Революция в неогенового и четвертичного периодов, в процессе которой «слоновая» фауна была вытеснена привычной нам, современной, упоминалась в нескольких предыдущих публикациях. Так что, начать стоит с «привычности». Совершенно естественным ныне представляется то, что хищники догоняют, а жертвы – убегают. Но ещё относительно недавно – 20 миллионов лет назад – правила игры были иными. И даже 10 миллионов лет назад естественное по современным меркам поведение травоядных оставалось исключением.
Нормой для палеогена и неогена являлось деление травоядных на две фракции. Мелкие животные прятались. Предпочитая, для удобства решения задачи, оставаться мелкими. И они, естественно, бегали. Причём, во многих случаях быстро. Чтобы в случае опасности успеть укрыться в норе или зарослях. Но это – мелкие. Крупные же просто величественно возвышались, стремясь стать настолько крупными, чтобы хищники обходили их десятой дорогой сами. Это был традиционный подход. Традиционное решение проблемы безопасности для травоядных. В своё время, оно привело к возникновению гигантизма у динозавров. Позже, – уже в палеогене, – к возникновению почти столь же внушительной индрикотериевой фауны.
...Гигантизм (как способ защиты) у травоядных практикуется и сейчас. У слонов и носорогов. Но сколько сейчас слонов? В неогене же (23-3 миллиона лет назад) основную массу сухопутных травоядных составляли гигантские хоботные и непарнокопытные. И это – вблизи экватора. На севере, где всё происходит медленнее, «типичными травоядными» мамонты и шерстистые носороги оставались и в квартере.
То есть, фауна суши совсем недавно изменилась благодаря появлению «быстроходных» травоядных среднего размера. И соответствующих им, – любящих и умеющих быстро бегать, – хищников. Стройных и грациозных. Но хищникам-то легко поддерживать изящные формы на мясной диете. Мясо – калорийная, лёгкая для усвоения (ну ещё бы, – нетрудно сделать из одного мяса другое) пища. Травоядные же очень долго не бегали. Потому что были толстыми, как бочки.
Толстыми – не то слово. Освоение растительной диеты вообще трудно далось позвоночным. Так что, даже первые опыты в данной области начались только в пермский период. И выглядело это страшно. Ничтожный полезный выхлоп и длительный процесс пищеварения, а значит, и необходимость постоянно иметь много пищи внутри себя, – превратили первых экспериментаторов – казеид – в раздутых, как клещи, монстров.
Затем, технологии пищеварения, разумеется, совершенствовались. Травоядные принимали всё более компактные формы, но с хищниками в беге тягаться заведомо не могли. Банально мешал живот.
Решения, позволяющие вписать эффективную систему переработки растительности в обводы газели, были найдены только 18 миллионов лет назад. Тогда появились жвачные парнокопытные.
...И здесь нужно сосредоточиться. «Жвачные» – это не те животные, которые жуют жвачку. Так делают многие травоядные. Жвачные – подотряд китопарнокопытных в составе 6 семейств, из которых самое древнее – оленьки – представляет собой реликт предыдущих фаун, – исходную, устаревшую ещё в неогене форму, именно этим и интересную. Остальные 5 семейств – те самые «быстроходные копытные» с четырьмя желудками на лицо.
Что касается обилия желудков, то проблема «травоядного» метаболизма заключается в том, основная масса растительного сырья абсолютно для позвоночных не питательна. Питательной грубая растительная клетчатка является только для симбиотических микроорганизмов, разведением новых пород которых когда-то занялись ещё казеиды. Ныне это чрезвычайно сложное сообщество метаногенных архей, грибов, простейших и бактерий, которые, для начала, разделив обязанности, превращают съеденную траву в собственную биомассу. А вот она-то и служит пищей травоядным.
...То есть, парнокопытные не изобрели ничего нового принципиально, добавив однако, к трём желудкам ещё и четвёртый – книжку. Первый желудок – рубец – служит для хранения пищи с её одновременной ферментацией, – первичной обработкой бактериями. Второй, именуемый «сеткой» отдел – фильтр, не пропускающий дальше крупные частицы пищи. Они возвращаются в рот для дальнейшего измельчения. Ведь, сами микроорганизмы не имеют зубов. Бактерии только поглощают из среды уже растворённые вещества.
Состоящая из лепестков «книжка» осуществляет отжим лишней жидкости (её нужно экономить) и уже пригодных для усвоения питательных веществ. Лишь после этого пища попадает в сычуг – обычный желудок, для большинства позвоночных единственный. Там происходит переваривание… уже, главным образом, симбионтов.
Система из четырех желудков кажется громоздкой, но позволяет парнокопытным извлечь больше питательных веществ из той же массы пищи, чем это могут сделать слоны или, например, лошади… Да. Непарнокопытные, разумеется, приняли вызов (а куда деваться) и тоже начали разрабатывать быстроходные виды. Но в конкуренции, в силу худшей экономичности, потерпели поражение. Африканская зебра ныне единственный процветающий вид непарнокопытных.
