Да где же она, ваша русская деревня?
Мать вашу, нет её больше. Одно- два, может три хозяйства остались, в которых вечерами горит окно, да дрова потрескивают в печи. Зима в этих краях суровая. Кажется, нет ей конца и края. До полугода может длиться непогода.
Тимофеевна.
Одинокая женщина давно не юного возраста тянет за собой бидон с водой, водружённый на двухколёсную тележку. Каждый свой шаг выверяет, словно боится поскользнуться и расплескать то, без чего не прожить. Хоть колодец и стоит в двадцати метрах от дома, зимой не набегаешься за водой каждый день. Скользко. Зябко. Да и тяжеловато в этом возрасте.
Её дети.
Одна она на этом свете, после того, как муж оставил. Дети почти не навещают. Если только раз, от силы два раза в год появляются. Да не за тем, чтобы помочь, а так, чтоб "долг исполнить" - навестить старушку- мать. День на общение и опять пропадут, с концами. На год ли, больше. Скучно им здесь. Да и взять больше нечего.
Раньше чаще появлялись, когда Степаныч был жив. Тогда они наезжали частенько, на машине с прицепом. Вечером водку пили. Костёр жгли - мясо готовили. Выпив побольше, матерились так, что кошки боялись в дом заходить. Собака пряталась под крыльцо, прижав уши. На утро картошку, капусту, морковь мешками грузили и везли в город.
Жалели их всю жизнь. От работы берегли. Всё на себе вывозили. Вот и не приучили их к труду. Ни к какому. Сами виноваты. Потому безропотно и отдавали весь свой урожай. Кушать - то нужно что- то дитяткам. А мы уж как-нибудь. С хлеба на воду. Привычные мы.
После отец ушёл. К огородным делам она потеряла всякий интерес. А дети потеряли интерес к поездкам в отчий дом.
Деревня - беспросветная тоска.
Внуки тоже есть. Правда, отчего- то тоже не стремятся навещать бабушку.
А она могла бы им столько рассказать. У неё и образование имеется. И из семьи она порядочной, не какой- то там рабоче- крестьянской. Просто так сложилось, что занесла её нелёгкая из культурного центра, в эту тмутаракань. Сейчас она точно знает, что то был ошибочный шаг. Могла бы жить в большом городе, в цивилизации. Ходила бы в кино. На приёмы разные. С этим переездом и друзей- то не осталось.
Страшно ей жить в деревне. Два мужика в наличии. Да несколько женщин с детьми. Стая бездомных собак имеется. Страшные, лохматые чудовища. Могут и укусить. Откуда они только взялись? Может, шабашники завели себе друзей. А как контракт закончился, оставили их на улице. Не с собой же тащить на родину? Вот и бегают теперь стаей по деревне, воют от голода и холода, как волки.
Почта.
Здание "Почта" стоит на прежнем месте. Разве что окна заколочены.
"За отсутствием у населения потребности звонить и писать письма. Также из- за отсутствия населения", - кажется так ей сказали в администрации райцентра, когда она сунулась было с жалобами на отсутствие связи.
Магазин. Трагедия Валентины.
Здание "Магазин" всё там же, где и полвека назад. В последний раз его дверь открывалась, когда ещё Степаныч был жив. Правда, уже тогда были сбои в функционировании. В выходные магазин был закрыт. В будни по чётным открыт с утра до обеда. По нечётным - с обеда до ужина.
Точного графика не было. Всё зависело от молодой продавщицы, которую ветер любви занёс в эти края. Если вечер накануне удавался, то утро в магазине начиналось часов с 12.00 и длилось пару часов. Не более. В принципе, время открытия лавки зависело от настроения. И от чувства голода, который никогда её надолго не оставлял. В отличие от объекта любви, который быстро отрёкся от Валентины в пользу молоденькой профурсетки - парикмахерши. Укатил он с ней в райцентр. На мотоцикле. Даже шлем свой мотоциклетный оставил в сенях. Думала, что вернётся. Не-а. Не видела она его с тех пор. Зато график работы магазина восстановился. Валентина стала в нём дневать и ночевать. Только поддавать стала крепко. Однако недолго маялась горемычная. Сердце не выдержало. Умерла.
А магазин закрыли. Навсегда.
"За отсутствием потребности потребления у населения. Из- за отсутствия населения", - снова ей сказали в районной администрации. Сказали и сразу же засомневались в том. Она же стояла. В их конторе. Живая. Сухая вся. Сморщенная. Но живая. Заверяла чиновников, что часть населения сохранилась. Крестом православным себя осеняла в подтверждение своих слов. Поверили. Обещали присылать лавку с продуктами три раза в неделю. А может два. Как получится.
Мобильная лавка с продуктами.
Не обманули. Приезжает "буханка" пару раз на неделе. Привозит хлеб. Как когда - то давно, после той войны - на замазку похож. Будто с опилками или клеем. Пахнет неприятно. Консервы бывают. Сыр. Не из молока. Вообще не сыр. Просто цветом похож. И текстурой. Яйца. Не как раньше. Безвкусные.
По телевидению рассказывали недавно про какие-то новые технологии. Так вот говорили, что их теперь делают из пластика. Колбаса без мяса тоже есть в продаже. Эта не пахнет. Зато хранится долго. Мясо бывает. Без мяса. Свинина. От корпорации "Мрамор". Они здесь местные монополисты. Страшные люди. За ними тянется шлейф страшных историй.
Элитная мраморная свинина.
Неизвестно, каким кормом питают тех свиней , что поступают во все областные магазины. Поговаривают, что те лопаются и разрываются пополам, стоит к ним прикоснуться. Что не могут перемещаться на своих четырёх, поскольку все страдают от ожирения. Лежат они на своих свинофермах. Словно пуфики. Мордами уткнувшись в кормушку со свинопойлом. Технические сотрудники их переворачивают с правого бока на левый. После - с левого на правый. Специальными приспособлениями, чуть ли не ковшом бульдозера. Лежат эти свиньи. Жрут и гадят. Гадят в то, что жрут. Снова жрут. Говорят, что даже не хрюкают. Жиры мешают.
Поросят она жалела. Но никак не могла поверить в то, что они не настоящие, а выводятся из яйцеклетки искусственного интеллекта. Как эта супер интеллектуальная матка плодит их в таком количестве? Многое ей было не ясно в современных способах оплодотворения. Поскольку спросить было некого, она смирилась со своим незнанием и пробовала жить как ни в чём ни бывало.
Корпорация. Бесчинства.
Зато ей было известно, что Корпорация "Мрамор" превратилась в основного поставщика мраморной свинины в стране. Начинали они с области. Сначала застраивали бесхозные земли свинофермами. Скупали земли за копейки у государства. Это было несложно.
В области пустовали тыщи деревень, жители которых уехали. Те, кто не уехал, поумирали. Кто от болезни, кто от тоски, кто от старости. А дома стояли. Гнили. Под дождём, снегом. Червь точил каркас когда - то добротных сооружений. Ждать пару десятков лет пока они сложатся, как карточный домик, у хозяев "Мрамора" не было. Что делать? Покумекали. Вспомнили про пожары. Поджог нескольких домов и все дела. Была деревня - нет деревни.
"Мрамор" жирел, как его подопечные, не по дням, а по часам. Многие получили работу. Понадобился свой транспорт. Забрали себе часть муниципального. Оставили один рейсовый автобус между крупными посёлками. Мол хватит жителям. Куда им ездить? Работникам нужнее. Страну надо кормить. Всё равно деревня умерла.
Много чего ещё рассказывали о "Мраморе".
Потому она и не ела их мясо. Не могла.
Жизнь переменилась.
Жуткой ей казалась теперь эта жизнь. В возрасте 63 лет она осознала, что ничего в ней не смыслит. Кажется, эта мысль появилась когда она проходила там, где когда - то стояла деревенская школа. Её Степаныч там получал начальное образование. Его братья и сёстры, коих было шестеро, там же.
Раньше семьи были многодетными. Три ребёнка - считалась обычной семьёй. Всё больше шесть, да семь. Все получали образование. Историю и географию помнили до конца своих дней. О как тогда учили! Школы той давно уж нет.
Соседские дети.
Соседские дети играют во дворе целыми днями. Им скоро уж шестнадцать стукнет, а они всё куличики да секретики в песочнице делают. Летом. Она сама видела. А зимой она даже не представляла, чем они заняты. Наверное, смотрят телевизор. Единственное в этих краях развлечение.
Больше никто не читает .
Тоже его посматривала. Больно интересные штуки оттуда говорили. Будто книги упразднили. Нет их теперь. Ни в магазинах. Ни в домах. Не печатают больше. Старые сожгли. На площади, в райцентре. Говорят, что молодое поколение якобы не умеет читать. Что больше это не требуется. Так- то всё верно: если книга не существует, то не треба и читать учиться.
Сокровища Тимофеевны.
У Тимофеевны под старой кроватью стояло несколько коробок, наполненных разными журналами, изданными в прошлой жизни. Её пытливый ум не ограничивал себя чтением Пушкина или Лермонтова. Или там Роберта вроде бы Рождественского. Ей все эти старики да рыбки были безынтересны. Живя в деревне, она сама такие сказы могла часами сказывать.
Её истории.
Собственно, на почве этих ейных историй когда-то мы и познакомились. Не раз я наведывалась к ней с блокнотом и ручкой в руках. Но об этом чуть позже.
Продолжение
