятия несовместимые. Но в апреле, когда стало ясно, что призовут, вдруг начал писать много и жадно. Словно боялся не успеть, не допеть, не дожить!
Всё свершилось – весь мир одичал и окрест
Ни один не мерцает маяк
И тому, кто не понял мерцания звёзд
Нестерпим окружающий мрак.
Наверняка, можно было бы воспользоваться связями и пересидеть в тылу. Но Блок… он был из той редкой и истинной элиты, для которой вопрос собственной чести не пустой звук. Когда всем вокруг плохо, почему мне должно быть хорошо?
Службу нёс среди белорусских болот в десяти километрах от линии соприкосновения. Его часть сооружала укрепления. С утра до ночи голодные, оборванные люди: русские, мордвины, башкиры, туркмены, узбеки и отпущенные по случаю войны сахалинские каторжники остервенело рыли в земле длинные траншеи, устраивали блиндажи, словно это было главным делом их короткой жизни.
«Стыдно до тошноты» - признавался Блок в письмах с фронта, - «а поделать ничего не могу. Не вылечить их, не обуть…»
Так оно всё и тянулось. И казалось, что никогда уже не кончится вся эта грязь и уродство. Один британский офицер так и написал своей матери: «Вы думали, что к Рождеству всё кончится? Спешу Вас огорчить. Ничего не кончится. Ничто не мешает войне длиться вечно!»
Как вдруг в самом начале 17-го ситуация резко изменилась.
В часть, где служил Блок прибыла высокая комиссия из столицы и, о чудо –среди генеральской свиты обнаружилось целых два знакомых лица! Алексей Толстой и Дмитрий Кузьмин-Караваев – бывший супруг Лизоньки Пиленко и к тому же большой поклонник его поэзии. Но ещё более чудесными были новости, которые они привезли из Питера.
- Нет, этого не может быть! Вы меня разыгрываете, Митрий Владимирович?
- Помилуйте, Александр Александрович дорогой,нам не до смеха.
- Так это правда? Отрёкся?
- Отрёкся.
- И что? И как же теперь?
От услышанного захватывало дух. Беспорядки в столице, восстание гарнизона и текст телеграммы, и новые имена политиков: Гучков, Керенский. Хотя нет же, не новые! С Керенским встречались у Мережковских. Да и кто не слышал про Гучкова? Но чтобы вот так за каких-то семь месяцев его отсутствия столица встала на дыбы? Нет, это, решительно, невозможно! Но ведь знал, чуял! И Лиза знала!
Может потому ещй и прислала сюда – в это Богом забытое место, где нет спасения от блох и вечно чавкающей под сапогами воды своего бывшего? Вызволить его хотела? Спасти?
Сидеть далее в пинских болотах, в крестьянской избе, когда в столице творится история! Как можно? Если Россия – это я, то должен, обязан быть там, где горит!
Блоку помогли. Бывший супруг Елизаветы Юрьевны имел тогда полномочия и оформил перевод поэта в столицу.
И, разумеется, туда же рванула и Лиза.
Колесо закрутилось – не остановить!
Через Германию шёл уже тот самый поезд. И в опломбированном вагоне (на самом деле одна из четырёх дверей была открыта и члены РСДРП выходили на остановке подышать воздухом и покурить) ехал невысокого роста, лысоватый человек, никому почти не известный в тогдашней России Ульянов какой-то.
17 марта Временное правительство издаёт указ об амнистии для всех политзаключённых, что окончательно развязывает руки левым. Теперь счёт пошёл на дни…
А у Елизаветы Юрьевны голова шла кругом. Приближалось её время. Ибо для таких женщин родная стихия – буря. В тихом омуте мещанской жизни они вянут и чахнут. Теперь же, когда всё пришло в движение и Блок опять был в Питере жить стало интересно.
Петроград 1917-го года напоминал бурлящий котёл, где вываривалась российская история. Вся остальная страна при этом почти никак не реагировала, продолжая своё извечное-запечное существование. Встретили Пасху, отсеялись, подоспел покос. И мало, кто слышал о питерских июльских беспорядках. О том, что над толпой впервые за три военных года взметнулся лозунг: «Долой войну!»
То был плод трудов большевиков, прибывших на том самом секретном поезде. Профессиональные агитаторы работали с городскими низами, с беднотой и самое главное с солдатами питерских полков, которым ох как не хотелось оказаться на фронте.
- Зачем вам война? – говорили большевики, - какой у вас интерес воевать? Чего ради кормить вшей в окопах? Ведь трудящиеся всех стран едины. Что немец, что француз, что русский – все вы работаете на дядю. Нет у вас никаких прав. Потому и живёте вы плохо, бедно.
В Правительстве мыслили иначе.
- Как это закончить войну? Нет, проиграть России не можно! Да если бы мы и хотели – ведь есть же обязательства перед союзниками, в конце концов!
Но война, конечно, реально мешала. И без неё хватало проблем. Застрял вопрос о земле и недовольные крестьяне жгут помещичьи усадьбы. Запросились отделяться прибалты, откачнула Малороссия и, почуяв свободу, зашевелился Кавказ и прочие народы того гляди отпадут. Что прикажите делать со всем этим хозяйством? Отпустить на все четыре стороны? Дык, нет полномочий. Легитимности нет! Правительство ж временное! Надо бы поскорей созывать учредительное собрание! Утверждать законный парламент! А тут срыв летнего наступления и немцы уже под Ригой…
(Продолжение следует) - здесь!
Иллюстрация - фото Петрограда 1917-го года, сделанное американским журналистом Дональдом Томпсоном
Начало истории - ТУТ! и 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть,
Спасибо за внимание, уважаемый читатель!
