Давайте вновь пройдемся по дорожкам некрополя Литераторские мостки. Об истории появления этого кладбища в Санкт-Петербурге (тогда еще в Петербурге) я уже рассказывала в этой статье.
А сейчас погода стояла прекрасная, пели птицы, свежая майская зелень блестела под лучами солнца, и я уверилась в том, что этот некрополь — никакое не место скорби, а место памяти о людях, которые строили для нас дома и соборы, двигали вперед науку, рисовали прекрасные картины, сочиняли переворачивающую душу музыку и писали книги, на которых мы учились жить правильно, по-человечески.
С момента последнего посещения добавилось немало новых надгробий... Знаете, иногда кажется, что все приличные мастера работают теперь исключительно над мемориальной скульптурой. Иначе как объяснить все эти странные общественные творения последних лет, типа статуи Алёнки из Нововоронежа. Или совсем свежее: в Калининграде открыли памятник счастливой семье. Поищите в поисковике снимок, ужаснитесь вместе со мной.
А в сегодняшнем обзоре хочу в первую очередь отметить захоронение Николая Викторовича Успенского (1885-1947). Профессиональный фотограф и знаток старого Петербурга, он в какой-то момент понял необходимость сохранения старинных городских некрополей. В 1924 году Николай Викторович стал хранителем Лазоревского кладбища, ныне Некрополя XVIII века (на общественных началах, первую зарплату за эту работу он получил лишь в 1932, когда был назначен официальным заведующим некрополей Александро-Невской лавры, выбив им статус музея). В те трудные годы именно благодаря ему были сохранены многие уникальные надгробия, произведены перезахоронения с разрушаемых старых некрополей, организованы реставрационные работы и археологические раскопки. Его дочь вспоминала, как, увлекшись работой, Николай Викторович мог забыть ее на одном из кладбищ Александро-Невской лавры после закрытия, и она звала сторожей, чтобы ее выпустили. А когда им звонили домой, то ей частенько приходилось отвечать: "Никого нет дома, папа на кладбище, а мама в сумасшедшем доме" (супруга Успенского работала врачом-психиатром).
В 1939 году Ленинградский Музей-Некрополь переименовали в Ленинградский Музей городской скульптуры, так как в ведение организации передали все городские памятники и мемориальные доски города. Благодаря сотрудникам музея Ленинград в страшные военные годы сохранил все свои памятники: была проведена огромная работа по их укрытию и консервации.
После себя Николай Викторович оставил огромное количество записей и уникальных фотографий, которые ныне хранятся в архиве музея. В том числе и фотографий некрополей, которые были уничтожены: например, Выборгское римско-католическое кладбище, которое было ликвидировано в 1939 году. Несколько захоронений оттуда Успенский успел спасти: например, могилу Федора Антоновича Бруни, живописца, который в числе прочего расписывал Исаакиевский собор, перенесли в Некрополь Мастеров искусств.
На сегодня Государственный Музей городской скульптуры по-прежнему занимается сохранением и реставрацией уникальных памятников Санкт-Петербурга, в число которых входят и некоторые некрополи.
В сувенирном магазине Некрополя Мастеров искусств в Александро-Невской лавре можно приобрести прекрасные путеводители по трем некрополям, на отличной мелованной бумаге, с фотографиями и описаниями множества захоронений.
Пока фотографировала несколько страничек путеводителя — вспомнилась интереснейшая история из жизни путешественника и этнографа Николая Николаевича Миклухо-Маклая (1846-1888). Надгробие его не покажу, там такая черная плита с надписью, которая никак не хочет получаться нормально на снимке, а вот историей поделюсь.
В 1865-1868гг. Николай Николаевич учился в Германии на медицинском факультете Йенского университета и проходил практику в местной больнице. Пришлось там ему долгое время наблюдать пациентку, молодую девушку, которая влюбилась в своего врача. Не смотря на все усилия, через некоторое время девушка умерла, но завещала любимому... свой череп.
Миклухо-Маклай соорудил из черепа настольную лампу, которая годами сопровождала его в экспедициях: на деревянной подставке на скрещенных костях был установлен этот череп, над ним возвышался масляный сосуд с фитилем, а выше располагался зеленый абажур. К сожалению, куда эта лампа делась потом, — не понятно. Может, истрепалась в поездках и была выброшена, а может от ее избавилась вдова Николая Николаевича после его смерти: она, к примеру, сожгла достаточное количество записей мужа. В завершение напишу, что свой череп Миклухо-Маклай завещал науке.
Среди имен исследователей, похороненных на Литераторских мостках, обязательно стоит вспомнить полярного исследователя Владимира Юльевича Визе (1886-1954). Он участвовал (в том числе и в качестве руководителя) в 14 научных экспедициях, включая экспедицию Г.А. Седова к Северному полюсу в 1912-1914гг. Сам Георгий Яковлевич Седов, к сожалению, не дожил до конца той сложнейшей экспедиции, и был похоронен на острове Рудольфа. Его история, наряду с историями Брусилова, Русанова и Роберта Скотта, помогли Вениамину Каверину создать образ капитана Татаринова в своей прекрасной книге "Два капитана". Очень люблю и книгу, и снятый по ней фильм, и музыку Евгения Птичкина к этому фильму, которая вобрала в себя, кажется, все мужество этих самоотверженных людей — исследователей Арктики.
Неподалеку от Визе покоится еще один участник той экспедиции — Николай Васильевич Пинегин (1883-1940), который работал в ней фотографом, художником и оператором. В 1932 году экспедиция под его руководством основала самую северную в мире метеостанцию к северу от Земли Франца Иосифа. Он стал первым заведующим Музея Арктики (сейчас это Российский Государственный музей Арктики и Антарктики).
Ещё не поздно новый мир искать.
Садитесь и отталкивайтесь смело
От волн бушующих; цель — на закат
И далее, туда, где тонут звёзды
На западе, покуда не умру.
Быть может, нас течения утопят;
Быть может, доплывём до Островов
Счастливых, где вновь встретим Ахиллеса.
Уходит многое, но многое пребудет;
Хоть нет у нас той силы, что играла
В былые дни и небом и землёю,
Собой остались мы; сердца героев
Изношенны годами и судьбой,
Но воля непреклонно нас зовёт
Бороться и искать, найти и не сдаваться.
Последняя строчка из произведения "Улисс" Альфреда Теннисона (привожу его концовку) стала благодаря Каверину известной на всю страну. Пожалуй, здесь она была бы не лишней.
Но давайте продолжим прогулку.
У поэта Семена Яковлевича Надсона (1862-1887), который прожил столь недолго и умер от туберкулеза, при жизни вышел лишь один сборник стихотворений, который при этом удостоился Пушкинской премии — самой престижной литературной награды дореволюционной России. Он слишком долго болел, и потому среди его стихов хватает строк, наполненных видением близкой смерти. Сейчас его стихи практически неизвестны, их не проходят в школе, не ставят на лучшие места в книжных магазинах. Хочу привести одно, в тему этого канала:
На кладбище
На ближнем кладбище я знаю уголок:
Свежее там трава, не смятая шагами,
Роскошней тень от лип, склонившихся в кружок,
И звонче пенье птиц над старыми крестами.
Я часто там брожу, пережидая зной...
Читаю надписи, грущу, когда взгрустнется,
Иль, лежа на траве, смотрю, как надо мной,
Мелькая сквозь листву молочной белизной,
Цепь белых облаков стремительно несется.
Сегодня крест один склонился и упал;
Он падал медленно, за сучья задевая,
И, подойдя к нему, на нем я прочитал:
«Спеши, – я жду тебя, подруга дорогая!»
Должно быть, вешний дождь вчера его подмыл...
И я задумался с невольною тоскою,
Задумался о том, чей прах он сторожил
И кто гниет под этою землею...
«Спеши, – я жду тебя!..» Заветные слова!
Услышала ль она загробный голос друга?..
Пришла ль к тебе на зов, иль всё еще жива
Твоя любимая и нежная подруга?..
Я имени ее не нахожу кругом...
Ты тлеешь, окружен чужой тебе толпою,
Забыт и одинок, – и ни одним венком
Ее любовь к тебе не говорит с тобою...
Жизнь увлекла ее в водоворот страстей
И жгучую печаль, как рану, исцелила,
И не придет она под тень густых ветвей
Поплакать над твоей размытою могилой.
И только этот крест, заботливой рукой
Поставленный тебе когда-то к изголовью,
Храня с минувшим связь, смеется над тобой,
Над памятью людской и над людской любовью!
С.Ф. Надсон, 1883г.
Иногда памятник рассказывает какую-то совсем необыкновенную историю. Вот, к примеру, надгробие Петра Сергеевича Вельяминова (1926-2009), народного артиста РСФСР. Он снимался в огромном количестве фильмов: "Ярослав Мудрый", "Пираты ХХ века", "Тени исчезают в полдень", "Вечный зов", "Дым Отечества"...
И такая сложная жизнь. Семья потомственного военного из древнего дворянского рода Вельяминовых. Родителей помотало по лагерям, их освободили только в 1953, да и самого Петра Сергеевича сослали в возрасте всего лишь 16 лет, и он 9 лет как-то выживал, и начал потом играть роли сначала в театрах, потом и в кино.
Из воспоминаний:
"Меня привезли на Лубянку. Там раздели и постригли. Следователь кричал на меня, а потом... ударил. Это был первый шок, потому как со мной в жизни никто так не обращался. Затем повели в помещение и выдали рюкзак с домашними вещами. Только тогда я понял, что меня отсюда уже не выпустят. И заплакал...
Я — счастливый человек, потому что тяжёлая ситуация не сломила меня. До 1950-х годов в лагерях не было разделения на уголовников, дезертиров и политических. Но так получилось, что рядом со мной всегда оказывался человек, который меня спасал. Когда я попал на Урале на строительство гидролизного завода в бригаду малолеток-уголовников, я уже окончательно обессилел — весил 47 килограммов. С дистрофией меня поместили в лазарет. Начальница больницы тоже была москвичкой, и, как оказалось, её дочь училась со мной в одной школе. Благодаря этой женщине я тогда и выжил".
Что касается надгробия, которое создал архитектор Г.С. Пейчев, то здесь изображен св. Кирилл Белозерский, в миру Кузьма Вельяминов, — один из предков актера.
Возможно, стоило рассказы об этом некрополе разбить на много частей, как я поступила со статьями о Новодевичьем, — поскольку получилось сумбурно и разнопланово. Ну да ладно, получилось так, как получилось. Я вообще просто собиралась показать новые фотографии. А из следующего путешествия в Санкт-Петербург я привезу новые снимки и новые рассказы.
Исаак Иосифович Шварц (1923-2009) создал огромное количество музыкальных произведений, многие из которых вы наверняка знаете: еще бы, ведь он написал музыку к 135 фильмам. И это не считая музыки к спектаклям, симфонических произведений и т.д.
Семья будущего композитора, что не было, увы, редкостью в те годы, тоже пережила трагедию: отца Исаака Иосифовича, профессора филологии, сослали в 1936 году, а в 1938 расстреляли в Магадане. Семью лишили всего и сослали в Киргизию, там еще несовершеннолетний Шварц подрабатывал уроками игры на фортепиано. А после войны уже наконец смог учиться и писать, писать музыку.
А закончить я хочу такой историей.
Вот витиеватое надгробие Алексея Павловича Чапыгина (1870-1937). Из бедной деревушки в Архангельской области, проучившись всего пару лет в школе, он приехал с обозом в Петербург 13-летним подростком. Работал подмастерьем, много читал. И постепенно начал писать сам. Самое известное его произведение — роман "Степен Разин", который вошел в анналы классики российского исторического романа.
Похоронили Алексея Павловича на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, но в 1956 году прах был перенесен на Литераторские мостки.
Красивое получилось надгробие, певучее, — как поморский говор, которым наполнены книги Чапыгина. Создал это надгробие скульптор Леопольд Августович Дитрих (1877–1954). Похоронен он здесь же, на Литераторских мостках, под черной плитой с барельефом.
В марте мне посчастливилось в Выборге попасть на выставку, посвященную 145-летию со дня рождения Дитриха.
Несколько фотографий с выставки:
Леопольд Августович не интересовался политикой, но его, как и многих в 1920-30е гг., увлек образ нового человека: сильного, красивого, готового к подвигу ради высоких целей. В те времена мальчишки грезили о небе, а один старый мечтатель в Калуге мечтал о чем-то бОльшем и доживал последние годы, еще не зная, что до первых полетов в Космос осталось совсем немного.
В 1920-е Дитрих создал скульптуру "Полет в будущее" (другое название "Полет к иным мирам"). Это был торс человека, наделенного могучими крыльями.
В 1940 году Леопольд Августович начал работать над проектом памятника Алишеру Навои, в преддверии празднования 500-летия этого великого классика узбекской литературы. Модель памятника завоевала первое место и скульптуру должны были воздвигнуть в Ташкенте, но тут началась война... В первую блокадную зиму глиняная модель памятника не выдерживала морозов и рассыпалась, для ее сохранения нужно было обертывать модель теплой тканью. Тогда Дитриха единственный раз видели плачущим: он постепенно, частями, сжигал крылья своей скульптуры "Полет в будущее", чтобы спасти памятник Навои...
Осталась только голова.
В 1949 году 10-метровый памятник Алишеру Навои встал в Ташкенте на площади, где стоит и ныне.
Спасибо за внимание, надеюсь вам понравились новые истории.
